Александр Сабуров - Силы неисчислимые Страница 49

Но раз Лунц вызывает, значит, что-то очень важное. Связываемся. Борис сообщает: «По курсу видны костры. По количеству огней и их конфигурации они полностью соответствуют тем, какие должны выложить партизаны. Но не садись. Это немцы!»

Действительно, партизанский аэродром оказался дальше. Мы благополучно приземлились у Ковпака и пожаловались ему, что вот какая чуть не случилась петрушка — могли сесть в гости к немцам.

Ковпак нахмурился, сердито покрутил головой, а потом успокоил:

— То, хлопцы, бывает… Мы ж для фашистов беспокойные соседи, вот они от такой беды что-то придумывают, надо ж им как-то спасаться… Но вы отдыхайте себе спокойно… Я пошлю туда своих молодцов. На обратном пути гитлеряки уже вам светить не посмеют, не до того им будет.

— Между прочим, — улыбается Слепов, — Ковпак слово сдержал. Когда мы летели домой, никаких костров на нашем пути уже не было… Но наш Боря Лунц молодчина! Не побоялся демаскировать свой самолет, пошел на связь со мной, чтобы предупредить об опасности. Кто знает, чем бы кончился тот рейс, если бы не он…

Случилось так, что уже в конце войны Слепов был сбит, попал в плен. Чудом остался в живых: спас советский врач, сделавший ему, вполне здоровому человеку, операцию и сообщивший коменданту лагеря о том, что этот летчик безнадежен. После долгих мытарств Слепов вернулся к своим и снова стал летать.

И сейчас многие пассажиры Аэрофлота могут увидеть Николая Слепова за штурвалом самолета. Они вручают свою жизнь в очень надежные руки одного из лучших пилотов гражданской авиации, бывшего партизанского летчика Николая Слепова, с которым и по сей день нас связывает самая горячая дружба.

Полной противоположностью худощавому, рослому Слепову выглядит коренастый крепыш Виталий Иванович Масленников. До войны он был одним из лучших полярных летчиков. Опыт работы в полярной авиации пригодился ему в полетах к партизанам. Не было случая, чтобы он не достиг заданной цели. Вероятно, партизаны соединения Михаила Ивановича Дуки не забыли, как летчик Масленников отыскал их, когда бригада попала во вражеское кольцо. Несколько часов бороздил ночное небо самолет, пока не обнаружил ведущих бой партизан. Мешки с боеприпасами и батареями для рации были сброшены как нельзя более своевременно.

Виталий Масленников позже командовал полком ночных бомбардировщиков.

Драматично сложилась судьба Николая Антоновича Лужина. Он был авиационным штурманом, побывал уже в ста пятидесяти боевых полетах, когда над железнодорожным узлом Быхов его бомбардировщик был сбит вражескими истребителями. Командир корабля Григорьев, второй пилот Варывдин, штурман Лужин, бортмеханик Павлушев, стрелок-радист Авдеев и бортстрелок Хабибарахманов выбросились с парашютами.

Раненный и обожженный, Николай Лужин пришел в себя уже на земле. Приземлился неудачно — вблизи немецкой заставы. Сразу же поднялась неистовая стрельба, но Лужину удалось уползти и спрятаться в перелеске. Здесь его, совершенно беспомощного, нашел какойто старик — местный житель, перенес подальше в лес. Сюда же он чуть позже привел Авдеева.

Похоронив товарищей, друзья попытались перейти линию фронта. Не удалось. И тогда они решают организовать партизанский отряд. Вскоре отряд под командованием Николая Лужина и комиссара бывшего стрелкарадиста Авдеева уже насчитывал тридцать человек.

Отряд летчиков, как наши люди называли эту боевую группу, более пяти месяцев действовал во вражеском тылу, устраивал засады на дорогах, уничтожал связь, вел разведку. Герои-летчики сумели и на земле найти свое место в боевом строю.

Штурман ВВС и бывший партизанский командир Николай Лужин ныне заслуженный штурман-испытатель СССР.

Я бы еще много мог рассказать о летчиках, приносивших к нам на крыльях своих самолетов материнскую любовь и заботу Отчизны. Но уверен, что об этом лучше и полнее расскажут в своих воспоминаниях сами летчики. Все партизаны с нетерпением ждут такую книгу.

…В феврале 1966 года нас пригласили в московскую школу № 491. Комсомольцы и пионеры создали здесь музей боевой славы 101-го авиационного полка дальнего действия.

Входим в празднично убранное здание. Всюду красные флаги, красные галстуки, красные транспаранты…

Медленно иду по коридору и читаю свежие надписи на дверях классов:

«Отряд имени Героя Советского Союза Бориса Лунца».

«Отряд имени Героя Советского Союза Виталия Масленникова».

