Георгий Шолохов-Синявский - Волгины Страница 7

Подходя к колонне, Таня насторожила слух: не слышно ли знакомого голоса? Сердце ее билось возбужденно. И хотя в общей массе ребят и девочек, ставших неузнаваемыми в своих фланелевых комбинезонах, шерстяных фуфайках, и шапочках, трудно было разглядеть Юрия, Таня всем своим существом чувствовала — он здесь, где-то близко.

— А-а! Таня! — закричали студентки-однокурсницы, обступая ее. — Ведь мы идем вместе? Ты какая? Семнадцатая?

— А ты? Десятая? Ой, девочки, вот будет весело!

Визг, хохот оглушили Таню. Вокруг нее, из-под опушенных инеем ресниц, задорно поблескивали глаза подруг, мелькали и полусвете утра приветливые улыбки. Пухлощекая, толстенькая Тамара повисла у нее на шее и, больно задев лыжей по голове, чмокнула в щеку.

— Танька, я рада, что мы будем вместе. Ведь я шестнадцатая!

— Ты — шестнадцатая? — разочарованно протянула Таня.

— Ну да, шестнадцатая! — восторженно запищала Тамара.

«А каким же номером идет Юрий?» — подумала Таня, рассеянно оглядывая подруг. Она увидела Маркушу, длинноногого и неуклюжего, похожего в своих коротких фланелевых штанах на журавля, стройную и высокую, как всегда выделявшуюся своей осанкой Валю. Она и здесь выглядела красивее всех в своей белой, кокетливо сдвинутой шапочке, в короткой юбке и пуховой фуфайке, плотно облегавшей ее высокую грудь. У нее был пятнадцатый номер.

Разговаривая с подругами, Таня продолжала искать глазами Юрия. Она подошла к Вале, смущенно спросила:

— А где же Юра? Разве он не пришел?

Валя, как показалось Тане, понимающе-лукаво улыбнулась.

— Почему не пришел? Ах, да… Он немножко опоздает. Разве ты не знаешь?

— А почему я должна знать? — сделав равнодушный вид, ответила Таня. — Я спросила просто так.

Таня поспешила отойти от Вали.

— Становись по номерам! — послышалась команда.

В эту минуту появился Юрий. Он прошел мимо Тани, неся на плече лыжи. Ей показалось, что он ищет ее, но она не осмелилась окликнуть. На груди его белела цифра 3. У Тани упало настроение. Юрий пойдет в голове колонны, а она…

Уже совсем развиднелось, когда к зданию горкома подкатило три грузовых автомобиля, чтобы отвезти участников перехода к месту старта, за черту города. И снова Таня, подсаживаемая в кузов грузовика визжащими и хохочущими девушками, искала глазами Юрия. У нее еще была надежда, что он сядет в ту же машину и они поедут вместе. Но знакомый синий берет только на мгновение мелькнул возле, головной машины. Повидимому, Юрий и не думал ее искать, словно забыв о ее существовании. Но ведь мог же он подойти к ней хоть на минутку?..

«Ну и пусть! Я не буду замечать его. И пусть мои лыжи сломаются на первом километре, если я заговорю с ним», — с негодованием думала Таня. Все, казалось, померкло для нее: и розово-синий свет утра, и удовольствия предстоящего перехода. Покалывающий морозными иголками ветер бил Тане в лицо, забирался под теплую шерсть рукавичек; мимо неслись холодные громады домов, седые от инея кудрявые деревья, а Таня не чувствовала холода: щеки ее полыхали жаром.

За городом, на месте старта, откуда начиналось ровное снежное поле и большая дорога вела к ближайшей станице, уже собрались представители городского комитета комсомола и спортивного общества. Десятка два легковых машин выстроились у дороги. Несмотря на ранний час, толпа любопытных запрудила белое поле. У высокого шеста с поднятым красным флагом расположился духовой оркестр, но играть было мучительно: губы музыкантов прилипали к жгуче-холодной меди труб. Все же оркестр торопливо проиграл несколько тактов марша, когда грузовики с лыжниками подкатили к стартовому полю.

Вид толпы и пламенеющей под восходящим солнцем степи, снежная даль, расстилавшаяся за дачными поселками и рощами, наполнили душу Тани смутным волнением, и она на время забыла о Юрии. Ей хотелось поскорей пуститься на лыжах по белой, как скатерть, степи, лететь, не останавливаясь, с захватывающей дух быстротой, оставив всех позади. Она ловко спрыгнула с грузовика, по команде послушно стала в шеренгу между Тамарой и Маркушей. Следовало пройти строем еще с четверть километра к месту старта. Колонна тронулась, и Таня опять увидела впереди, среди голов, синий берет.

