Александр Чаковский - Блокада. Том 2 Страница 65

— Но это же неправильно, Максимыч! — горячо возразил Васнецов. — Надо немедленно, повторяю — немедленно! — восстановить связь со всеми членами заводской парторганизации. А потом и с остальными работниками завода. Нельзя оставлять людей наедине с голодной смертью! Поднять их надо, поднять!

— Кто их поднимет!

— Ты, Максимыч! И другие, такие, как ты. Мы договорились с дирекцией, что на заводе будет организован стационар. Ну, чтобы класть туда на неделю-полторы тех, кто в особо тяжелом состоянии, немного подкармливать. А рабочих, по нескольку дней не выходящих на завод, надо всех проведать. Пусть за это дело возьмется молодежь. Как твое мнение? А? Чего молчишь? Действовать надо!

Королев покачал головой:

— Действовать!.. Всегда ты прыткий такой… Ладно, попробуем действовать.

Он снял телефонную трубку:

— Комитет комсомола мне. Секретаря… А где он?.. А это кто говорит? А-а, это ты, беглый!.. Ну давай жми в партком, быстро!

Только сейчас Васнецов заметил, что с каждой фразой изо рта Королева вырывается клубок пара. В комнате и в самом деле было очень холодно; обутые в тонкие хромовые сапоги ноги Васнецова начали мерзнуть.

Повесив трубку, Королев сказал:

— Секретаря на месте нет, пошел прилечь. Там парнишка один боевой дежурит, член комитета. Сейчас придет. Подождешь его, Сергей Афанасьевич, или дела?

— Дел много. Да и зачем я нужен, когда ты на месте?

— Я-то на месте, — кивнул Королев, — только полагаю, что неплохо бы и тебе с комсомолом пообщаться, раз уж здесь. Объяснишь им, что к чему. Значение будет иметь для ребят. Как говорится, воспитательное.

— Ладно, подожду, — сказал Васнецов и посмотрел на часы. — Как, ты сказал, его фамилия? Беглый?

— Да нет, — усмехнулся Королев. — Савельев он, слесарь наш. Это я так, в шутку, его беглым зову. Из госпиталя, не долечившись, не так давно удрал. Обратно на завод. До Нарвской добрался, а там его патруль сцапал. Документов при нем никаких, хотели в милицию отвести, а он взмолился: доставьте, мол, на Кировский… Ну, в патруле-то один из наших рабочих был… Словом, обошлось. Хотели комсомольцы ему выговор вкатить, да передумали: не в тыл же бежал, а, можно сказать, на передний край… С тех пор я его беглым и прозвал.

Дверь открылась, и на пороге появился Савельев.

Прошло не больше двух недель, как Андрей вернулся на завод, но за это время он очень изменился: сильно исхудал, лицо стало серо-землистым, нос заострился. Однако настроен он был бодро.

— Вот явился, дядя Ваня! — бойко сказал он, входя в комнату.

— Вижу, что явился, — ответил Королев, — давай подходи ближе, познакомлю тебя…

Заметно прихрамывая, Савельев подошел к столу и, скользнув взглядом по знакам различия на шинели Васнецова, вытянулся и отрапортовал:

— Здравствуйте, товарищ дивизионный комиссар.

— Здравствуй, товарищ Савельев. Моя фамилия — Васнецов. Я секретарь горкома партии.

Последняя фраза была явно лишней: кто такие Жданов в Васнецов, в Ленинграде знали все.

К удивлению Королева, на лице Савельева отразилось разочарование. Он даже почему-то вздохнул.

— Не рад знакомству? — спросил Королев.

— Что вы, дядя Ваня… товарищ Королев! — поспешно ответил Савельев. — Только я подумал…

— О чем подумал? Поделись! — с беззлобной иронией сказал Королев, видя, что Савельев окончательно смутился.

— Ну… — мямлил тот, переминаясь с ноги на ногу. — Я, как увидел военного, подумал: за мной, на фронт потребовался. А теперь понимаю, дело гражданское…

— Ты это свое мальчишество брось! Тоже мне герой-фронтовик выискался! — строго оборвал его Королев. — Думаешь, если тебе одно вольничанье простили, так…

— Ладно, Иван Максимович, — вмешался Васнецов, — время всем нам дорого. Садись, товарищ Савельев, — кивнул он на свободный стул. — Тебя как по имени-то?..

— Андрей, — тихо ответил тот, присаживаясь на край стула.

— Так вот, Андрей, считай это дело, как тебе больше нравится, — гражданским или военным, но оно касается всего комитета комсомола.

— Ясно.

— Ничего еще тебе не ясно, — невесело усмехнулся Васнецов. — Так вот. Голод начинает косить людей. Некоторые по нескольку дней не выходят на работу, и судьба их неизвестна.

— Товарищ дивизионный комиссар, — встрепенулся Савельев, — если вы думаете, что по неуважительной причине, так на Кировском такого не бывает! На работу не выходят те, кого уже ноги не носят.

— Я так и думаю, — кивнул Васнецов. — Но факт остается фактом. Часть людей не появляется на заводе и, видимо, находится в тяжелом состоянии. Семьи у многих из них эвакуированы, дома помочь некому…

Васнецов почувствовал, что ноги у него совсем замерзли, да и руки тоже. Он стянул перчатки, подул на пальцы.

— Сейчас я растоплю печку! — с готовностью сказал Савельев.

— Не надо, — остановил его Васнецов. — Не будем воровать дрова у тех, кто придет после нас. Так вот, Андрей, задача такая: нужно сколотить несколько групп комсомольцев и направить их на квартиры тех, кто не выходит на работу. Надо не просто выяснить, что с этими людьми, но и помочь им. Ясно?

