Иван Бережной - Два рейда Страница 49

— Как ты сказал? По-немецки? — переспросил я ездового.

— Так я ж говорю — по-немецки, — уточнил Борисенко. — Немцы не растерялись, как полоснут из пулемета. Смотрим, старший лейтенант — брык на землю. Ну, думаем, капут. Тут начал действовать Барсуков. Открыли огонь. Нескольких гитлеровцев убили сразу, остальные — наутек. Мы за ними… Ни одного не упустили. Расправились с фашистами и побежали к старшему лейтенанту, а он уже вытащил из-под дрезины двух фашистов и допрашивает…

Слушаю рассказ Борисенко и ничего не понимаю. Чертовщина какая-то. Видимо, он что-то путает или преднамеренно преувеличивает. Откуда Колесников знает немецкий язык? Несколько дней назад, во время боя второго полка за Шевню, к нам перебежал экипаж немецкой бронемашины. В составе экипажа были: француз Мишо Легре — механик из Марселя и два бельгийца. Колесников принимал перебежчиков и, я сам видел, свободно с ними объяснялся по-французски. А теперь выясняется, что он знает и немецкий. Что же он, в конце концов, за человек, этот мой помощник?!

— Где сейчас старший лейтенант? — спросил я ездового.

— В штабе дивизии. С сержантом Барсуковым повел пленных, — ответил Борисенко.

Не дожидаясь возвращения Юрия, я пошел в штаб дивизии. Несмотря на позднее время, в штабе работа шла полным ходом. Василий Александрович Войцехович с помощью переводчика Вальтера Вруна допрашивал пленных. Колесников стоял у двери и оживленно беседовал с маленьким, шустрым человеком в берете, с трехцветными полосками, нашитыми на рукаве. Это был француз Мишо Легре. Он весь сиял. На Колесникова смотрел, как на старого знакомого…

В полк мы возвращались с Юрием. Он подтвердил, что все произошло именно так, как рассказал Борисенко. Как только дрезина с гитлеровцами приблизилась метров на двадцать, он крикнул, что они окружены партизанами, и предложил сдаться. Немецкий пулеметчик выпустил очередь, но промахнулся. Юрий залег между рельсами и первым же выстрелом из маузера уложил пулеметчика.

Колесников рассказывал с веселым задором, жестами показывал, как действовал сам и как вели себя немцы.

Наблюдая за старшим лейтенантом, я все больше убеждался, что он не новичок в партизанских делах»

Откровение друга

Рассветало. В штабе, кроме часовых, все спали. В комнате чуть мерцала керосиновая лампа. Мы с Юрием тоже легли на пол, устланный соломой, укрылись одной шубой. Но сон не приходил.

С полчаса лежали молча, думая каждый о своем. Мой попомощник, видимо, находился под впечатлением выполненного задания. Мои же мысли были о нем. Меня разбирало любопытство. Лежит человек рядом, чувствую тепло, исходящее от его тела, а что он представляет, какую прожил жизнь, что думает, — для меня темная ночь.

Наконец я решил нарушить молчание.

— Юра, — спросил я его, — расскажи о себе.

Колесников долго не отвечал, казалось, даже дыхание затаил. Молчание затягивалось. Мне стало неловко от своей назойливости.

— Если не хочешь, не надо… Прости, — поспешил я извиниться.

— Почему же? Можно и рассказать, только это длинная песня, — отозвался Юрий после короткой паузы. — Жизнь моя во многом расходится с твоей…

И Колесников рассказал о своей нелегкой, но удивительной жизни.

Детство его прошло в небольшом городке Белграде на юге Бессарабии. До 1940 года там хозяйничали румынские бояре. Семья жила бедно, но отец и мать решили дать сыну образование, Это оказалось нелегким делом. За учебу в лицее надо было вносить солидную сумму. Что-то около трех тысяч лей в год. Юра видел, с каким трудом матери доставались деньги, поэтому во время каникул, когда его сверстники уезжали отдыхать, поступал на работу.

Однажды на окраине города приземлился самолет. Посмотреть на диковинную машину собрались почти все жители Болграда. Юре впервые удалось увидеть самолет. Да не только увидеть, но и пощупать. С тех пор в нем загорелась страсть стать летчиком. Где бы ни был, что бы ни делал — всегда думал о самолете. В старших классах лицея увлекся авиамоделизмом. А когда в Болграде организовали филиал румынского общества содействия авиации, первым вступил в это общество. Мать смотрела на сына печальными глазами и твердила: «Не быть тебе летчиком, ведь ты бессарабец, бедняк». Юра только посмеивался над казавшейся ему наивностью матери. Верил, что в стране, где «все делается королем, — как им твердили, — для народа», возможно достижение любой цели. Для них, молодых, король был чем-то вроде бога на земле. Законом для таких, как он, было: «Любить короля, бояться бога, охранять герб». И не удивительно, когда была создана профашистская молодежная организация «черчеташие» — Юра по примеру товарищей вступил в нее. Это было модно. В праздничные дни юноши расхаживали по улицам города и распевали гимн: «Да живет наш король в мире и почете…»

Казалось, никакие невзгоды не поколеблют его веры во всемогущество и доброту короля.

