Павел Автомонов - Каштаны на память Страница 60

Андрей обнял девушку и хотел поцеловать, но она защитила свои губы пальцами.

— Ты всегда был самонадеянным. И даже тогда, когда снимал меня с вахты на позор всем радистам.

— Что ты, Леся? — отступил на шаг от девушки Андрей.

В его горле начало жечь, словно он разжевал сразу два стручка красного перца, который когда-то давала ему в Лютенках Арина Кирилловна, праправнучка первого русского генерала-артиллериста.

— Хочешь, спроси у Маргариты Григорьевны, что я тогда сказал ей после трудного радиосеанса… Я сказал Маргарите Григорьевне, что Леся стояла на вахте, как бог эфира!

— Не стоит впутывать сюда еще и маму.

— Верно. Обойдемся без мамы, — согласился Андрей. — Но как тогда понимать «LB»?

— Спроси у Ильи Гавриловича.

— А при чем тут Илья Гаврилович?

— Это он подсказал, имея в виду, наверно, свою Анну-Луизу.

— Он был там, когда я передавал?

— Да.

— Можешь не продолжать, — тихим, упавшим голосом сказал Андрей. — А я поверил тебе, считал, что это чистая правда, что ты в то мгновение представила себя на моем месте после тяжкого боя.

Они сели на холодную скамью под акацией. Ствол дерева был шершавый и кривой, а ветви — словно скрюченные руки.

— Леся! Я мог не успеть передать всю радиограмму. После того сеанса я выкинул батареи! — пытался еще объяснить Андрей.

— Ты об этом уже говорил мне.

Над ними щебетали птицы, радуясь весне, шумел по-весеннему теплый ветер из донецкой степи. А им, когда-то клявшимся в любви, верившим в свои звезды, как будто и нечего было сказать друг другу. Эх, лучше б ту радиограмму передавал Артур Рубен. Только ж у него с передачей хуже, нельзя было рисковать. Да неужели Леся не понимает, не может переступить через личную обиду?!

Горький клубок подкатился к горлу. Парень расстегнул верхние пуговицы фуфайки, потом и воротничок косоворотки, печально улыбнулся.

«Еще и улыбается! — глянула быстрыми глазами на Андрея Леся. — А я ждала, что он извинится… Виктор Майборский так никогда бы не поступил со мной!..»

В этот миг Андрей, перехватив взгляд, будто прочел ее мысли. Леся смутилась, прикрыв глаза длинными темными ресницами.

— Что пишет Виктор Майборский? Где он сейчас? — ровным голосом спросил Андрей, словно затем и пришел к ней на встречу.

— Он командир танковой роты. А что?

— Нужно же знать, где люди пятой заставы.

— Ты вроде сердишься? Будем друзьями.

— Будем друзьями, — согласился он невесело и вынул из кармана часы.

Андрей и Леся возвращались туда, где ожидали их обе матери, Семен Кондратьевич, друзья Стоколоса, с которыми он еще несколько дней назад делил трудности походов во вражеском тылу, боль тяжких ран от обычных и разрывных пуль, тоску по Большой земле.

Его руки машинально расстегнули полевую сумку, нащупали несколько твердых сморщенных шариков. Это были киевские каштаны, которые сорвал он ранней осенью на днепровской круче.

— Наверно, и не взойдут такие, — сказал задумчиво, словно только для себя. — Надо положить во влажное… Знаешь, Леся, я начинаю верить — дойду к Днепру и даже к границе.

Леся взглянула на Андрея удивленно: как будто бы и его голос, и одновременно какой-то другой, чужой. Лишь теперь поняла: ссора зашла слишком далеко.

А еще идя в сквер, Леся верила, что все пойдет у них, как и раньше, пусть только он извинится. Теперь ясно, что плохо знала Андрея, а за восемь месяцев войны у парня сформировался характер, все, что было у него от школьника, что делало его таким непосредственным, наивным, даже застенчивым, — все это ушло навсегда.

— Я тебя понимаю, — вдруг снова сказал Андрей. — Ты столько пережила, потеряв отца, ожидая мать. И нужно же, такой фатальный момент: я передавал в этой радиограмме о твоей матери, выстукивал дорогую для тебя весть, и именно в эти минуты ты уже вычеркивала меня из своего сердца. Когда-нибудь ты это, наверно, поймешь…

Ему хотелось побыть одному, но Леся тоже остановилась, осторожно дотронулась до его руки. Он отвернулся, стал смотреть на небо, по-весеннему синее, на высокие-высокие, легкие, как лебединый пух, облака.

