Илья Маркин - Впереди — Днепр! Страница 53

Возбужденный этими мыслями, Федотов, шепотом советуясь со своими начальником штаба и начальником политотдела, один за другим решал вопросы организации обороны. Все было просто, ясно и конкретно. Все послушно ложилось на карту и формулировалось в четких пунктах командирского решения.

Федотов так увлекся работой, что даже не слышал, о чем вполголоса говорили переходившие от одного стола к другому Ватутин и Хрущев.

Когда все было решено, нанесено на карту и записано на бумаге, Федотов вытер платком вспотевшее лицо, расправил уставшие плечи и встретился с внимательным взглядом Ватутина.

— Закончили? — посмотрев на часы, спросил Ватутин.

— Так точно! — порывисто вставая, ответил Федотов.

— Что ж, посмотрим, — обернулся Ватутин к Хрущеву.

— Конечно, — согласился Хрущев. — По времени весьма прилично, а вот как по существу…

Пока Ватутин и Хрущев изучали по карте и тексту его решение, Федотов никак не мог сосредоточиться на какой-либо определенной мысли. Все странно и удивительно мешалось и перепутывалось, то вытаскивая откуда-то из самых глубин памяти далекое прошлое, то возвращаясь к тому, что происходило сейчас, то убегая вперед, к тому, что будет, когда эта вот, созданная пока на карте оборона встретит яростный напор врага.

— Что же, с точки зрения штабной, все в ажуре, — с непонятной для Федотова иронией сказал Ватутин.

— Академическая оценка — четыре с плюсом, — так же не без усмешки добавил Хрущев.

— Безусловно! — согласился Ватутин и уже совсем другим, строгим, командирским голосом спросил:

— Как вы считаете: сколько сил противника будет наступать против нашей дивизии?

— Две, максимум три дивизии, из них, вероятно, одна, танковая, — не задумываясь, ответил Федотов.

— Одновременный удар какого количества танков может выдержать ваша оборона? — спросил Хрущев.

— Учитывая состав двух пехотных дивизий и одной танковой, противник одновременно может бросить в атаку до двухсот танков.

— А вам известно, что в районе Харькова и Белгорода стоят такие мощные дивизии, как танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», «Райх», «Великая Германия», «Викинг»? — спросил Ватутин. — Каждая из этих дивизий имеет по двести танков.

— Известно.

— И какие вы из этого делаете выводы?

— Эти дивизии, несомненно, сосредоточиваются для наступления.

— Причем на главном направлении, — добавил Хрущев.

— А ваша дивизия находится именно на главном направлении, — подчеркивая слово «именно», сказал Ватутин. — Следовательно, ваш расчет о силах противника весьма не основателен. Оборону нужно строить из расчета максимальных сил врага, а не минимальных и даже не средних. Вы прекрасно знаете, что наиболее опасен первый, массированный удар. Выдержит оборона этот удар — победа, не выдержит — все полетит, все развалится!

Ватутин говорил спокойно, не повышая и не понижая голоса, но каждое его слово поднимало в Федотове острое недовольство самим собой.

Разбор решения Федотова привлек внимание всех генералов и офицеров. Федотов понимал, что все взгляды, сосредоточены только на нем и к своему удивлению не чувствовал ни неловкости, ни стыда, ни обиды.

Ватутин неторопливо, по пунктам разбирал его решение, больше критикуя и только кое в чем одобряя, говорил, как сделать лучше, целесообразнее, и, видимо, сам так увлекся, что торопливо брал карандаш, чертил на карте, переставлял с одного участка на другой полки, батальоны и даже отдельные орудия.

— Понимаете, товарищ командующий, — с трудом проговорил Федотов, когда Ватутин смолк, — на опыт прошлого ориентировался, не учел изменений в ходе войны, в силах противника…

— Опыт прошлого забывать никогда нельзя, — вполголоса сказал Хрущев, — особенно минувших двух лет войны. Этот опыт нам стоил крови, огромных жертв и усилий. Война, товарищи, это не только борьба сил, то есть столкновение людских масс и военной техники, война — это и борьба умов. У нас в народе говорят: «Врага бить — не сено косить, ум надобен!» Природного ума нам не занимать. Но ум без знаний — мотор без горючего. Горючее для ума людей военных — это военные знания, военная наука. Нам нужно всесторонне освоить весь наш кровью добытый опыт, соединить его с теорией и все это претворить в практику. «Набирайся ума в учении, а храбрости в сражении», — молвит старая русская пословица. Пока у нас передышка — все силы на учебу, на подготовку к борьбе в трудных условиях, к борьбе с сильным, опытным и — этого никогда нельзя забывать, — умным противником. То; что сейчас мы проводим с вами, — это всего лишь начало той огромной работы, которая должна охватить всю нашу армию от верхов и до рядового солдата. В итоге этой работы, каждый наш воин — солдат, сержант, офицер, генерал — должен знать, что будет делать при любой обстановке. Мы должны бить противника не числом, а умением, с затратой наименьших жертв и нанесением врагу наибольшего урона.

