Сергей Кольцов - Тихая разведка Страница 69

— Майор, — приказал Фалькенберг командиру прибывшей вместе с ним команды, — оставьте на этом участке столько людей, сколько необходимо для захоронения, очистки дороги, сбора уцелевших боеприпасов и оружия. Остальных — в боевое охранение, двойным кольцом, интервалы определите сами и оцепите место происшествия. При уборке просмотрите с людьми каждую пядь указанной территории. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь?

— Внимание! Внимание! — на высокой ноте, отдаваясь эхом, зазвенел голос майора. — Повзводно, в два ряда, становись!

— Штурмбанфюрер! — резко приказал Фалькенберг стоящему рядом Крамеру. — Проследите за работой. Место захоронения, я думаю, вот на этой лесной поляне. — Он указал на близлежащую прогалину. — Снять со всех погибших личные знаки отличия. Сами лично осмотрите место побоища… то есть бандитского налета, — поправился он. — В общем… Черт возьми, я не нанимался вам в няньки, штурмбанфюрер! — вдруг вспылил Фалькенберг и, отвернувшись от своего адъютанта, зашагал в голову бывшей автоколонны.

Он не только искал следы напавших, но и, размышляя, старался разгадать, найти улику, почерк, зацепиться за незначительный штрих, детальку, чтобы в конце концов определить главное направление поиска. Его, контрразведчика, как-то незаметно одолевали сомнения в том, что нападение на автоколонну являлось делом рук русских парашютистов. Возможно, у тяжело, даже, не исключено, смертельно раненного радиста сработали постоянно живущие в нем воспоминания о пережитом на восточном фронте. Как-то не вязался в его сознании тот факт, что войсковая разведка русских могла действовать в самой гуще скопления немецких войск, на значительном удалении от линии фронта. Анализируя события, штандартенфюрер не терял нить сравнений с прошлогодним рейдом разведгруппы лейтенанта Черемушкина, результат которого оказался плачевным для армейской группы «Метеор». Да! Это так! Но для чего тогда агентурная разведка? Ей ведь положено решать задачи по изучению тыла, состояния обороны противника. А впрочем, почему бы и нет? То, что произошло, очень уж смахивает на действия при критической ситуации этого советского разведчика.

Фалькенберг подошел к опрокинутой, лежащей на правом боку, легковой машине «Татра», принадлежавшей ранее штандартенфюреру Гансу Ганке. Начальнику контрразведки было известно, что именно на ней в составе колонны он двигался к аэродрому в Кобылино. Судя по всему, Ганке избежал автоматной очереди или иной летящей смерти. Просто-напросто взят в плен. Зачем «лесным братьям» либо солдатам Армии Крайовы немецкий полковник СС?

Он задержался у легковушки. Чудом уцелевшее лобовое стекло отражало высокое голубое небо и играло солнечными зайчиками, перемежаясь со светотенями.

Из распахнутой передней дверцы салона головой вниз свешивалось тело водителя, а из задней по пояс вывалился убитый рослый автоматчик с оружием в руках.

Примерно в то же самое время в штабе армейской группы «Феникс» в кабинете начальника гестапо, обставленного старинной мебелью, сидели двое: сам хозяин — оберштурмбанфюрер СС Крюгер — и командир танкового батальона СС Эккерибенг. Познакомившись уже очно, они вначале вели дипломатический, светский разговор, а потом их беседа приняла сугубо деловой характер. Подполковник СС коснулся случая, произошедшего в деревеньке Васькины Дворики. Было здесь много непонятного и подозрительного. Делясь своими свежими впечатлениями, гость выразил сомнения по поводу факта случайности: «Дело, считаю, неординарное. Я вынужден был пристрелить двух полицейских негодяев, которые поклялись мне, что обыскали советского летчика, и что он чист как, девственница. В результате убиты двое — офицер и солдат. Откуда и каким образом в руках у летчика оказался пистолет? Вам все это ни о чем не говорит, оберштурмбанфюрер? Странное, очень странное происшествие…»

— Я разделяю вашу тревогу. И это не симптом болезненной подозрительности, а чистой воды беспокойство за наше общее дело. Слово девственен имеет определенный смысл, и я отлично понимаю ваше настроение, подполковник. То, что вы отправили на тот свет двух русских полицаев, то это лишь факт душевного очищения. Хотя считаю наказание поспешным и преждевременным. На допросе с пристрастием, возможно, появились бы и другие неизвестные нам подробности, они помогли бы нарисовать нам более ясную картину…

— Теперь я понимаю известную русскую пословицу: спешка нужна для ловли насекомых… Как это?

— Вы хотели сказать о блохе, подполковник?

