Николай Скоморохов - Резерв высоты Страница 52

Как только «мессеры» взмыли вверх, комиссар совершил новый маневр и скрылся от них. «Мессершмитты» сделали два круга над зеленым массивом и, не найдя По-2, ушли на север. «Кукурузник» снова взял курс на восток.

Но через несколько минут полета опять появилась пара «мессершмиттов».

Комиссар отвернул в сторону, и зеленый «кукурузник» слился с покровом местности. Но спрятаться надолго не удалось. «Мессеры» все же обнаружили самолет. Атаки последовали одна за другой. Вот выходит на огневую позицию ведущий, он уже на расстоянии восьмисот, шестисот метров… Ему уже можно открывать огонь, но фашист медлит и, словно коршун нацеливаясь на добычу, не спешит, предвкушая удовольствие. Повернешь раньше — опасно, позже — можно не успеть, и тогда эрликоновские снаряды разнесут хрупкий По-2. Пора! И самолет метнулся в просеку. Смертоносная трасса прошла мимо. Комиссар вывел По-2 из разворота, а в это время второй «мессершмитт» уже зашел для атаки, от него тоже нужно уворачиваться. Из просеки По-2 снова выскакивает на лесной массив. Комиссар удачно маневрирует, и фашисты теряют По-2 из виду.

Комиссар довернул самолет вправо, уменьшил обороты и крикнул:

— Возьми управление, руки онемели!

Старший лейтенант отработанными движениями проверил управляемость самолета и повел его на предельно малой высоте. Замелькали просеки, дороги; летчик взглянул на прибор скорости и с сожалением констатировал — мала.

Отдохнув, комиссар снова взял управление на себя и повел самолет метров на пять повыше. «Побаивается земли», — подумал летчик. Он хорошо помнил, что, когда сам после истребителя сел на «кукурузник», тоже не сразу научился «брить» самые низкие травы.

Освоившись, комиссар вскоре снова повел его на высоте пяти-шести метров над лесом. Вдали заблестела вода. В это же время летчик предупредил комиссара о новой опасности.

Пара «мессершмиттов» заходила в хвост По-2. С восьмисот метров почти одновременно они начали поливать По-2 раскаленным свинцом. Рвались снаряды; пули впивались в плоскости, больно жалили тело маленького «кукурузника». После одного из взрывов комиссар ощутил запах гари, мелкие осколки снаряда обсыпали левую нижнюю плоскость самолета. А в атаку заходила следующая пара «мессеров», они сближались, пока еще не открывая огня. Расстояние быстро сокращалось, но «мессеры» почему-то не стреляли. В чем дело? И куда запропастилась третья пара «мессеров»? В это время легкий удар в плечо. Комиссар взглянул на летчика, указательный палец которого, словно стрела, показывал вперед. Враг был и там. Комиссар замер: несколько трасс, словно соревнуясь, уже неслись в направлении По-2. Он на мгновение сжался, всем своим существом ощущая, как выпущенные двумя парами фашистских истребителей пули проходят через самолет и, сталкиваясь в его теле, взрываются. Комиссар бросил было самолет вправо вниз, но твердая рука старшего лейтенанта рванула штурвал в обратную сторону. Комиссар понял, они были на грани гибели. Летчик, сидящий в задней кабине, предотвратил развязку. Но надолго ли эта отсрочка?

Впереди показалась просека, комиссар резким движением направил самолет в нее. Зашумели слева и справа деревья, замелькали перед глазами металлические сетчатые вышки, и комиссар понял; что снижаться больше нельзя, там линия электропередачи. Он быстро потянул ручку на себя, но, следуя закону инерции, самолет еще какое-то мгновение продолжал нестись вниз. Новое усилие — и самолет нехотя подчинился воле летчика. Комиссар взглянул влево идущие навстречу две пары «мессершмиттов» проскочили мимо. Но первая пара снова стала поливать По-2 свинцом.

— Впереди, совсем рядом, река. За ней должны быть наши. Остается двести, сто, метров до заветной речной глади, и вот он — Северский Донец! Отвернули влево, потом вправо, прижались к крутой стороне берега. Немцам атаковать с запада уже нельзя, они заходят с востока, с малой дистанции, почти в упор расстреливают По-2 и взмывают вверх, обдавая летчиков струей воздуха от винтов. Не удалось комиссару вовремя отвернуть, и правая верхняя плоскость моментально превратилась в решето. Самолет непроизвольно вышел из левого крена. А сверху на него устремилась на большой скорости еще одна пара «мессеров». Дистанция быстро сокращается, пора бы отворачивать, но самолет плохо слушается рулей. Огненная струя устремилась к израненному, идущему на последнем дыхании «кукурузнику». Забарабанили по фюзеляжу и плоскостям снаряды. Вслед за ведущим «мессером» открыл огонь и ведомый. Короткие очереди, выпускаемые немецким летчиком издалека, пока не достигали цели. Враг, продолжая стрелять, стремительно приближался. Расстояние — четыреста, триста, двести метров, угол крутой… «Что задумал этот гад?» Еще очередь, рывок, но поздно — сила земного притяжения оказалась сильнее аэродинамического момента. Фашистскому летчику удалось изменить угол полета, но самолет по инерции несся к земле. Высоты не хватало, фашистский стервятник врезался в западный берег Северского Донца, не успев выйти из пикирования.

