Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2 Страница 55

— Не стоит, — удержал его Кос. — Зачем дырявить бумагу? Пива бы выпить.

Лажевский внимательно осмотрелся. Напротив стоял открытый настежь магазин с велосипедами, но на поперечной вымощенной булыжником улице, слегка поднимающейся вверх, находилось как раз то, что они искали.

— Наверное, там.

— Проверим.

«Пивная»было написано на вывеске золотыми буквами. Вниз вели две ступеньки, за которыми была тяжелая дверь с медной ручкой, отполированной за многие годы тысячами рук. Зазвенел колокольчик, когда они толкнули дверь и вошли.

Стены пивной были темные, над коричневыми столами из толстых досок и тяжелыми табуретами нависали готические своды. Сразу после яркого солнечного света пивная показалась вошедшим мрачной, но тут же они увидели на стойке горящую свечу. За прилавком стояла толстая, обрюзгшая женщина в мужском пиджаке. В глубине зала над недопитыми кружками молча сидели несколько посетителей, которые даже головы не повернули в сторону вошедших. Кос и Лажевский сели в углу у двери, спиной к стене, так, чтобы видеть весь зал.

Подошла девушка в фартуке и в короткой, едва доходящей до колен юбке.

— Две кружки и воды, — заказал Кос.

— Сейчас, — вежливо ответила официантка.

Стуча ботинками на толстой деревянной подошве, она подошла к стойке, налила и принесла пиво и воду.

Янек поставил миску с водой на пол, Шарик начал лакать, не спуская глаз с немцев — он чуял чужой запах. Янек и Даниель пили молча, наслаждаясь холодным, с горчинкой пивом. От стойки долетало легкое позвякивание стекла о металл, а со стороны столиков слышался приглушенный разговор.

— Еще... еще две кружки, — сказал Лажевский.

Официантка принесла пиво, с опаской поглядывая на

собаку, собрала пустые кружки и вытерла стол. Кос протянул ей два оккупационных банкнота. Подхорунжий поднял свою кружку и, посмотрев на свет, заметил:

— Скажи ей, чтобы наливала как следует. Половина — пены.

Девушка широко открыла глаза и, подбежав к стойке, шепотом, который был слышен во всем зале, сообщила своей хозяйке:

— Там поляки.

Седой, наверное самый старший из немцев, тут же поднялся и, отчетливо выговаривая слова, заявил:

— Город уже капитулировал.

— Оружие? — спросил Кос.

— У нас нет...

— Проверь, нет ли у них оружия, — приказал Кос Шарику.

Собака, обнюхивая воздух, начала обходить зал. Наступила гнетущая тишина. Все остолбенели. У последнего столика в самом углу овчарка остановилась и угрожающе зарычала. Янек и Даниель мгновенно поднялись со своих мест и перекинули на грудь автоматы. Кос подошел на несколько шагов и повторил:

— Твое оружие.

Высокий мужчина приподнял полу пиджака, вынул из-за пояса пистолет и, держа его за ствол, протянул Косу. Тот забрал оружие.

— Это чужой, — объяснил седой.

— Дай ему в зубы, — посоветовал Лажевский. — Чтобы в следующий раз умнее был.

— Идем, — не отвечая на предложение, сказал Янек.

— Не допьешь? — удивился Магнето, протягивая ему кружку с пивом.

— Нет. Наши уже, наверное, заправились.

Янек придержал двери, чтобы пропустить подхорунжего, который в правой руке нес автомат, а в левой полную кружку пива. Кос отпустил дверь, она с треском захлопнулась. Шарик несколько раз оглянулся назад.

Кос и Лажевский возвращались задумчивые.

— Черт бы их побрал! — сказал вдруг Кос, останавливаясь. — Помнишь, что ты говорил в лагере?

— Передушить их всех, пока не поздно? Глупо.

— А тот, в углу, пистолет прятал. Кому предназначались эти пули?

— Говорил тебе: дай ему в зубы.

Из-за угла, из того самого переулка, где они недавно играли в футбол консервной банкой, выкатился черный кружок и покатился по асфальту улицы. Ударившись о бровку тротуара, он разбился на мелкие части. За ним катились другие. Шарик тявкнул, побежал и, подпрыгивая, пытался хватать кружки зубами — второй, третий, четвертый.

Кос, свернув в переулок, увидел Саакашвили и Еленя, сидящих в дверях магазина патефонов. Рядом с ними на пороге лежали две высокие стопки грампластинок. Они брали их по одной, аккуратно вынимали из конвертов и движением искусных игроков в кегли пускали вниз по асфальту. Танкисты были так увлечены этим занятием, что только в последнюю минуту заметили подходящего командира.

— Зачем бьете?

