Владимир Миронов - Первая мировая война. Борьба миров Страница 63

Глава Думы М. В. Родзянко во вступительной речи на думской сессии 1 ноября 1916 г. заявил: «Мы собираемся здесь в пятый раз с начала мировой борьбы. Война должна быть выиграна, чего бы это стране ни стоило, во что бы то ни стало. Этого требуют народная честь и народная совесть; этого повелительно требует не только государственная безопасность, но и благо грядущих поколений».

Обращение к совести народа — демагогия. Война служила интересам помещиков и капиталистов! Рабочий депутат верно заметил: «Господин Родзянко говорит о том, чтобы мы русскую землю спасали, так это понятно… У Родзянко есть, что спасать. Не малый кусочек у него этой земли в Екатеринославской губернии, да какой земли! Родзянко и другим помещикам из Государственной думы есть, что спасать». Родзянко, будучи председателем Комитета членов Думы по оказанию помощи раненым и пострадавшим от войны (1914), председателем Комитета по надзору за распределением военных заказов (1915), председателем Комитета общественного содействия военным займам, одним из инициаторов создания и членом Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне, как никто другой, вскормлен войной. В дни Февральской революции 1917 г. он возглавил Временный комитет Государственной думы и безуспешно пытался придать ему функции верховного органа власти. Он же после Октября 1917 г. стал в ряды Добровольческой армии, участвовал в 1-м Кубанском походе и пытался создать «опору власти» в лице депутатов Думы всех созывов при Белой армии. Однако тот же самый Родзянко, не забывайте, был во главе тех, кто и предал столь восхваляемую им на словах монархию!

После Февральской буржуазной революции, оценивая события тех лет, Ленин скажет: война на 30 лет приблизила социалистическую революцию (война «за три года подтащила нас вперед лет на тридцать»). В 1915 г. в Циммервальде социалисты 11 стран подписали манифест, призывающий все стороны к прекращению войны. Манифест заканчивался словами: «К вам, рабочие и работницы, к вам… раненые и искалеченные, к вам всем, жертвам войны, взываем мы: протяните друг другу руки через все пограничные линии, через поля сражений, через руины городов и сел. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Результатом Первой мировой войны стало изменение баланса сил в мире. Англия, Франция, Германия, Россия вынуждены были уступить пальму первенства Соединенным Штатам Америки. США вступили в войну на самой последней стадии, хотя и «к шапочному разбору», но вовремя, когда шел дележ мировых богатств.

Глава 9.

Рост протестных настроений.

Николай II, царица, Распутин

«Вести о революционном движении преувеличены»

Мировая бойня приведет к глубоким переменам в жизни русской нации. Бердяев в «Душе России» (1915) скажет: война «остро ставит вопрос о русском национальном самосознании». Россия еще не играла «определяющей роли в мировой жизни», она «не вошла еще по-настоящему в жизнь европейского человечества». И тем не менее она — «особенная страна, не похожая ни на какую страну мира». Бердяев делает предположение, что «в очистительном огне мирового пожара многое сгорит, истлеют ветхие материальные одежды мира и человека», а затем последует и «возрождение России к новой жизни». Впоследствии, уже находясь в Берлине, в эмиграции, он пишет этюд, который назовет «Новое средневековье» (1923). В этой небольшой книжке, переведенной на 14 языков, Бердяев попытался объяснить причины того, что произошло с Россией в 1917 г. Там есть и такие знаменательные строки: «Россию погубило превращение народа в войско. Войско разрушило государство… Буржуазно-капиталистический милитаризм сам себя разрушил… Войны роковым образом превратились в революцию…»

Философ не мог отрицать того, что войны, во-первых, прямое следствие преступной политики, которую веками проводили представители буржуазии и милитаризма ведущих стран мира, во-вторых, наступавшая эпоха означала отход от того, чему поклонялись (разумеется, только на словах) те же буржуазные политики, — от свобод, демократии и либерализма. Бердяев очень точно уловил дух времени: «Мы живем в эпоху цезаризма». Однако мы бы дополнили философа: Россия жила в эпоху разлагающегося цезаризма. Цезаризм как система власти, возможно, и законен, если цезарь силен. Когда же он слабеет или терпит поражения, его убивают, так было в Древнем Риме, так произойдет в Третьем Риме — России. Россия потерпела поражение в Первой мировой войне, что было очевидно. Случайных поражений не бывает. Но за них правящий класс побежденной страны, во имя интересов которого, собственно, и велась эта чудовищная война, должен был заплатить свою цену!