— Запевай! — скомандовал командир, высокий мужчина в военной шинели без петлиц и знаков различия. Молодой, глуховатый на морозе ребячий тенор затянул:

Если завтра война, если завтра в поход,Если темная сила нагрянет…

Сильные молодые голоса подхватили:

Как один человек, весь советский народЗа свободную родину встанет!

— Реже! — мрачно скомандовал человек в шинели, пытаясь сделать шаг колонны размеренным и четким, и сам высоко выбрасывал и твердо ставил левую ногу. Но колонна частила и сбивалась.

На земле, в небесах и на мореНаш напев и могуч и суров…Если завтра война, если завтра в поход,Будь сегодня к походу готов,—

пропела колонна и по команде «группа, стой!» нечетко остановилась перед флагштоком.

Секретарь горкома комсомола, стоя в автомобиле, произнес речь о значении лыжного спорта, о физической закалке молодежи, о необходимости быть готовыми ко всяким лишениям и неожиданностям. Речь свою он прокричал, картинно выбрасывая руки, подаваясь вперед всем туловищем, словно собираясь выпрыгнуть из автомобиля.

— Виктор Волгин, ко мне! — вызвал командир колонны, когда секретарь закончил свою речь.

Виктор вышел из строя.

— Вы будете идти в голове колонны! — приказал командир.

Он сказал еще что-то, чего Таня не расслышала. Таня лишь заметила, как брат смущенно заулыбался.

По команде лыжники растянулись редкой цепочкой, стоя в затылок друг другу. Все приладили лыжи. Секретарь горкома комсомола, представители физкультурных обществ вместе с командиром колонны обошли растянувшийся строй. Заиграл оркестр, послышалась команда, и колонна медленно тронулась в путь.

Город давно остался позади. Вокруг лежала степь с торчащими кое-где из глубокого снега сухими будыльями подсолнуха и кукурузы, острыми и гибкими прутьями краснотала в ложбинах, у скрытых под сугробами ручьев.

Впереди, за насыпью железной дороги, в глубокой балке, синела роща, отливая багрянцем молодого краснокорого лозняка. А еще дальше маячили курганы, словно седые головы зарытых в землю великанов. У края рощи отсвечивали на солнце окна белых домиков пригорода, дымила высокая труба завода, а у самого горизонта, в мягкой сиреневой мгле, утопала станица с белой высокой колокольней.

Колонна лыжников перевалила через железнодорожную насыпь и вышла на склон глубокой балки. Ровный, не тронутый ветром чистый снег лежал широкой скатертью, и ноги лыжников двигались без всяких усилий.

— Не опережать друг друга! Не обгонять! — скомандовал вожатый, поровнявшись с Таней, и сердито взглянул на нее. Он словно летал на своих длинных, тонких лыжах и каким-то образом всегда успевал обогнать колонну.

«Как бы не так, буду я плестись позади Тамары», — подумала Таня и, как только командир поотстал, чтобы подтянуть слабых ходоков, и впереди идущие лыжники побежали быстрее, нажала на лыжи.

— Татьяна, ты куда? — послышался испуганный голос Маркуши.

— Ползи ты, Маркуша, черепахой, а мне надо скорее! — задорно крикнула Таня и, оглянувшись, помахала варежкой.

Обогнав Тамару и Валю и еще кого-то из студентов, не обращая внимания на грозные окрики командира, подгоняемая безудержным озорным чувством, Таня помчалась вперед. Сердце ее дрогнуло, когда слева мелькнул синий берет. Она заметила: Виктор и Юрий скользили свободно, не ускоряя хода, не желая отрываться от колонны. Она не обернулась к Юрию, хотя скорее угадала, чем увидела, серьезное и чуть изумленное выражение на его слегка зарумянившемся лице.

Тане показалось, что он что-то крикнул ей вслед. Она не обернулась и на крик брата. Остро пощипывающий ветерок свистел в ее ушах. Она почти не пользовалась палками, потому что склон становился все круче и лыжи сами несли ее с нарастающей быстротой, взметывая радужно искрящуюся на солнце снежную пыль. Сердце Тани замирало от быстрого скольжения.

«Как хорошо! Как хорошо! Он все видит. Ну и пусть… Быстрее, быстрее! — вилась в голове мысль. — Он не подошел, ну и наплевать. Кто же это кричит так громко? Не Юрий ли? Нет, это не его голос… Пусть кричат, пусть догоняют… А я вот так — еще быстрее… Вот так, вот так… Эх!»

Ровный наст стал перемежаться косыми, пологими сугробами. Несколько раз Таню подбрасывало, словно на качелях, но она крепко держалась на лыжах, летела птицей, подогнув колени и подавшись туловищем вперед.

Позади послышался легкий шелестящий звук, чье-то дыхание: кто-то настигал ее.