Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2 Страница 56

Некоторое время в кабине грузовика — если не считать шума мотора — стояла напряженная тишина. Русоволосый шофер не обменялся пока ни единым словом с Гоноратой. Однако оба искоса поглядывали друг на друга: она настороженно, а русский парень — прикидывая, с чего начать разговор.

— Красивая дорога, — проговорил он.

Опять воцарилась неловкая тишина. Потом Гонората набралась смелости и показала пальцем за окно кабины:

— Цветы.

— Любишь цветы? — обрадовался шофер и затормозил.

Вылезая из кабины, он увидел, как Гонората перекрестила его.

— Ты чего это?

— У нас в деревне говорят, что большевик не страшен, если его перекрестить.

Шофер весело рассмеялся, сорвал на обочине несколько голубых анютиных глазок и подал их девушке.

— А у нас говорят: полька не страшна, если ей цветок подарить.

Впереди из-за поворота неожиданно выскочило несколько мотоциклов. Они быстро приближались. На стволах их автоматов поблескивало солнце.

— Ложись! — Шофер потянул Гонорату за руку, чтобы ее не видно было из кабины, а сам схватил автомат, отвел затвор, но через минуту разглядел, что это свои, и отложил оружие. Однако дал знак Гонорате, чтобы она не показывалась, и захлопнул дверь кабины.

Подъехав, мотоциклисты остановились, а ехавший впереди плютоновый спросил:

— На Шпандау правильно едем?

— Правильно.

— Польский танк номер сто два случайно не видели? — высоким голосом спросил из коляски молоденький солдат, очень похожий на девушку.

— Пять минут, как распрощались. Вместе горючее брали. Там еще мотоциклисты с ними были.

— А командир у них какой? — забеспокоился плютоновый.

— Нормальный. Только у него вот здесь, — шофер показал на рукав гимнастерки, — как у генерала.

— Спасибо.

Они пожали друг другу руки, русский водитель влез в кабину, и грузовик уехал.

— В кабине у этого русского какая-то девушка пряталась, — сказал сержант Шавелло, который слез с мотоцикла и подошел ближе.

— А он не узнал, подумал, что я парень, — радовалась Маруся. — Сейчас «Рыжего» догоним.

— Я дальше не поеду, — неожиданно, но весьма решительно заявил плютоновый.

— Почему?

— Лучше в пекло, чем туда. Если подхорунжий Магнето узнает, что я свернул с дороги...

— Что правда то правда, — согласился Шавелло.

— Пешком дойдете, тут недалеко.

— Тогда пошли, — начала подгонять Маруся.

— Поцелуй обещала, — напомнил плютоновый. — Нет-нет, не такой, — запротестовал он, когда Маруся послала ему воздушный поцелуй.

— Если довезешь — поцелую. Тут недалеко.

Хорунжий Зубрык и Юзек Шавелло уже подошли к ним, и теперь все четверо энергично зашагали вперед. Сержант немного хромал, но все равно задал всем такой высокий темп, что фельдшер вынужден был время от времени бежать, чтобы не отстать. Молодой Шавелло поглядывал за ним и, будто бы в ожидании хорунжего, обрывал на обочинах анютины глазки.

Одно дело на колесах, а другое дело ногами дороги мерить. Пешеходу дорога всегда длинной кажется. Они основательно попотели, пока наконец не увидели городок. На заправочной станции с конца шланга еще капали в подставленное ведро капли бензина, но танка с мотоциклами, конечно, уже не было.

— Только что уехали, — расстроилась Маруся.

— Обойдем город, на дорогу выйдем — может, кто и подвезет, — вслух рассуждал Константин.

— Через город быстрее, — согласилась Маруся.

— Без особой нужды между домами лучше не лазить.

— Тишина такая, словно вымерли все, — отозвался Юзек.

Он все еще прятал в ладони анютины глазки, не решаясь подарить их девушке. Наконец начал медленно вытягивать руку из-за спины, но внезапно отдернул ее и шагнул за бензоколонку — снизу долетел приглушенный пистолетный выстрел, потом один за другим еще два.

Сержант тоже встал в укрытие. Фельдшер отбежал под прикрытие каменного гаража для мойки машин. Маруся присела за бензоколонкой и, пользуясь случаем, взглянула в разбитое зеркальце на красной жести — хорошо ли ей в польской форме?

С той стороны, откуда долетел звук выстрелов, они услышали медленный, но все убыстряющийся стук. Из боковой улочки на главную выехал фургончик и ударился в витрину. Зазвенело разбитое стекло, и все стихло.

— Бежим? — спросил Зубрык.

— Конечно, — ответил Шавелло и приказал: — Юзек, пойдешь справа, обеспечишь левый фланг, а панна Маруся — правый.

Втроем они начали спускаться по улице, держа оружие наизготовку.

Фельдшер, который предложил бежать в противоположном направлении, минуту колебался, но, не желая остаться один, вынул пистолет и, подпрыгивая, побежал за ними посередине улицы.

Огонек первая увидела убитых и указала направление. Короткими перебежками они добрались до места происшествия и остановились у пивной. Маруся и оба Шавелло втиснулись спинами в углубления стены и наблюдали за окнами. Автоматами они прикрывали друг друга и Зубрыка, который, склонившись над лежащими, проверял, не остался ли кто в живых.

Вдруг Юзек вскинул автомат и выпустил короткую очередь в направлении крыши. Из окна мансарды выпал черный немецкий автомат. Соскребая рыжую пыль с черепичной крыши, он покатился вниз и шлепнулся на мостовую почти рядом с Зубрыком. Однако на этот раз фельдшер не испугался, а только отодвинул оружие от себя, не прерывая осмотра. Через несколько секунд он встал и громко объявил:

— Им уже ничем не поможешь.

Из того же окна, откуда выпал автомат, вывалился человек и повис на подоконнике вниз головой. Фельдшер посмотрел на него, потом на оружие у своих ног, колени у него подогнулись, и он стал медленно оседать.

К нему подбежала Огонек, поддержала его и подала недопитую кружку с пивом, стоявшую на бровке тротуара. Фельдшер жадно глотнул.

— Нечего тут больше делать, — сказал сержант. — Нас слишком мало, чтобы овладеть городом...

Маруся подняла немецкий автомат и сунула его в руки хорунжему.

С большими предосторожностями они двинулись назад. Вновь прошли мимо фургончика с трехцветным флагом, который въехал в витрину, полную банок искусственного меда и украшенную четырьмя огромными пчелами, похожими на гитлеровских орлов со свастикой. Между пчелами, видимо, недавно висел портрет, потому что на стене белело четырехугольное пятно.

— А их, наверное, дома ждут, — вздохнула Маруся.

— Неспокойное время, — ответил Юзек.

— На велосипедах сподручнее будет, чем пешком, — заметил Константин.

Из разрушенного магазина они взяли по велосипеду. Юзек нашел для Маруси дамский и прикрепил рядом со звонком помятый букетик анютиных глазок. Потом выкатил еще один, юношеский, для Зубрыка.

— А этот, сверху, в меня метил, а? — Фельдшер при одном воспоминании об этом вытер пот со лба.

Быстро крутя педали, он помчался следом за обоими Шавелло и Марусей, которые съезжали вниз по главной улице, внимательно наблюдая за подозрительно поблескивающими окнами.

МЕЖДУ ФРОНТАМИ

Некоторое время они ехали по шоссе, затем свернули на проселочную дорогу и углубились в лес. Это не был Бескидский или Тухольский бор, он ничем не напоминал и Уссурийскую тайгу, но все же это был лес.

Дорога, прикрытая тенью, была едва ли на один-два метра шире просеки. Низкое солнце освещало вершины, румянило стволы сосен, а внизу царил сумрак. Два мотоцикла из головного охранения все чаще терялись в зелени и все реже мелькали на солнечных пятнах.

На «Рыжем» все люки были открыты, но на башне дежурил только Янек. Остальной экипаж находился внутри, и оттуда доносились слова песни и звук гармошки.

— Кончайте петь! — крикнул Кос.

Пение смолкло, и из соседнего люка показалась голова Вихуры.

— Тебе не нравится?

— Вы так орете, что не слышно выстрелов, а бой близко.

Действительно, гул орудий и сухая барабанная дробь станковых пулеметов теперь стали слышны более отчетливо.

— Близко бьют, — забеспокоился капрал.

— Как на войне, — буркнул командир танка.

Он взглянул на Марусино колечко, и внезапно такая тоска охватила его, что он даже почувствовал как бы укол иглой в сердце.

— Янек, — вспомнил Вихура, — правда, ты тогда в Сельцах выхлопную трубу шарфом заткнул?

— Экипаж, по местам! — скомандовал Кос, заметив знак Лажевского, и соскользнул вниз.

Люк захлопнулся, внутри потемнело и стало тихо. Густлик смотрел через прицел, конец ствола описывал плоскую восьмерку.

Янек внимательно наблюдал через перископ, как мотоцикл подхорунжего форсирует канал, а Затем скрывается за насыпью.

— Механик, тише ход... Осколочным заряжай!

— Готово, — ответил Томаш.

Щелкнул затвор.

— Готово, — доложил Густлик.

По карте Кос помнил, что где-то здесь канал Хафель резко поворачивает на запад и, продвигаясь на юг, они должны будут его пересечь. Если у противника здесь есть участки обороны, если он блокирует подходы к Шпандау, то именно здесь он должен организовать заслоны или хотя бы засады. Но, по всей вероятности, путь был свободен, так как с той стороны — ни ракеты, ни выстрела.