Правящая элита России, похоже, еще не вполне осознавала, что ей угрожает… Свидетельство тому и слова премьера России В. Коковцова, сказанные буквально перед революцией. Споря с немцем Вольфом, главным редактором «Берлинер Тагетблат», он высказал мнение, что революционное движение в России носит поверхностный характер и ничем всерьез не угрожает. «Я старался пояснить ему, что Россия идет по пути быстрого развития своих экономических сил, что народ богатеет, промышленность развивается и крепнет, в земледелии заметен резкий переход к лучшей обработке, что использование земледельческих машин и искусственных удобрений растет, урожайность полей поднимается и самый существенный вопрос земельный — стоит на пути к коренному и мирному разрешению. На вопрос Вольфа, какое значение придаю я революционным вспышкам, я сказал ему, что ни одна страна не свободна от этого явления, но что в России оно гнездится преимущественно в крупных промышленных центрах и не идет далеко от них. Я прибавил, что России нужен мир более, чем какой-либо другой стране, уже по тому одному, что во всех проявлениях своей внутренней жизни она чувствует, как усиленно бьется ее пульс, насколько велики результаты, достигнутые за последние 6—7 лет в ее экономическом развитии, и насколько была бы прискорбна всякая остановка в этом прогрессе.

Я хорошо помню, что, отвечая на вопросы Теодора Вольфа о… внутреннем положении, я употребил выражение, подхваченное потом князем Мещерским, вышученное им и сделавшееся даже заголовком одного из его дневников, посвященных нападению на меня. “Поверьте мне, — сказал я Вольфу, — что все доходящие до

Вас вести о грозном революционном движении внутри страны крайне преувеличены и исходят, главным образом, из оппозиционной печати. Отъезжайте радиусом на 100—200 километров от крупных промышленных центров, каковы Петербург, Москва, Харьков, Киев, Одесса, Саратов, и Вы не найдете того революционного настроения, о котором Вам говорят Ваши информаторы”. Однако события вскоре опровергли столь радужные заверения премьера и стали развиваться совсем в ином направлении.

«Создадим мы строй иной!»

Мировая война сделала идеи социалистов еще актуальнее и востребованнее. Все надежды, что социализм «отошел в прошлое», были преждевременны. Социализм становился популярен, как и требования экономического равноправия в обществе. С. и Б. Веббы в «Промышленной демократии» (1897) показали, что рабочие союзы могут влиять на регулирование заработной платы. Более того, не только эти союзы, но и государство под давлением требований жизни начало действовать в этом направлении, задавшись целью путем специального законодательства не дать заработной плате упасть ниже определенного уровня.

В 1914 г. вышла книга П. Кропоткина «Великая Французская революция. 1789— 1793» (в Лондоне и на русском языке), где идеолог анархизма писал: «В истории всякого народа неизбежно наступает когда-нибудь такое время, что глубокое, существенное изменение во всем строе его жизни становится неизбежным, так было во Франции в 1789 г.: королевский деспотизм и феодализм доживали свой век. Долее удержать их было невозможно, надо было от них отказаться, но тогда представлялось два возможных выхода: реформа или революция. Всегда в таких случаях бывает минута, когда реформа еще возможна. Но если этой минутой не воспользовались, если правители страны, вместо того чтобы пойти навстречу новым требованиям, упорно сопротивляются проявлениям новой, возникающей жизни и вследствие этого кровь начнет литься на улицах, как это случилось 14 июля 1789 г., — тогда начинается революция. И раз началась революция, т. е. не простой политический переворот, а нечто более глубокое, революция неизбежно разовьется до своих крайних последствий, т. е. до той точки, до которой она может достигнуть хотя бы на короткое время при данном состоянии умов в данный исторический момент. Так и было во Франции».