Михаил Дроздовский - Дневник Страница 5

До 3-х часов ночи писал письма.

28 февраля.

Около 12 приехал в Соколы. Одну броневую сдали румынам, продали три броневых машины, но дешево за бензин и деньги. Зато имеем не менее 200 пудов запаса только в батарее. Эшелоны 4 и 5 ушли, грузится 6-ой. По-видимому не все поместится в эшелон — дал указание все худшее и менее нужное продать. Вернулся в 12½ в Управление — сведение, что немцы заняли Раздельную и станции дороги; Украинцы пристально следят — сказал Федоров. Просил распустить завтра слух, что, сосредоточившись на сев. — вост. от Кишинева, пойду на Рыбницу, Балту, Ольвиполь на соединение с поляками. Авось надую немцев, хотя сомнительно; положение в общем тяжелое — слишком поздно уходить. Офицер 2-ой бригады не может сегодня ехать, и чтобы не задерживать уход, взял 75 т. руб. за 120.000 лей для уходящих с собой. — Выехали из общежития в 2½ часа. Мигай остался, чтобы взять Лаурин-Клемент[19]. — будет нагонять. Я с Неводовским[20], Храповым и пом. шофера пошли вперед на Пирсе[21]. До границы раза три останавливали с пропусками. В Унгенах нагнали броневиков на переправе; возня с комендантом, детально проверяющим машины. Ступин, наскочив на Пакар на переднюю машину, разбил фонари, помял крыло; с машиной что-то не в порядке — ее буксировали; остался сзади еще и грузовой Пакар. Погода хмурится, начинает накрапывать. Дорога дрянь, ухабы.

От Унген на Пирсе ушли значительно вперед. Хоть-ли сегодня попасть в Кишинев (остальные решили ночевать в дороге), но остановки с пропусками, две лопнувших шины и плохая дорога — задержали — уже темнело, часов в 8–8½ приехали в Калараш; фонари не горят, ночевать в Кишинев негде. Решили искать приюта у священника (благочинный), там ликвидационная комиссия 27-го тяж. дивиз.; напоили чаем, покормили, устроили на ночлег на походных кроватях. Разговоры на темы пережитого, хозяйничанье большевиков, приход румын.

Дождик, дорога немного грязнится.

1 марта.

Насморк и бессонница продолжают изводить. Хозяева артиллеристы напоили чаем. Выехали около 11. На подъеме в Калараш долго возились по скользкой мокрой дороге, буксовали колеса, долго надевали цепи, в остальном добрались до Кишинева без приключений около 2 часов дня. Прямо в штаб 2-ой бригады. Сдал деньги, по-видимому присоединится мало — несколько десятков — результат работы руководителей и прямо отговаривающих и затрудняющих и всячески работающих против (особенно, говорят, Асташев и Ракитин[22]); вообще состав оставляет желать лучшего — распущены, разболтаны. В 6-ом часу узнал о прибытии горного и кав. эшелона — было столкновение на одной станции, кажется Калараш, с румынами, выславшими роты, выставившие пулеметы; у нас ответили тем-же выставлением пулеметов с лентами; одному румынскому офицеру дали затрещину, разошлись миром, румыны ушли и больше не занимались провокацией.

2 марта.

Утром в 11½ в помещении 4-го полка собрались офицеры — говорил о том, что обязаны прийти все, но что не гонюсь за числом, нужны только мужественные, твердые, энергичные, нытикам не место; кто идет — пусть поторопится присоединиться сегодня и завтра утром[23].

К утру собрались на вокзале все эшелоны окончательно. Вчера вечером пришли автомобили, сегодня днем броневой взвод. Заглянул к автокоманде представитель Сфатул-Церия, хотел реквизировать — указали, что первая добровольческая бригада и выставили. Шакалы!

Войналович уехал днем на Пирсе (Кейс неисправен) боюсь, чтобы без него не вышло скандала. Кажется, под давлением румын должны были первые роты (1-ая и 2-ая) перейти в Дубоссары при неизвестной обстановке и могли быть отрезаны немцами, а мост закрыт румынами. Сказал во чтобы-то ни стало сидеть на переправе верхом, обеспечив обратный уход передовой части через мост.

На вокзале склад имущества; не на чем вывозить; продовольствие, обмундирование, оружие, боевые припасы; распоряжений ясных не оставлено, вообще с грузами хаос; приказал, что возможно, поднять, отобрав необходимейшее, прочее уничтожить или продать, поручить это старшему из оставшихся при обозах офицеров, капит. Соболевскому. Некогда тут заниматься устройством складов и их перевозкой в несколько оборотов.