— Да! Да! О ней, конечно, о ней, этой твари, оберштурмбанфюрер. Вместе с полицаями в этой затерянной в лесной глуши деревне находился человек, заинтересовавший меня. Фамилия его… — Он раскрыл записную книжку: — Ага, Карзухин, а второго — Прозоров… Так этот Карзухин произвел на меня выгодное для него впечатление. Безусловно, грамотный, сдержанный, и не только в словах. Мне кажется, что его нужно немного подергать… А Прозоров — быдло. Материал для крематория и не больше…

Крюгер, внимательно слушавший собеседника и знавший о внезапном утреннем выезде Фалькенберга на опасную операцию с полуротой солдат, догадывался, что пистолет в руках русского летчика явился не даром провидения, а кто-то из четырех человек, находившихся в помещении полицейского участка, бесспорно, являлся агентом русской разведки. Но кто? Вот вопрос! Оставались живыми свидетелями этой истории только двое: Карзухин и Прозоров. Что представлял собой последний, он знал не по подсказке, а вот о Карзухине у него сложилось благоприятное впечатление. Карзухин был протеже такого видного в местном окружении человека, каким являлся штандартенфюрер СС Ганс Ганке. Это его просьба сработала в высших сферах армейской группы «Феникс», а группенфюрер СС Веллер утвердил ходатайство о присвоении славянину воинского звания обершарфюрера СС. Но этим делом займется он лично сам. Доверять кому-либо не стоит… Время такое сложное. Может быть, поручить решение ребуса о русском агенте штурмбанфюреру Гроне? Когда разговор коснулся русской пословицы о коварной блохе, несмотря на весьма серьезный характер происходившей беседы, Крюгера вдруг стало просто распирать от неудержимого смеха. Но усилием воли он подавил в себе это дьявольское желание.

— То, о чем вы мне рассказали — очень и очень серьезно, — произнес Крюгер, смотря собеседнику в глаза. — Но требуется время, чтобы сумма вопросов и ответов уподобилась шахматной доске, на которой в соответствующем порядке были бы расставлены шахматные фигуры. Кстати, подполковник, этот самый Карзухин — унтер-офицер германской армии. Точнее, ему, русскому, одному из преданных фюреру и знамени третьего рейха людей, оказана высокая честь — присвоено звание обершарфюрера СС. — Начальник гестапо с любопытством посмотрел на Эккрибенга, предугадывая его реакцию.

— Браво! Это же забавно, непостижимо трогательно, — откровенно рассмеялся подполковник. — Учись, постоянно учись, не забывай, что в тебе сидит круглый дурак… Извините, это я о себе. И вы лично верите в весь этот цирк? Сомнительный эксперимент!

— Нет, вы, видимо, неправильно меня поняли. У работника гестапо своя, продуманная позиция… строгая ориентировка на различного рода отклонения. Все будет о`кей, как говорят американцы.

— Я верю в то, что вы говорите. Ваша фирма веников не вяжет.

— Это чисто русская поговорка, — заметил Крюгер. — Вы ее приняли от пленных солдат Красной Армии?

— Да! Было такое дело в сорок втором… Какое замечательное начало!.. Надеюсь, вы помните штурмфюрера СС Маллона, похищенного русской армейской разведкой?

— Безусловно! — раздумчиво ответил подполковник. — Умный, смелый юноша. Жаль, очень жаль… Печально то, что войсковая группа под кодовым названием «Метеор» потерпела такую крупную неудачу, если не сказать точнее, разгром, не без его невольного участия. Тогда на рассвете мой танковый полк первым попал в страшную мясорубку. Еще бы не помнить…

Крюгер встал из-за стола и шагнул было к бару, но остановился, пристально посмотрел в глаза собеседнику и, прерывисто дыша, негромко, как будто в этот миг где-то в груди его вспыхнула боль, проговорил:

— «Метеор» — славная страница памяти. «Феникс», надеюсь, окажется удачливее своего предшественника.

— Не сомневаюсь… если его капитан, рулевой, и команда уже сегодня, накануне предстоящих сражений за выживание, обретут нужные качества. Основное — талантливость штабных разработок и массовый героизм исполнителей.

— Мне нравятся подобные откровения, подполковник. За вами упрочилась слава смелого и решительного командира. У вас гениальная прозорливость… Вернуть бы вам ваш полк, а еще лучше — поставить на дивизию. Что-то похожее слышал в кулуарах штаба. Уверен, что расстанемся и будем встречаться не как просто знакомые… — Он нажал на невидимый Эккрибенгу рычаг. Дверца бара из красного дерева, щелкнув замком, опустилась в горизонтальное положение. Холеные руки гестаповца отвинтили фигурную пластмассовую пробку небольшой плоской бутылки. — Подарок одной дамы. Не трогал. Коньяк «Два Пастыря». Редкий французский коньяк. От женщины, какую не часто встретишь. Хотя стерильность человеческой души — условна. Это дело долгих, порой бесплодных исканий…