— Да здесь одни марши, — объяснил застигнутый врасплох Густлик. — А они теперь ни к чему.

— Перестаньте. Нашли забаву!

— Хотите по глоточку? Холодненькое. — Лажевский протянул им кружку пенящегося пива.

— Нет, — категорически отказался Густлик.

— Нет, — повторил Григорий, облизывая губы и проглатывая слюну.

— Мы вот, Янек, навстречу вам вышли, — начал Елень, — сказать хотели, что теперь ни капли в рот не возьмем.

В начищенных сапогах, со сверкающими бляхами на ремнях, они стояли по стойке «смирно».

— Ни капли? Никогда? — Кос прищурил глаза.

— Никогда, — подтвердил грузин.

— Разве уж какой холерный случай подвернется... — внес поправку Елень.

— Кажется, сейчас подвернется такой случай, — сказал Кос, заметив гостей, и быстро зашагал в сторону танка.

К заправочной станции подъехали три грузовика. К последнему был прицеплен фургончик с гордо торчащим французским флагом и надписью на борту «В Париж».

— Привет, союзники! — закричал водитель с льняными волосами, вылезая из кабины первого грузовика. — Заправиться бензинчиком дадите?

— Откуда и куда едете, ребята? — спросил Кос.

— А ты кто такой — вопросы задавать?

— Командир, — объяснил Густлик. — Он имеет право спрашивать.

— Да, командир, — подтвердил Григорий.

— Вашим артиллеристам снаряды возили.

— Стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы?

— Точно.

— Где стоят?

— Как в Шпандау за поперечное шоссе проедешь, так сразу слева...

— А теперь куда?

— На тот берег Одера.

— Через Ритцен?

— Да.

Чтобы не терять времени, русский, не прерывая разговора, вставил конец шланга в горловину бака. Вихура качал насос.

— Заберете с собой девушку?

— Красивая?

— Пусть тебя это не волнует, — вмешался Елень. — Пощупай. — Он согнул руку, напрягая мускулы. — Мою девушку повезешь, понял?

Саакашвили привел Гонорату. Она с любопытством посмотрела на молодого симпатичного шофера с грузовика, а затем отвернулась, делая вид, будто плачет.

— Мало того, что к немцу, — всхлипывая, жаловалась она, — так еще и большевики меня повезут.

— Девушка, что с вами? — растерялся водитель. — Довезем, честное комсомольское, довезем.

— Хватит! — крикнул Янек. Бак был уже полный, красноармеец этого не замечал, а Вихура продолжал качать, и бензин лился через край.

— Что он сказал? — допытывалась Гонората.

— Сказал, что, ей-богу, довезет, — перевел Густлик с русского на польский.

Из фургончика, прицепленного к последнему грузовику, выглянула заспанная физиономия долговязого француза, видимо только что проснувшегося. Он протер глаза, все еще не веря, что это не сон. Наконец соскочил на землю и подошел к стоящему недалеко от грузовика Вихуре.

— Бонжур, это вы?

— Мы, — ответил капрал. — Не в ту сторону вас везут.

— О ля-ля, а нам в Париж!

И он, и его два спутника очень расстроились, узнав, что они случайно перепутали дорогу. Торопясь, они начали отвязывать свой фургончик и наконец откатили его на обочину.

— Попробуйте, — угостил их Лажевский кружкой пива, которую он все это время терпеливо держал в руке.

— Бон, — оценил длинный, жадно выпив половину.

— Бирштубе, пивная, — показал рукой Магнето. — Но возьмите с собой на всякий случай эту игрушку. — И он протянул французу отобранный у немца пистолет.

— Нон. Жамэ. Ну не сом па сольда. Вив ля пэ! — заулыбался длинный, объясняя, что никогда-никогда он не возьмет в руки оружие, что они не солдаты и что да здравствует мир.

— Трогаем! — подал команду Кос.

— Давай! — поддакнул Лажевский.

Двигатели заработали почти одновременно. Экипаж танка и мотоциклисты заняли свои места. И только Густлик стоял еще у советского грузовика и разговаривал о чем-то с уже усевшейся в кабине Гоноратой. Они долго жали друг другу руки, потом неловко поцеловались.

Советские грузовики двинулись на восток, а мотоциклы и танк — в противоположную сторону, свернув затем на юг.

Трое французов все еще стояли около своего фургончика. Они смеялись и громко перешучивались. Затем длинный показал рукой на запад и впрягся в фургончик. Двое его друзей, взявшись за задние колеса, не пускали его.

Еще минуту они стояли, а затем, выяснив окончательное мнение, сделали небольшой крюк и свернули на улицу, сбегающую вниз. Фургончик, как они его ни удерживали, все быстрее катился как раз в ту сторону, где на металлической вывеске виднелась золотистая надпись: «Бирштубе».