Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою Страница 52

5 июля 1943 года: к огню русской артиллерии приба­вилась гроза с проливным дождем. Мы не спали всю ночь. Мы отвечали за охрану всех тех, от действий кото­рых в последующие часы многое зависело. Если бы Ива­ны провели удачное нападение, последствия были бы тяжелыми. Выпадение поста наведения авиации, пере­довых артиллерийских наблюдателей, поста артилле­рийской инструментальной разведки и многих других было бы неплохим подспорьем штабу противостоявше­го нам русского гвардейского корпуса. С ними нам было нелегко. Всю ночь движение и громкие шаги, как будто мы были не на передовой, а в глубоком тылу.

3.00. С часами перед глазами мы замерли на пози­ции, ожидая объявленного применения тяжелого воору­жения.

С точностью до минуты загремел весь немецкий фронт, нанося ужасный огневой удар. Высоко над наши­ми головами засвистели тучи снарядов. Цели для этой артподготовки определялись с помощью приборов ар­тиллерийской инструментальной разведки и пристре­ливались одиночными, как бы случайными снарядами в течение многих дней.

Пушки работали с бешеной скоростью — это была тяжкая работа для расчетов, это я знал по Демянску. Из-за главной линии обороны по небу потянулись словно нити, трассы реактивных снарядов. Простым глазом было видно, как вверх в тучи уходят неуклюжие ракеты, чтобы потом, когда у них сгорал маршевый заряд, об­рушиться вниз на позиции противника и их защитников. Может быть, нам еще придется увидеть солдат с разо­рванными легкими и без каких-либо внешних поврежде­ний погибших от разрывов этих ракет, прозванных нами «разрывателями легких». Обороняющиеся также могли сгореть во всепожирающем пламени зажигательной жидкости, которой начинялись увесистые ракеты.

На артподготовку ответила русская тяжелая артил­лерия, но на нее, на уцелевшие позиции, на скопления танков и другой техники противника уже заходили эска­дрильи пикирующих бомбардировщиков.

Тяжелые истребители Ме-110 элегантно пролетали между «хейнкелями» и «штуками», усиливая впечатле­ние от потрясающей картины. Сотни самолетов только в поле моего зрения! Но после выполнения своей жесто­кой работы они вернутся на аэродромы, заправятся, за­грузятся боеприпасами и снова полетят на врага! Всего в начале этой битвы техники действовала тысяча само­летов на узком участке фронта. Вид этой чудовищной разрушительной силы был прекрасный и ужасный одно­временно. Немыслимо, чтобы на позициях противника уцелел хотя бы один человек. Крупнейшая в военной истории битва техники началась. Во время этой огневой подготовки было затрачено больше боеприпасов, чем за Польскую и Французскую кампании, вместе взятые.

Словно из ложи мы наблюдали, как наша дивизия перешла в наступление. Непрерывно стреляя, наши «тигры» двинулись через заграждения противника. Не­смотря на огромное количество истраченных нами бое­припасов, противник оказывал ожесточенное сопротив­ление. Он знал точное время наступления, и это позво­лило ему отвести передовые части в укрытие и сохранить их для обороны. От одного артиллерийского офицера я узнал, что из-за предательства сроки наступления уже переносились два раза. Кажется, во всем этом были за­мешаны силы, о существовании которых в 1941 году мы и не догадывались.

В полдень я получил приказ оставить позиции пере­дового охранения и отойти на главную линию обороны. Ожидавший транспортер доставил нас в расположение нашей роты, находившейся на направлении главного удара, и, прибыв, мы сразу же пошли в атаку в пешем строю. Сопротивление здесь было слабым. Противник уже отвел свои силы и ожидал нас на второй и третьей линиях обороны.

Мы использовали обстановку и быстрым шагом от­меряли выигранное пространство. Минометы против­ника усилили огонь — это значило, что мы наступаем ему на пятки. С наступлением темноты мы выполнили поставленную задачу и окопались. До сих пор в моем отделении потерь не было. Подъехавшие саперы сразу же отгородили нас минами от внезапных нападений и обеспечили охранение на ночь. Посреди позиции свое­го отделения над своей ячейкой я развернул плащ-палатку от начинавшегося дождя, завернулся в одеяло и мечтал уже прикорнуть, как услышал свою фамилию. Черт возьми! Вызывает командир роты.

Командир роты оберштурмфюрер Шмоль сообщил мне, что командир батальона отдал приказ направить ночью два боевых разведывательных дозора до предпо­лагаемой линии обороны противника у железной доро­ги Белгород — Курск. Один из них приказано вести мне. Это меня нисколько не удивило.

