Павел Ермаков - Все. что могли Страница 64

Кончился сеанс, самые расторопные отодвинули к стенам ящики, чурбаки, доски, служившие скамейками, объявили танцы. Механик убрал аппарат и динамо-машину, погрузил их на сани. Его ждали в другом полку, он с сожалением поглядывал, потанцевать ему не придется, а тут столько хороших девчат. Под керосиновым фонарем усаживался гармонист, усатый, густобровый сержант, девушки отогревали ему пальцы в своих горячих ладонях.

Пошли один за другим танго и фокстроты довоенных лет, зашуршали валенки по мерзлому земляному полу. К Наде подкатился старший лейтенант-артиллерист. Она прошлась с ним несколько кругов, и он уже не отпускал ее от себя. Как-то незаметно привел в дальний угол сарая, куда почти не доставал тусклый свет фонаря. Колыхались тени, отбрасываемые танцующими парами. В щели со свистом врывался ветер, сыпались струйки сухого снега. Артиллерист, высокий крупный мужчина, как и ее Андрей, заговорил с нею глуховатым голосом. Он назвал ее по имени, когда она удивилась этому, пояснил, что давно приметил Надю. Она в ответ не спросила, как его зовут, он назвался сам — Николай Бугров.

Надя вспомнила, фамилию эту она слышала. Артиллерист рассказывал о себе, уверенный, что это ей интересно, а если не интересно, то все равно обязательно надо знать. К ним подходили бойцы, приглашали ее на танец, она отказывалась, офицер понял, что ей он интересен. Действительно, что-то притягивало ее к этому человеку. Он рассказывал, что отец и мать хотели выучить его на агронома, надеялись видеть в своей деревне уважаемым человеком, очень нужным односельчанам. «Как я, к примеру», — с улыбкой и не без определенной гордости подумала Надя, вспомнив себя фельдшером в селе. Но его желания не совпали с родительскими, он уехал в Одессу, поступил в артиллерийское училище. Вернулся, когда пришлось освобождать родное Подмосковье от немцев. Родителей не нашел, их расстреляли немцы, узнав о сыне-командире. Какой-то мерзавец донес. Избы не было, на ее месте лежали черные головешки, жалко смотрела в холодное тусклое небо обгорелая труба.

«Что с моей мамой будет? Или уже сталось? — снова тоскливо подумала Надя. — Ее сын и зять командиры…» Снова, как много раз раньше, пожалела о том, что не осталась с мамой.

— Здесь с лета, — продолжал старший лейтенант. — Наотступался, морда не раз в крови была.

Кажется, пора было домой. Майор Чирков любил перед отбоем обойти землянки, рассказать фронтовые новости, по душам побеседовать со снайперами. Вспомнила Надя, где она слышала фамилию артиллериста. Майор о нем рассказывал. В день последнего немецкого штурма старший лейтенант один на батарее остался, три танка подбил.

Но и его орудие было раздавлено, артиллерист контужен. Немцы подумали, мертв, а он ночью очухался, пробрался к своим. «Герой, с такими мы никогда не сдадим города», — заключил майор.

Старший лейтенант спросил ее, кем она была до армии. Надя ответила, что фельдшером в селе, первое время и на фронте фельдшерила.

— А стали снайпером? — брови его удивленно приподнялись, крылья тонкого носа затрепетали.

— Так получилось.

Он помолчал, пристально вглядывался в ее лицо, словно хотел навсегда отложить в памяти каждую его черточку. Спросил, как она совмещает в себе две такие противоположные по действиям и результатам профессии.

Надя замотала головой, дескать, нет, снайпер — это не профессия, а вынужденное занятие, война насильно свела воедино то и другое. Старший лейтенант понимающе кивнул, убежденно заговорил, что войне не удалось огрубить Надю, как иных женщин и девчонок. Многие курят и пьют, могут послать трехэтажным. Ему кажется, у Нади мягкий характер, она обаятельна, женственна, стройна.

Хорошо, что к этому времени в фонаре выгорел почти весь керосин. Старший лейтенант не заметил, как зарделась она, не почувствовал, как екнуло ее сердце. Давно никто не говорил ей таких слов, с той поры, как расстались с Андреем. Ох, насколько же все преувеличил Николай Бугров, увидел то, чего давно уже не было. Лицо ее от постоянного пребывания на ветру и морозе задубело, щеки пошершавели, губы потрескались и выцвели, на лоб падали седые пряди. Стройной ему показалась? В полушубке, перетянутом ремнем с тяжелым вальтером, в толстых ватных штанах? Большое, яркое воображение у старшего лейтенанта.