Агитация против похода изводит, со всех сторон каркают представители генеральских и штаб-офицерских чинов; вносят раскол в офицерскую массу. Голос малодушия страшен, как яд. На душе мрачно, колебания и сомнения грызут, и на мне отразилось это вечное нытье, но не ожидание встречи с ней. А все же тяжелые обстоятельства не застанут врасплох. Чем больше сомнений, тем смелее вперед по дороге долга…

Только неодолимая сила должна останавливать, не не ожидание встречи с сей. А все же тяжело. К 5-ти часам все части, кроме обоза, ушли вперед. Завтра повожусь с уходом местных офицеров, увозом грузов, а там утром 4-го и сам вперед.

3 марта.

Вечером разговор у Кейданова с офиц. 2-ой бригады и Трахтенбергом, что много, почти все пошли бы, если бы приказали, но когда начальство объявило, что подписки уничтожаются, свободны не идти с нами, а одиночно — пошло очень мало… Все наделал главным образом наш штаб и штаб 2-ой бригады; впрочем, все к лучшему. — рвани не нужно. Сильная мысль — всех на подводы, а на многих подвод не хватит. Получил донесение, что Дубоссары заняты нами. Об австро-германцах ни слуху. Большевики бежали, 4-х захватили из комитета, один из коих раньше хвастался, что убил 10 офицеров и 1 архиерея. Верстах в 45 севернее Дубоссар есть сведения — поляки. Пошел разыскивать, чтобы связаться. Днем хлопоты с отправкой обоза, Румыны требовали в 12, ругался, злился, выторговал в 2 часа. Остатки продуктов и вещей продаем.

Часов с 5 шла нагрузка камионов (грузовиков), кончившаяся в темноте. Завтра будет окончательная продажа оставшегося.

Вечером собираюсь быть в оперетке, отдохнуть, «Цыганская Любовь». Когда еще придется!

А сомнения грызут, чем бодрее дух идущих офицеров, чем больше обрисовывается разница между нашими и Кишиневцами, тем больше жжет ответственность. Туда-ли и так-ли веду их.

Можно возгордиться — как боятся нас и румыны и Сфатул-Церий — смешно: мы кучка людей, никогда нельзя бы подумать.

4 марта.

С утра заботы о ликвидации запасов — интендант заболел, поручил его помощнику, поездка на вокзал, приказ снять караул и присоединяться. Продали Пакар и Кейс за 12.000 рублей.

Только в 16 часов выступила колонна. Минеры[24] с помощником интенданта и тремя чинами караула нет. Вытянув колонну, ушли вперед. Прибыли в Дубоссары в 18 — здесь все части отряда, на правом берегу ничего. В Криулянах обогнал наш обоз (6-ой эш.) и скот. В Дубоссарах разместились хорошо. О немцах ни слуху. Несколько большевиков арестовано. Жители довольны, из Григориополя накануне присылали от сельского управления с просьбой их освободить; послали несколько человек — большевики бежали. Настроение хорошее, и себя чувствую бодрей — бодрей смотрю на будущее.

В 11 — ужин. Артиллеристы чествовали Неводовского, своего училищного офицера — засиделись до 2-х часов.

5 марта, Дубоссары.

Проснулся рано, яркое солнце. Австрийцев нигде не обнаружено. Все улыбаются. В 11 часов собрание[25] старших начальников для реорганизации отряда, обоза (все на повозки); сокращение числа автомобилей — командировка продать часть и на это купить бензин; пьянство офицеров, попытки насилий, самочинные аресты; сепаратистические течения: в артиллерии, у конно-пионеров и т. п. — непривычка, вернее отвычка повиноваться.

К вечеру вести о разъездах австрийцев, человек в 20–25, в Ягорлык и у Окны. Положение затрудняется нежелательностью столкновений. Сведения от жителей — (может и врут), — но про разъезд у Ягорлыка очень достоверное изложение факта. Около 23 ч. приказал послать взвод на Ягорлык немедленно. В бой не ввязываться, а если пойдут в Дубоссары, — заманить. Решил приготовить все к выступлению 6-го вечером. Поживем, увидим — утро вечера мудренее.

6 марта.

Утром донесение от разъезда, что в Ягорлыке был австрийский офицер с двумя всадниками, который тогда же вечером ушел. Разъезд остался в Ягорлыке, выслав дозоры. По словам жителей верстах в 20 севернее Ягорлыка есть человек 300 австрийцев.

Все утро хлопоты с отсылкой лишних автомобилей на продажу, подготовкой частей к выступлению; упорная борьба с сепаратистами, желающими все делать по своему; не привыкшими к точности. Приучаю к исполнительности. В 4 часа дня посылаем конницу и броневики вперед с целью разведки и обеспечения; Войналович упорно хотел придать горный взвод, проявил феноменальную настойчивость; все же не согласился — сейчас он там, как пятая нога собаке. Главное еще не сформировался.