Второй дозор вел унтершарфюрер Шулыд. В синем свете карманного фонарика мы тянули спички — кому какой маршрут разведывать. Я вытянул «короткую» — предстояло идти по более дальнему маршруту. Для вы­полнения этой задачи у меня было только половина от­деления. Вооружение — автоматы, лимонки. Оставили каски, противогазы, лопаты, штыки — все, что шумит и мешает бежать.

Я взял направление и определил расстояние по кар­те и компасу. Ориентиром было огромное зарево, идти до которого можно было несколько часов, а потом нуж­но было снова брать ориентир по компасу.

Мы пошли вперед, но вскоре были остановлены громким окриком:

— Стойте, стойте! Вы на минном поле!

Черт! Это круто! Каждый шаг может оказаться по­следним. Я приказал группе присесть, не опираясь ру­ками. После этого Шлусман вышел первым с минного поля по указанному саперами направлению. Один за другим мы без потерь покинули минное поле. Продол­жавшим работать саперам не было сказано, что в на­правлении противника пойдут разведгруппы.

Мы шли дальше, растянувшись в колонне на расстоя­нии видимости, то есть всего на два метра друг от дру­га. Ночь была такая темная, что не было видно, куда ста­вишь ногу. Стояла полная тишина, было слышно только шуршание травы под ногами и дыхание идущих за мной людей. Позади шел стрелок Карп, молодой кандидат в офицеры. Он проходил фронтовую службу, прежде чем быть зачисленным на офицерские курсы. Если меня убьют, он возглавит группу.

Легкий встречный ветер донес резкий запах махорки. Мы замерли. Иваны были прямо перед нами, но до шос­се, которое нам предстояло разведать, было еще дале­ко. При движении вперед запах махорки усиливался. И вдруг я чуть не споткнулся о человека. Приглядевшись, я увидел двух советских пулеметчиков, спавших у ручно­го пулемета. Карп хотел взять пулемет, но я отвел его руку. Я забрал его после того, как прошла вся группа.

Через некоторое время мы подошли к дороге, Ясно слышался шум моторов и лязг танковых гусениц. Чтобы не вызывать подозрения, мы шли почти открыто. По до­роге шли танки, судя по контурам, угадывавшимся в темноте, — Т-34, танкист приветливо помахал нам фо­нариком. Танки здесь были совершенно беззащитны, их можно было легко забросать гранатами, а потом быстро скрыться в наступившей суматохе. Но реальность бы­стро возвратила мои мысли на место. Восток быстро светлел. Сейчас было необходимо быстро возвращать­ся назад.

На компас рассчитывать не приходилось. Он показы­вал совершенно не те направления. Мы быстрым шагом покинули обочину шоссе и пошли в западном направле­нии. Ориентироваться нам помогал светлеющий восток. С помощью армейских часов со светящимся цифербла­том я засек, в каком месте появилось солнце в 6.00, и оно должно было быть у нас постоянно за спиной. С большой точностью мы вышли к исходному пункту, где нас уже с нетерпением ждали. Слова «Стой! Пароль!» сразу сняли с нас всякое напряжение. В штабе батальо­на я доложил об увиденном. Все совпадало с докладом другой разведгруппы. Ее командир унтершарфюрер Шульц на обратном пути поблизости от шоссе наступил на мину, и ему оторвало ногу. Его люди принесли его с собой, но с перевязочного пункта через некоторое вре­мя сообщили, что он истек кровью. А если бы я не вытя­нул короткую спичку? «Жизнь наша — игра в кости, и мы бросаем их каждый день».

В восемь часов мы пошли в атаку без артиллерий­ской подготовки и, почти не встречая сопротивления противника, к полудню вышли к шоссе. Неожиданно на склоне я встретил товарища по рекрутским временам, того самого Хубера Франца, который дал затрещину пруссаку за «народ придурков». Я наступал со своим от­делением, а он с расчетом своей 22-мм противотанко­вой пушки безнадежно застрял у подножия крутого хол­ма. Мы взялись все вместе и закатили длинноствольную «пушчонку» на высоту.

— Столько пота из-за такой игрушки! — сказал кто-то недооценивающе.

— Ты еще удивишься, когда увидишь, на что эта шту­ка способна! — защищал свое оружие Франц, прово­дивший испытания новинки.

На другой стороне шоссе мы окопались, получив за­дачу удерживать захваченные позиции. Пушка Франца осталась с нами. Сразу за шоссе шло резкое снижение местности, и мы далеко вперед просматривали мест­ность, занятую противником. Я приказал окапываться как можно лучше, потому что обстрела и атак русских было не миновать: они не позволят нам оставаться на этой «смотровой площадке». Справа внизу две наших роты вели бой за траншеи противника. Бой шел до по­лудня, но к вечеру все равно пришлось после минирова­ния эти позиции оставить, так как ночью удержать их было невозможно.