Но слушала его терпеливо и верила. Потому верила, что не обманывалась в его искренности. Еще потому, что он не манил ее из сарая «куда-нибудь» или более конкретно — к нему в землянку. Не воспользовался затаенным уголком, не пытался обнимать, «тискать», как изъяснялась Соня, всеми способами выражать нетерпеливое, вполне определенное желание.

Он хотел проводить ее, но когда Надя возразила, поскольку пришла в кино с подругами, с ними и возвратится, старший лейтенант не настаивал. Возможно, ему почудилось в ее словах многообещающее — сейчас с подругами, но может прийти и одна.

Потом Соня на ушко ей шепнула:

— Весь вечер сокрушалась я, неужто дрогнуло Надюшино сердечко, придется возвращаться без командира.

— Ладно тебе, — отмахнулась Надя. — Разве нельзя с кем-нибудь словом перекинуться? Чай, не монашенка я. Кино понравилось?

— Прощай, любимый город… — вместо ответа пропела Соня, взяла Надю под руку, тесно прижалась. — Как хочется сказать не прощай, а здравствуй, любимый город. Очутиться бы в той жизни, работать, дружить, любить чисто и верно, — задумалась, сбилась с шага, опять зашептала: — Скажи, Надюша, подруга моя милая, я так доверяюсь тебе, почему мой «истребитель» Петька Кравцов такую «мертвую петлю» заложил? Мерзавец, как и многие прочие?

— Сонечка, не осуждай поспешно.

Многое было между ними переговорено: о войне и службе, о фронтовой их житухе, женских секретах. Подметила Надя, еще на снайперских курсах вились вокруг Сонечки ухажеры, липли, как мухи на мед. Девчонка приметная, на лицо и фигуру привлекательная. Мужикам такие нравятся, спокойно мимо не проходят. Сколько раз Наде, как помощнику командира женского снайперского взвода, приходилось покрывать ее, выручать, если та загуливала до полуночи. Соня приходила рассерженная. Она не пыталась что-либо скрывать от Нади. Говорила прямо:

— Не думай, что я легка на… этот самый. У меня не обломится. А они именно этого и хотят. Вскочить по-кобелиному, и прощай, голубка. Жалостливые слова говорят. Мол, убьют завтра. Умрет и не узнает, что за штука любовь, сладка ли баба. Если того… то и умирать с твоим образом, с моим, значит, в памяти не страшно.

Надя сочувствовала ей. Она сама не раз отбивала лихие кавалерийские наскоки домогающихся легкой любви. С жалостью глядела на женщин, живших по принципу «война все спишет». Возможно, и спишет, если судить вообще, отвлеченно. Спишет ли с каждой из них в отдельности?

Но вот Соня подружилась с Петром Кравцовым и переменилась сразу. Спокойней стала, глаза засветились ласковым внутренним светом. Ухарь тот, первый парень на деревне, как окрестил его майор на курсах, тоже присмирел.

— Вот он где у меня, — притопнула Соня каблуком. — Ручной, спокойный, вроде молоденького телка.

Глаза и голос выдавали — любит.

Три недели назад ранило Петра. Осколок перебил кость ниже колена. Не успел отползти, как обрушилась кирпичная стена, раненую ногу привалило.

Недавно от него пришло письмо. Соня читала, заливалась слезами, потом протянула Наде закапанный листок. С трудом верилось, что это писал Петр. Разухабисто, как бы между делом, хвалился, дела его идут на поправку, отдохнул, отъелся, потянуло на «свежачок». Завел роман с красивенькой сестричкой. Не устояла перед Петькой Кравцовым. Нога у него срастается, время идет к выписке. В свою часть он не вернется, потому Сонечке лучше забыть о нем.

Вон как… теленочек в бычка превратился, нахального, пакостного.

— Слушай, подружка, — сказала Надя. — Завтра майор Чирков посылает меня на ту сторону Волги, в госпиталь. Справку на Гудошникова повезу, чтоб его в нашу команду вернули. Поедем вместе. Повидаешь своего «истребителя», в глаза ему глянешь.

— Пропади он пропадом. В упор видеть его не хочу, — озлобленно фыркнула Соня.

— Не руби сплеча. Я к майору, жди.

Почти при одинаковом с Соней возрасте у нее было неизмеримо больше житейского опыта. Надя еще не знала, что из ее затеи могло получиться, но чутье подсказывало, Соне с Петром необходимо встретиться.

26

Возле госпитального крыльца, на расчищенной от снега площадке, толпились бойцы.

«Выписались, отправки ждут», — подумала Надя.

Ни Гудошникова, ни Кравцова среди них не было.

Девчата показались во дворе, бойцы «открыли перекрестный огонь». Посыпались возгласы, соленые шуточки.

— Откуда такие хорошенькие, румяные берутся?

— Определенно здешние.

— Ясное море, появись они на передовой, бои прекратились бы, всякий только на них бы и пялился.