— Чем помочь-то? — развел руками Савельев. — Им одна помощь нужна: хлеб.

— Хлеба нет! — жестко сказал Васнецов. — Только то, что полагается по рабочей карточке, — двести пятьдесят граммов.

— Триста, — поправил Савельев.

— Нет. С завтрашнего дня только двести пятьдесят… И все же способы помочь людям есть. Скажем, воду вскипятить для больного человека.

— Товарищ дивизионный комиссар… неужели только двести пятьдесят? — с тоской спросил Савельев и посмотрел на Королева, словно ожидая от него поддержки.

— Ты разве не понял, что я сказал? — резко проговорил Васнецов.

— Понял… Двести пятьдесят…

— Ты понял, что людям нужно помочь?

— Понял. Воды нагреть… Но водопровод-то в домах не действует!

— Кое-где есть водоразборные колонки. Некоторые из них еще работают. А где нет колонок, люди носят воду из Невы. Не слыхал разве об этом?.. Так вот. Воды надо больному принести. Печку растопить… Горком вынес решение разобрать на топливо ветхие деревянные дома, сараи, заборы. Их у вас за Нарвской хватает… Врача, если надо, вызвать — с завода позвонить в амбулаторию и сообщить адрес больного. Видишь, как много можно сделать?!

— А… танки?.. Нам же говорили, что танки — главное.

— Да. Ремонт танков — это главное. Но и люди — тоже главное.

— Значит, воду, дрова, врача… — как бы про себя перечислял Савельев.

— Верно. И это еще не все. Самое важное для такого больного — слово человеческое услышать. Знать, что товарищи помнят о нем, не забыли. Человек должен чувствовать, что он нужен. Нужен! Ясно?

— Ясно, товарищ дивизионный комиссар.

— Тогда, не откладывая, начинайте действовать.

— Доложу на комитете, — каким-то бесцветным голосом ответил Савельев.

— Девушек обязательно в эти группы включите. У них руки нежнее наших, верно?

Савельев молча кивнул и стал разглядывать ногти на своих покрасневших, с потрескавшейся кожей пальцах.

— Что, не по душе задание? — спросил Васнецов.

Андрей ответил нерешительно:

— Да нет… что же… Задание важное, товарищ дивизионный комиссар. Только… мне ведь что обещали?.. — В голосе его опять прозвучала тоска. — Три танка со своей бригадой отремонтируешь, и в этом, третьем — на фронт! А мы четыре дали — четыре «Клима»!.. Вы бы посмотрели их до ремонта! Не танки — лом металлический. Башни заклинены, смотровые щели сплющены, гусеницы — вдрызг… А мы их… ну, как новенькие! И что же получается? Кто к этим танкам пальца не приложил — они на фронт, а мы дрова и воду таскать? Несправедливо это, товарищ дивизионный комиссар!

Васнецов встал, прошелся по комнате.

— Послушай, Андрей, — заговорил он, остановившись перед Савельевым. — Могу тебе по секрету признаться: я ведь тоже на фронт хочу. Военное звание, как видишь, имею. Смог бы и задачу боевую выполнять, и Ленинграда сегодняшнего не видеть. Не видеть ни развалин его, ни как люди от голода пухнут… Но должен быть здесь. В Ленинграде!

— Вы секретарь горкома, — упрямо возразил Савельев. — Вас избирали.

— А тебя не избирали? Ты как членом комитета комсомола стал? Заявление, что ли, в отдел кадров подал? Или начальник цеха приказ подписал?.. Нет, Андрей, и тебя избрали. А раз избрали — о себе забудь.

Васнецов снова прошелся по комнате, снова надел перчатки и глубоко засунул руки в карманы шинели.

— Ноги замерзли, — смущенно признался он.

— В валенках надо ходить, — назидательно сказал Королев.

— Не положено, — усмехнулся Васнецов. — Интенданты не выдадут. Валенки на фронте нужны. — И, снова останавливаясь перед Савельевым, сказал: — Ты знаешь, Андрей, я ведь раньше тоже на комсомольской работе был. Хочу тебе один случай рассказать. Собрал нас как-то Сергей Миронович Киров, ну, работников комсомольских райкомов. О задачах комсомола в первой пятилетке речь шла. Индустриализация и коллективизация тогда только начинались. И вот один парень из Выборгского райкома задает Кирову вопрос: «Скажите, Сергей Миронович, в двух словах, как проверить, настоящий ты комсомолец или нет? По какому показателю?» Киров подумал, усмехнулся и говорит: «В двух словах не сумею, а если регламент малость увеличите — попробую. Придешь, говорит, домой, сядь и подумай, какие главные задачи перед страной стоят. И перечисли те дела, которые ты мог бы сделать. Хоть в уме перечисли, хоть на бумажке выпиши, каждое дело — отдельной строчкой. А потом перечитай и поразмысли. Это вот дело простое. И как сделать его, знаю, и отчитаться легко. Оставь его, поручи беспартийному или молодому комсомольцу. Другое дело потруднее. Для него подходящего человека найди. А вот третье — самое трудное, неблагодарное дело. И как подступиться к нему, не знаешь, и доверить его не каждому можно, и со стороны дело это невидное, неброское, и времени черт те знает сколько отнимет… Это дело и бери на себя. И так всю жизнь. Вот он, твой главный показатель. Не хочешь? Планы личные нарушает? Тогда не иди в комсомол. А уж о партии и говорить нечего». Вот так нас учили, Андрей. Вопросы есть?