Леся вздохнула. Нет, Андрей и не собирается просить извинения, он невозможный эгоист, хотя и необычный парень, может, единственный такой в целом мире. Кому-то, наверно, с ним будет хорошо, кто-то с ним будет счастлив, но не она.

А он все смотрел в небесную синь, словно ждал, когда теплый ветер из степи и ясное солнце осушат его глаза, которые вдруг неизвестно от чего стали влажными.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЭХО СТАЛИНГРАДА

1

Десантники сняли ордена и медали с гимнастерок, отдали их генералу Шаблию. Лишь Артур Рубен не торопился снимать свои боевые награды — ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Переминаясь с ноги на ногу, неуверенным голосом обратился к генералу:

— Я же лечу комиссаром боевого отряда, а не в подполье. Разрешите на новое задание пойти с орденами.

Генерал Шаблий молчал. Он понимал, почему Артуру хотелось лететь с орденами на гимнастерке. В отряд будет приходить новое пополнение, возможно, среди этих людей будут и командиры, а у Рубена никаких отличий. Наверно, попадутся и такие, которые засомневаются: что, мол, за птица этот комиссар? К тому же некоторые партизаны носят ордена, особенно в крупных отрядах и соединениях. Правда, отряд Опенкина насчитывает пока что всего двадцать человек. Это уж там, в тылу противника, он вырастет до сотни или больше бойцов в зависимости от обстоятельств, в которых придется выполнять боевые задачи. А дислоцироваться они будут не в больших лесных массивах, как на Сумщине или Черниговщине, а в степных районах, почти на глазах у врага. И отказать комиссару Шаблий не смог:

— Полетишь с орденами.

— Палдес. Спасибо! — поблагодарил Рубен.

Артур положил руку на грудь, закрыв ордена, а потом опустил ее. Его лицо раскраснелось от волнения, а голубые глаза смотрели на генерала немного виновато и одновременно светились благодарностью.

Семен Кондратьевич провожал за линию фронта двадцать бойцов. Военное командование согласилось дать для этого три дальних бомбардировщика, и отряд прибыл на аэродром еще вечером, хотя самолеты должны были стартовать только ночью.

Парашютисты были навьючены как верблюды: ранец с парашютом, ранец с минами, мешок с семидневным запасом провианта, автомат, а кое у кого еще и подсумок с гранатами. У радистов Стоколоса и Рубена было также по два «пакета» с рацией и питанием к ней. Десантники молча улеглись на землю.

Пахло степью, травами. Над головой вечернее небо, которое тоже будто вобрало в себя ароматы донецкой степи. Андрей Стоколос зажмурил глаза, и в памяти возникла другая — бессарабская степь над Прутом, несущим свои мутные воды с Карпат, звезды над нею, среди которых они с Лесей искали звезды. «Каким школярским, наивным все это было…» — грустно улыбнулся Андрей и тотчас нахмурился, припомнив ту памятную передачу из-под Миргорода.

В группе парашютистов сидел и отец Андрея — Шаблий. Ему уже приходилось провожать десанты, летевшие в степи под Херсон, к Одессе, в запорожские плавни, в Холодный Яр, в другие районы. К сожалению, пока что очень мало материалов о действиях партизан и подпольных организаций в тех краях, ведь на связи с ними работает лишь с десяток радиостанций. Это капля в море на полторы тысячи отрядов, действующих сейчас на Украине. Двусторонняя связь штаба с партизанами особенно волновала сейчас Шаблия. Впрочем, есть надежда, что эта проблема будет вскоре решена. Еще в первые месяцы войны сконструирована партизанская рация. Она все время совершенствовалась, и недавно новая модель передана в серийное производство. Теперь слово за промышленностью. Скоро совсем отпадет необходимость посылать во вражеский тыл и оттуда бесстрашных связных.

Шаблий был доволен тем, что работает с таким опытным организатором минно-подрывного дела, как Илья Веденский.

В созданном по решению Государственного Комитета Обороны территориальном партизанском штабе полковник Веденский возглавляет инженерный, то есть диверсионный, отдел, один из главнейших. После того как Опенкин доставил пленных Гейдена и Броера, настроение у полковника Веденского улучшилось. Узнав о показаниях пленных саперов, те, кто не верил в успех радиомин в партизанской войне, вынуждены были признать, что Веденский имел все основания отстаивать свою идею о применении на железных дорогах противника МЗД-5 (мин замедленного действия). Правда, эти мины требуют опытных минеров, а потому отдел инженера Веденского должен подготовить свыше пяти тысяч подрывников, которые сумеют пользоваться МЗД и смогут нанести ощутимый удар по коммуникациям противника. Для будущей операции Илья Гаврилович уже придумал и название — «Битва на рельсах»…