Здесь, под небом чужим - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 48

Конечно же, умение толково вести боевые действия – наука куда более сложная и нужная, чем умение красиво говорить и тем более блюсти воинскую ленинскую дисциплину, но командир на эту тему распространяться не стал, сказал лишь:

– Время учит нас не только этому…

– Особенно когда во главе нашей революции стоит такой человек, как Владимир Ильич Ленин.

Тут уж перечить комиссару совсем было нельзя – это могло стоить головы.

Когда до гусарского полка, находившегося в походном строю, оставалось метров сто, сотня, так красиво идущая под красным знаменем, неожиданно начала расползаться – она располовинилась, одна часть пошла в одну сторону, вторая в другую и перед гусарским полком оказались тачанки.

В следующее мгновение загрохотало, дробясь и рассыпаясь, будто хрупкое стекло, пространство – только брызги в разные стороны полетели. Пулеметы работали в унисон, дружно – стук их слился в один общий голос.

Командир гусарского полка, рассеченный очередью пополам, свалился на холку коня мертвый, комиссара пули вовсе выбили из седла, только длинные ноги его мелькнули в воздухе, и комиссар шлепнулся в бурьян. Пуля раскроила ему череп, розовое мозговое месиво обсыпало коверкотовую гимнастерку от воротника до низа. В первую же минуту махновской атаки погиб и начальник разведки.

Строй красного гусарского полка смешался.

Часть гусаров повернула назад, и за ней погнались махновцы, часть вскинула руки вверх – гусары решили сдаться на милость победителей.

Всего в плен попало более двухсот человек.

– Все, считай, мы вышли из подполья, – сказал вечером на заседании штаба Махно. Был он бледный, нечесаный, густая грива копной свалилась ему на плечи, придала батьке неряшливый вид, – теперь красные от нас не отступятся. В этих условиях у нас есть только один выход – укрупняться.

Начальник штаба Белаш поддержал батьку.

– Следующий удар нанесем по уездному городу Александровску, – произнес Махно и неожиданно умолк – вспомнил начальника Александровской варты Мазухина… Лихо разделался с ним Ермократьев. Хорошие были времена. Не то что сейчас…

Ударить по Александровску Махно решил не случайно. Недалеко от Александровска, в подполье на гумне у одного верного человека, долечивался и приходил в себя после ранения Трофим Вдовиченко – один из наиболее приметных помощников Махно. Он был так же дорог батьке, как и Алексей Марченко, и Василий Куриленко, и Виктор Белаш – немногие оставшиеся в живых его соратники.

Кто-то выдал Трофима. Ночью приехали чекисты, арестовали его и увезли в уездный центр. Потому батька и хотел ударить по Александровску.

Белаш озадаченно почесал рукою щеку.

– Сил у нас для этого маловато, Нестор Иванович! Все-таки уездный центр, город, красных там как перца на чердаке.

– А ты забыл, как мы пятнадцатью саблями брали города?

– Молодые были…

– Хочешь сказать, что мы постарели? Стали дураками? Не-ет, Виктор!

Вскоре Махно узнал в деталях, как происходило дело с Трофимом. Вдовиченко вместе со своим напарником Антоном Матросенко сидел не на гумне, а в хате и собирался обедать, когда хата была окружена. Раненый Вдовиченко уже двигался на поправку, начал выходить на улицу – по ночам по полчаса стоял на свежем воздухе, прислонившись спиной к стенке клуни и молча разглядывая звезды, – он вообще в последнее время сделался молчаливым, потом, кряхтя подавленно, горбясь, залезал либо в подвал, либо на сеновал и затихал там до утра.

Своему напарнику Матросенко он говорил не раз:

– Надо спешно сколачивать отряд, Антон, и идти на соединение с батькой. Пора.

Сколотить отряд он не успел. Едва хозяйка поставила перед ним большую миску с борщом, в котором крутой белой горой плавал большой шмат сметаны, как Вдовиченко увидел, что через плетень перескочило сразу несколько человек в кожаных куртках.

– Антон! – позвал Вдовиченко напарника. – К нам пожаловали гости. Незваные. – Он с жалостью глянул на хозяйку. – Вам надо спрятаться. Ежели что случится – валите все на нас, скажите, что варить борщи мы заставляли силой. А пока спрячьтесь куда-нибудь. В подпол хотя бы…

Но подпола в доме не было, – значит, и прятаться некуда. Если только за печку – может, спасет, глиняная, кирпичная, теплая?

На улице грохнул выстрел, пуля расколола стекло на кухне и всадилась в стену.

Вдовиченко достал маузер. Был он спокоен, губы плотно сжаты.

– Кто знает, может, это и есть наш последний и решительный… – проговорил Матросенко озабоченно, выгреб из кармана горсть патронов.

– Долго мы с тобой, Трофим, не продержимся.

На улице громыхнуло сразу несколько выстрелов. Стреляли из-за поленницы – десятка полтора человек спрятались там. Швырнуть бы гранату – от поленницы ничего б не осталось, пиленые чурбаки разлетелись бы во все стороны, как воробьи, и незваные гости оказались словно на ладони, видны со всех сторон. Но гранат не было.

Неожиданно Вдовиченко увидел одного из чекистов, неосторожно высунувшегося из-за поленницы и тут же взял его на мушку. Маузер громыхнул, будто пушка, чекист, приготовившийся перебежать с одного места на другое, подпрыгнул и распластался на земле.

В ответ из-за поленницы грохнул целый залп. Окно на кухне вылетело вместе с рамой. Сунуть в эту дыру гранату ничего не стоило, Вдовиченко даже застонал от бессилия. Выругался матом и прокричал напарнику:

– Держи заднюю стенку – как бы к нам со стороны сада не зашли!

Впрочем, Матросенко без всяких подсказок знал, что надо делать, – он уже уложил двух подползавших к дому чекистов.

Бой длился минут двадцать. Взять дом приступом чекисты так и не сумели. Все решило другое – Вдовиченко был ранен в голову и свалился под стол на кухне.

Его напарник отстреливался до последнего. Когда все патроны были израсходованы, он вытащил из нагрудного кармана гимнастерки последний патрон – именной, как говорил он, – и пустил пулю себе в голову.

Так закончился этот бой.

Трофима Вдовиченко, который находился без сознания, увезли в Александровск и там, в подвале, расстреляли. Узнав об этом, Махно отменил атаку на город.

Вечером батька напился – ему было горько, как никогда…

Через несколько лет Аршинов-Марин издал в Берлине книгу, в которой привел список из двадцати восьми фамилий. Это были махновские командиры, среди них – несколько очень известных. Как, например, Семен Каретников (в разных источниках его фамилия звучит по-разному: одни называют его Каретником, другие Каретниковым, третьи еще как-то, но все сходятся в одном – это был самый талантливый махновский военачальник). Аршинов-Марин написал: «Каретников – батрак из Гуляй-Поля, образование начальное, расстрелян красными в Мелитополе в 1920 году».

Следом автор поставил фамилию Алексея Марченко, указав, что он «крестьянин из Гуляй-Поля, анархокоммунист с 1907 года, образование начальное, убит красными в январе 1921 года в Полтавской губернии».

Далее по списку:

«Григорий Василевский – крестьянин из Гуляй-Поля, образование начальное, убит красными в Киевской