Желание стать летчиком было так велико, что он решил заработать денег и ехать в Бухарест в летную школу. Но это оказалось делом не из легких. Поступил на работу к одному владельцу магазина. И тут впервые столкнулся с несправедливостью. Жадность хозяина не имела границ. Он шел на любую подлость ради наживы: обвешивал покупателей, старался всучить им негодный товар, обманывал на каждом шагу. Юра не захотел быть помощником в грязном деле хозяина. Поскандалил и ушел.

Уйти было легко, но найти новую работу оказалось невозможным. Его бывший хозяин имел большое влияние на местные власти. Пускал в ход клевету и подкуп.

Все же нашелся один добрый человек — владелец небольшой типографии. По просьбе матери он согласился взять Юрия наборщиком. У парня зародилась надежда приобрести специальность печатника. Тогда можно накопить денег для поездки в Бухарест. Мечты, надежды! Но им не суждено сбыться. Откуда-то пронюхал полицейский сыщик, что Юру хотят взять в типографию. Он зашел к владельцу типографии и, как бы невзначай, разговорился, что вот, мол, пошла молодеж, хозяев избивают. Это он намекал на скандал Юры с лавочником.

— Это у них в крови, — продолжал сыщик. — Знаете, у этого юнца, Юрия, дед старый бунтовщик? Как, вы не знаете? Это он стрелял в румынскую власть в Хотыне, сорвал с городской управы и топтал ногами герб его королевского величества… Да, много грехов на душе деда. Хе-хе! Мы все же упекли его… Двадцать годиков, как часы, откаторжничал.

Владелец типографии понял, к чему идет разговор, а сыщик продолжал:

— Да и двоюродная сестричка этого голодранца якшается с коммунистами. Готовили заговор против короля. Хотели открыть границу для большевиков. Одним словом, «красная».

Сыщик дал понять, что власти не допустят, чтобы в печатном заведении работал «красный».

Разговор с сыщиком Юрию передал владелец типографии.

— Сожалею, очень сожалею, но принять на работу не могу. Сам понимаешь, возьму, а меня потянут в сигуранцу. С политической полицией шутки плохи, — сказал он в конце.

Юра понимал его, однако было обидно. Что делать? По-видимому, тогда он первый раз задал себе вопрос: «Действительно ли такой уж добрый и вселюбящий король, каким его представляют? Если да, почему он терпит такие непорядки?» До его сознания тогда еще не доходило, что это все известно его королевскому величеству…

Потеряв всякую надежду получить работу в Болграде, решил ехать в Бухарест. Мать собрала чемодан, отдала ему последние гроши и проводила в путь искать счастья.

Большой город произвел на парня ошеломляющее впечатление. Улицы переполнены народом. Одни спешат на работу, другие. праздно разгуливают. Витрины магазинов крикливо предлагают разные товары. Наблюдая за всем этим, он почувствовал себя маленьким, несчастным, никому не нужным в огромном мире.

Финансы Юры не позволяли долго размышлять о благах городской жизни. В кармане лежало несколько лей. Если расходовать экономно, их хватит дней на пять. За это время надеялся подыскать работу. Но увы! Скоро ему пришлось разочароваться в этом. В столице хватало своих безработных.

Начались мытарства. Прошла неделя, в кармане — ни гроша, а обессиленный голодом провинциальный парень продолжал упорно разыскивать работу.

Однажды, шатаясь по улицам и размышляя над своим положением, Юра, незаметно для себя, оказался у вокзала. Площадь гудела возбужденными голосами. Только что пришел поезд. Пассажиры, обремененные чемоданами, высыпали из вокзала.

— Носильщик, носильщик! — выкрикивали одни.

— Такси, такси! — взывали другие.

Юру осенила мысль. Он подбежал к толстяку, стоявшему враскорячку возле трех огромных кожаных чемоданов:

— К вашим услугам, господин.

Тот удивленно посмотрел на паренька, потом на чемоданы, как бы прикидывая, под силу ли такому тощему юноше груз. Но Юра, не ожидая разрешения, снял брючный ремень, связал им два чемодана и перекинул через плечо. Чемоданы были настолько тяжелые, что он чуть не упал. К счастью, толстяк в это время огромным платком вытирал свою жирную, потную шею и не заметил этого.