«Война это не только борьба сил; война это и борьба умов», — уже сидя в машине, несколько раз мысленно повторил Федотов слова Хрущева.

По разбитой дороге в кромешной тьме весенней ночи ловкий шофер чудом вел машину с потушенными фарами.

Федотов одного за другим вспоминал своих заместителей, помощников, командиров полков, батальонов, некоторых рот, обдумывал все, что знал о их знаниях и способностях, сравнивал их подготовленность с теми требованиями, которые предъявляют им новые задачи, и, к своему удивлению, нашел множество недостатков и пробелов, которые раньше как-то стушевывались общим ходом дел и событий. Нанизываясь одно за другим, в памяти всплывали то слабые знания боевых свойств и тактики артиллерии, то неумение использовать танки, то непонимание особенностей современного боя, то совершенное игнорирование управлением своего тыла.

Да, да. Прежде всего нужно потребовать от всех самостоятельной учебы. Но все ли могут учиться самостоятельно? Конечно, не все. И неумение, и загруженность текущими делами, да и пособий почти нет. Значит, придется что-то вроде лекций проводить, специалистов использовать. Именно специалистов. А их в дивизии достаточно. Но одни знания это еще не все. Главное — уметь применять эти знания в бою. Значит, нужны тренировки, занятия, учения, и все это именно в тех условиях, в которых придется воевать. Мне самому нужно тренировать командиров полков и батальонов; командирам полков — батальонных командиров; батальонным — ротных и взводных…

Приглушенный треск пулеметов оборвал мысли Федотова. Он приказал шоферу остановить машину и выключить мотор.

Теперь уже отчетливо была слышна все нараставшая стрельба. К пулеметным очередям присоединились гулкие, все учащающиеся взрывы. По темному, почти черному небу метались бледно-кровавые всполохи.

— Это у Поветкина, — над ухом Федотова прошептал начальник штаба.

— Да, на участке его полка, — согласился Федотов и отрывисто приказал шоферу:

— Быстро на НП![2]

«Вот тебе лекции, вот тебе и занятия, — глядя, как все шире разрастаются отблески взрывов, думал Федотов. — Неужели это начало наступления? Эх, еще бы хоть недельку, хоть пару дней. А может, так что-нибудь, случайная перепалка? Нет! Вот и дивизионная артиллерия вступила, — по совсем близким залпам гаубиц определил он. — Значит, не случайно. Скорее, скорее! — торопил он сросшегося с рулем шофера.

— Темно, товарищ генерал, вспышки ослепляют, ничего не вижу, — с отчаянием прошептал шофер.

— Включай фары и жми, — решился на крайность Федотов.

При свете фар отблески боя заметно сникли, но зато звуки нарастали и нарастали. Отдельных взрывов уже не было слышно, все слилось в сплошную канонаду.

Глава двадцать четвертая

Ирина давно собиралась побывать во втором батальоне, но множество хлопот по оборудованию полкового медпункта, а затем сборы врачей в армии надолго отложили ее намерение. Второй батальон беспокоил ее тем, что давным-давно обещанный фельдшер все еще не прибыл и медпунктом руководила санинструктор Степовых. Женщина она, конечно, сильная, энергичная, прошедшая всю войну, но все же без среднего медицинского образования, закончившая всего лишь краткосрочные курсы санинструкторов.

Отложив все дела, Ирина направилась во второй батальон. Пройдя только что отстроенный саперами мост через игривый, еще не угомонившийся от половодья ручеек, Ирина увидела Степовых. Возвышаясь чуть ли не на две головы над группой застывших в почтительном напряжении солдат, она говорила что-то, очевидно, сердитое и грозное, как настоящий командир, резко жестикулируя руками. Заметив Ирину, она уже совсем строго махнула солдатам рукой и твердой мужской походкой двинулась к ней. Не доходя шагов десять, она одернула и так плотно облегавшую могучую грудь чистенькую гимнастерку, строевым шагом прошла еще несколько метров, и по-военному приложив руку к такой же чистенькой ушанке, густым басом доложила: