Кэти Гольке - Спасая Амели Страница 60

Но когда она развернула подарок, то увидела всего лишь деревянный брусок. Очередная злая шутка – от этого Лии стало больнее всего. Из ее глаз брызнули слезы.

Не успела она сказать мальчишке, как больно он ее ранил, как Генрих торопливо заговорил:

– Я забрал у герра Гартмана младенца Иисуса. Он был таким красивым, и я думаю, что он поможет – по крайней мере, надеюсь на это.

– Где он, Генрих? – спросила Лия. – Где младенец Иисус?

– Не могу сказать, – выпалил мальчик, как будто разговаривал с ребенком, который не понимает простейших вещей. – Но герр Гартман сможет вырезать еще одного… вот из этого дерева. Это отличный кусок дерева! Я целых пять недель работал у герра Хохбаума в школе краснодеревщиков – подметал и смазывал инструменты. Это отличный кусок дерева, – повторил он. – Ценный. Герр Хохбаум уверял, что это лучшее, что у него есть.

Лия покачала головой – ей было очень больно; она разозлилась настолько, что не могла говорить. Когда тебе дают кусок мертвого дерева вместо прекрасного младенца Иисуса, которого вырезал из дерева Фридрих, – младенца, который внешне, как они надеялись, походил на них с Фридрихом, – это то же самое, когда тебе привозят ссохшийся труп вместо мужа, пустую оболочку вместо улыбающегося очаровательного мужчины с силой быка. Ей было очень неприятно подбирать остатки – то, чем кто-то воспользовался за ее счет, а затем выбросил вон. Лия встала, и подарок Генриха с громким стуком упал на пол.

Мальчик не сводил с нее глаз и выглядел обиженным.

Лия почувствовала, как зарделась от стыда и злости. Она уже замахнулась, чтобы ударить Генриха, но в этот момент в дверь вошла бабушка.

– Лия! – воскликнула Хильда.

Молодая женщина вся дрожала от охватившего ее гнева. То, что она удержалась от пощечины, которую хотела дать всему миру, а особенно Генриху, окончательно вывело ее из равновесия. Бабушка гладила внучку по плечам, рукам, убрала ее ладонь, зависшую над головой мальчика.

– А зачем тебе младенец Иисус, Генрих? Расскажи. Помоги нам понять, – настойчиво попросила Хильда.

Глаза мальчишки наполнились слезами, и он покачал головой.

– Не могу. Если я расскажу, может не исполниться. – Он нагнулся, чтобы поднять деревяшку, и положил ее на стоявшее у печи кресло-качалку. – Пока что дерево еще не очень красивое, но герр Гартман создаст из него шедевр. Он лучший резчик в Обераммергау – я всем так говорю. – Генрих казался исполненным надежд, но несколько неуверенным. – Не печальтесь, фрау Гартман. Уже недолго ждать. Сами увидите.

Но Лия отвернулась и заплакала у бабушки на плече.

– Мне кажется, Генрих, что тебе сейчас лучше потеплее одеться и уйти, – прошептала Хильда. – Ты же хочешь вернуться домой до прихода мамы, пока она не обнаружила твоего исчезновения?

– Да, фрау Брайшнер. – Мальчик, нахмурив лоб, натянул черные сапоги на туфли.

Бабушка продолжала прижимать внучку к плечу.

Генрих застегнул пуговицы на пальто и натягивал кепку на уши, как вдруг поднял из-под кухонного стола тряпичную куклу и провел пальцем по пятну от шоколада.

– Это ваша кукла, фрау Гартман? – Он протянул игрушку Лии, надеясь, что у него на лице написано раскаяние.

– Нет! – воскликнула Лия, не признавая куклу своей.

У нее не было сил что-то выдумывать, в ее теле не осталось ни капли хитрости.

Мальчик в замешательстве нахмурился.

– У вас есть маленькая девочка?

Лия изо всех сил постаралась взять себя в руки и покачала головой.

– Мама сделала куклу для моей сестры еще до ее рождения, – очень печально произнес Генрих. – Но ей так и не удалось с ней поиграть. Она была слишком маленькой, когда ее забрали. – Он усадил куклу в кресло, любовно расправив вышитый кружевной передник поверх юбки. Серьезно посмотрел на Лию. – У вас тоже забрали малышку?

Лия застонала и рванулась прочь из комнаты.

На чердаке Рейчел удерживала Амели, чтобы та не двигалась, молча ругая себя за то, что не забрала новую куклу, прежде чем забраться в шкаф. «Дурацкая ошибка, которая может дорого стоить! Моя единственная обязанность – следить за Амели, а я опять все испортила! Пожалуйста, пожалуйста, огради бабушку от последствий моей глупости!»

Ривка наклонилась ближе к печной трубе – так было легче услышать то, что говорили на первом этаже. Тогда Рейчел и увидела, что под блузкой у девушки висит кулон, который подарил ей Джейсон, – маленький бриллиант в середине золотого овального медальона. Рейчел закрыла глаза и сглотнула обжигающий ком. Ривка ни разу не упоминала о своих чувствах к Джейсону, хотя сама Рейчел иногда ловила девушку на том, что взгляд ее затуманивается, как будто она мечтает о чем-то или ком-то. «Она же еще подросток! О чем думал Джейсон Янг, когда увлекся этой девочкой? Что в ней такого, чего нет во мне?»

Когда же Генрих Гельфман наконец-то ушел, Рейчел протяжно вздохнула – ее шея и плечи затекли от напряжения – и прижалась лбом к макушке Амели.

Это было самое длинное и самое напряженное Рождество на бабушкиной памяти. Обе внучки готовы были вот-вот расплакаться, одна была раздражительнее другой. У Ривки был такой вид, как будто она шагнула в мир, которому не принадлежит, и испытывает чувство вины за то, что топчется там в сапогах. Бедная девочка! Маленькая Амели переходила от одной взрослой женщины к другой, вглядывалась в лица, прижимала к себе тряпичную куклу, как будто та могла подсказать, кто из этих хмурых взрослых хочет с ней поиграть.

К тому времени, когда закончили ужинать и вымыли и убрали посуду, бабушке хотелось опустить свою усталую голову на подушку. Но, несмотря на суровое испытание с Генрихом Гельфманом с его бесконечными вопросами, Лия была решительно настроена зажечь свечи на елке, стоявшей у Фридриха в комнате, и спеть.

Было что-то ненормальное в том, чтобы петь песни возле полуживого человека в мерцающем свете свечей. «Пусть лучше он умрет, пока не высосал из Лии все жизненные соки. По крайней мере, она погорюет и в конце концов смирится. Но этот живой мертвец продолжает дышать!» Бабушка чувствовала, что ей следует пожалеть о таких греховных мыслях, раскаяться. Но не могла.

И тем не менее своей любимой Лии она была не в силах отказать, особенно в этом году и в этот день. Все переоделись в теплые пижамы, принесли стулья в комнату Лии и Фридриха, поставили их вокруг елки. Лия осторожно зажгла расставленные свечи. Бабушка держала на руках Амели – малышка прижала ушко к бабушкиной груди, чтобы чувствовать вибрации, когда взрослые будут петь. Они пели гимны вместе, потом Лия исполнила одна любимую с детства песенку Фридриха «Святая ночь». У нее был чистый, похожий на звон колокольчика голос – просто ангельское пение.

Где-то на середине второго куплета бабушка достала из кармана платочек и вытерла слезы, которые текли по лицу уставшей от пения Лии. Амели соскользнула с бабушкиных коленей. Старушка отпустила ребенка.

Фридриху снилось, что он почти на небесах, а в пути его сопровождают голоса ангелов. Чем дальше он шел, тем ближе и ярче становился свет. Ангельские создания с баварскими косичками вокруг головы, облаченные в белые одежды, пели в унисон. На его грудь перестало давить, потом давление вернулось, затем опять исчезло. Фридрих узнал бабушку, обрадовался, что она здесь, пришла его встретить, хотя и осознавал, что Лии, должно быть, очень одиноко, раз они с Хильдой уже на небесах.

А потом к нему навстречу бросился ребенок, о котором они с Лией ежедневно молились. Малыш провел крошеными пальчиками по его губам, погладил по лицу. Он был очень похож на младенца Иисуса, которого Фридрих вырезал из дерева, на младенца, о котором он так молился, когда работал. Неужели его молитвы в конце концов были услышаны на Небесах?

Ангелы с косами повернулись – очень похожие на Лию, одно лицо с ней. Фридрих всегда знал, что ангелы похожи на его ангела-жену.

Ребенок счастливо ахнул, ткнул в него пальчиком, помахал рукой. Фридрих слабо улыбнулся. Он был таким уставшим. Было бы неплохо отдохнуть после долгого пути…

– Фридрих! Фридрих! – Ангелы окружили его, хором произнося его имя.

Он чувствовал, что разрывается: с одной стороны, хочет покоя и отдыха, а с другой – его влекут голоса, которые становятся все более настойчивыми.

Его тело стало покалывать словно иглами – едва заметно, но это ощущение было новым. Фридрих хотел открыть глаза, даже не веря в то, что они откроются. Над ним повисли два размытых лица – две Лии. Он не мог вытянуть руки, но все-таки попробовал дотянуться до них, насколько мог… глазами, сердцем.

– Лия, – прошептал он. – Моя Лия.

Когда Фридриху удалось сфокусировать взгляд на лице жены… Рейчел едва дышала. От этого мужчины осталась одна оболочка: израненное тело без глаза, но то, что отразилось на его лице, было настолько красивым и необычным, что сбивало с ног. Рейчел даже позавидовала сестре. Ей тоже захотелось иметь то, что дарил в это мгновение Фридрих ее сестре Лии… Рейчел очень хотелось… как же ей хотелось, чтобы так смотрели на нее! Она не могла произнести это вслух, но и отрицать не могла. Девушка выскользнула из комнаты, забрав с собой покладистую, но немного испуганную Амели. Онемевшая от изумления Ривка последовала за ними.