— Ура! — во все горло закричал старший лейтенант, но это было единственное мгновение радости. По-2 катастрофически терял высоту.

— Тяни, комиссар, к берегу! — кричал летчик.

Комиссар хорошо понимал летчика, но сделать уже почти ничего не мог. Израненный в тяжелом бою, самолет терял скорость и плохо поддавался управлению.

Но вот он, долгожданный берег! Комиссар хотел сесть где-нибудь здесь или по крайней мере упасть на сухую землю. Он не собирался так просто расставаться с жизнью. А очередная пара «мессеров» уже вышла, на исходную позицию. Трасса первого самолета их миновала, но второй почти в упор выбросил сноп снарядов, самолет, несмотря на то что пилоты вдвоем старались вывести его из крена, пошел вниз.

Скорость снижения нарастала, крен увеличивался, и они уже не обращали внимания на летящие в их сторону огненные трассы. Комиссар, зажав рану левой рукой, правой пытался вести самолет.

В последний момент он услышал шум деревьев, треск сучьев. Крылья самолета отваливались, задевая за стволы, а фюзеляж по инерции летел дальше и дальше…

Какая-то тяжесть навалилась на комиссара, один за другим последовали тяжелые удары. Тяжесть увеличивалась, сознание таяло, потом все померкло. По-2 рухнул в лесную чащобу…

Летный состав полка Давыдова расположился в ближайшем от аэродрома лесу. Заместитель Богданова старший лейтенант Прохоров разместил остатки своего войску в одной из палаток. Летчики долго не могли заснуть, тревожась о боевых друзьях. На рассвете замкомэска вышел размяться, как они всегда это делали с Фадеевым, и лицом к лицу столкнулся со своим командиром.

— Олег Борисович, здравствуйте! — радостно воскликнул он. — Наконец-то! Что случилось с вами, где остальные? — засыпал он комэска вопросами.

Но Богданов не успел ответить, появился командир полка. Комэск быстро пошел к нему и доложил:

— Капитан Богданов прибыл, из-за отсутствия горючего произвел посадку километрах в двадцати отсюда.

— Где комиссар? — перебил его Давыдов. — Где Фадеев и Гончаров? Что с вами случилось?

— Комиссар вылетел на По-2, - ответил Богданов и пояснил: — У самолета, на котором собирался лететь комиссар, не заводился мотор, мы уже были в воздухе, когда Овечкину удалось справиться со своим самолетом. И вот что из всего этого вышло…

— Может, они сели где-нибудь? — предположил Давыдов и добавил в сердцах: — Да что ж это за война такая, только привыкнешь к человеку, только сработаешься с ним, обязательно что-то да случится!

— Товарищ майор, — сказал Богданов. — Давайте пока не будем хоронить комиссара. Может, объявится еще.

— Ох, Богданов, если бы так сложилось! Ну а сержанты наши где? Что с ними-то? Фадеев, Гончаров — где они?

— Они сели на нейтралке, но боюсь, что ближе к немцам, — ответил Богданов. — Кончилось горючее. Я видел, как они садились, сделал над ними круг, надеялся, что смогу добраться до вас, вернуться и помочь им, но километрах в пятнадцати от Балаклеи меня атаковала четверка «мессеров». Я отбивался до полного израсходования горючего. А потом протянул сколько смог.

— Где сейчас твой самолет?

— Далековато, километрах в двадцати отсюда.

— Что же делать? — вздохнул Давыдов. — Бери ребят, и отправляйтесь за ним. Здорово он подбит?

— Думаю, что восстановить можно, — сдержанно ответил Богданов.

Шла война. И каждому бойцу в ней было отведено свое место, для каждого была отпущена своя боль, своя удача. И всем вместе была поставлена одна цель — защищать Советскую Родину.

По воле случая, которых немало было в годы войны, ставший свидетелем неравного боя По-2 со сворой «мессершмиттов» командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал Фалалеев снял фуражку и склонил голову, отдавая дань героизму летчика самолета связи. Он знал этого парня, летал с ним не раз. Старший лейтенант Крючков, в прошлом лихой истребитель, по его просьбе согласился полетать на По-2 до прибытия пополнения самолетов-истребителей. И на этот раз, когда нужно было доставить приказ на перебазирование находящемуся в окружении полку Давыдова, начальник штаба послал с пакетом именно Крючкова. Командующий продублировал свой приказ, направив И-16 с тем же заданием. Сейчас генерал понял: приказ вручен. Полк перелетит, а летчик останется навечно в этом лесу. Но ведь ответственные и опасные поручения всегда доверяют самым смелым, преданным Родине и своему делу людям! Им верят, на них надеются. И они оправдывают доверие. Такова логика жизни.