«Отряд имени Героя Советского Союза Алексея Буланова».

«Отряд имени заслуженного штурмана-испытателя СССР Николая Лужина».

Гремит оркестр. Всюду взволнованные лица. Волнуются дети. Волнуются те, чьи имена любовно выведены на маленьких табличках: «Отряд имени…»

Я знал и видел этих людей тогда, когда они на израненных самолетах дотягивали до партизанских площадок, когда, сомкнув строй, хоронили своих товарищей, когда вместе с нами отбивали атаки фашистских войск. Эти люди поистине железной воли умели сжать свои нервы в кулак, глубоко упрятать свою боль, чтобы сохранить одно непреодолимое стремление: отомстить ненавистному врагу!.. Они смотрели смерти в глаза и ни разу не дрогнули перед ней. А сейчас в глазах этих несгибаемых людей поблескивают слезы…

Мои поседевшие боевые друзья… Они прошли огромную школу борьбы. За их плечами тяжелые испытания, кровопролитные бои. Они и сегодня в едином строю с новым поколением советских людей.

И как символ неувядаемости героических традиций в притихшем зале боевой славы прозвучали слова Валентины Степановны Гризодубовой:

— Пионеры! К борьбе за дело партии Ленина — будьте готовы!

Над залом, над школой, казалось, над всей землей пронеслось звонкое, молодое:

— Всегда готовы!

В Ново-Васильевске во всех домах, где уцелели русские печи, выпекали хлеб, сушили сухари. В десяти кузницах от зари до зари подковывали лошадей, ремонтировали пулеметные тачанки и обозные телеги. Тачанки и телеги проверялись под тяжелой кладью по бездорожью, и, если выявлялся хоть малейший скрип, все начиналось сначала.

Партизаны саперной части готовили надежные канаты из конопли и тросы из проволоки, распиливали на доски толстые колоды, сбивали щиты — все это пригодится при переправах через реки.

Надо было заготовить большой запас гвоздей, скобы разных размеров, цепи. И откуда только не доставалось железо для этих надобностей. Лазили даже на дно полноводной Десны, куда при отступлении сбрасывалось много разного добра, в том числе и кровельное железо. Ходили по ночам спиливать телефонные столбы, снимали с них толстую проволоку и делали из нее гвозди.

Саперы хорошо понимали свою задачу. Им предстояло переправить через Десну, Днепр, Припять не одну тысячу людей, несколько сот повозок, кавалерию, артиллерию. При этом никто из нас не мог сказать, сколько же времени отпустит нам враг на эти сложнейшие операции.

Большая ответственность ложилась на наших снабженцев. Им надлежало поднять огромное хозяйство: необходимый запас патронов, мин, снарядов, взрывчатки, продуктов питания, медикаментов, фуража. А наш штаб беспощадно резал все заявки хозяйственников, касающиеся количества подвод. У штаба был прямой и точный расчет: каждая повозка в походе занимает пять — семь метров. Следовательно, тысяча повозок растягивает обоз на пять — семь километров.

Дел невпроворот. И все их нужно было утрясти до выхода в рейд. Много думали над тем, как лучше вывести соединение из тех мест, где мы сейчас базировались. Ведь мы продолжали оставаться во вражеском кольце, три полка оккупационных войск блокировали нас со всех сторон. Мы с Ревой, взяв две роты партизан, переправились через реку Знобовку. Решили проверить, может, здесь, среди болот, нам удастся проскочить незамеченными. Направление это соблазняло: неподалеку Хильчанский район, пошли бы лесами, минуя населенные пункты.

Немцы оказались там, где мы меньше всего их ожидали, — среди болот. Наше появление вызвало такой огонь, будто у гитлеровцев там какой-то неиссякаемый родник боеприпасов.

Оттягиваем роты в лес. Наказываем командирам потихоньку тормошить немцев, чтобы они постреляли побольше и тем самым раскрыли свою огневую систему, а сами направились в Ново-Васильевск. Долго до нас доносились злобная трескотня пулеметов, уханье мин и снарядов, лязг гусениц танков, которые еще при нас начали утюжить лежащие между болотами поля с неубранной пшеницей.

Мы не опасались, что враг решится пойти в лес — побоится партизанских засад и мин. И действительно, немцы ограничились яростной стрельбой. Наши же отвечали одиночными выстрелами: партизаны просто давали знать противнику, что они на месте и никуда отходить не собираются.

Мы с Павлом прислушивались к перестрелке и не спеша ехали по берегу Знобовки. Был теплый вечер. На лугу еще порхали бабочки, не стихал птичий гомон. Мы то и дело ныряли в блестящие сети кружевной паутины — бабье лето было в разгаре. Над Ново-Васильевском все еще дымили трубы: жители не теряют времени, работают в две смены, пошла вторая выпечка…