Михаил Шевердин - Вверяю сердце бурям Страница 71

Пилот, который расстрелял было из пулемета делегатскую колонну, был большой любитель восточной поэзии и сам писал стихи о Памире и горных красавицах, осмелился выступить со стихотворным тостом, завершив его словами:

— Мы уезжаем из Душанбе. Счастливо. Надеюсь, вы напишете нам. И я надеюсь, в одном из писем будет: «Поздравьте с сыном!»

— Я слышал, вас переводят в Москву? — спросил Баба-Калан пилота. — Война кончилась. И уже ничего не останется, как палить из пулемета по мирным колоннам путешественников.

— Я отвечу вам словами арабского поэта Ибн Ямина:

Не жди добра от того,

кому ты нанес удар.

Раз ты отрубил змее хвост,

размозжи ей голову.

Тут еще таких змей сколько угодно. Работы нашему авиаобъединению хватает.

III

Когда очутишься в трудном положении, не отдавай тело недугу трусости. С врагов сдирают шкуру — с друзей снимают шубу.

                                         Саади

В тяжелую пору не теряй надежды: ведь и черная струя проливает светлую воду.

                               Хафиз Шамсэддин Мохамед Ширази

Матраков, отступив малость, прищурился, посмотрел и остался недоволен. На бумаге, пришпиленной к глиняной стенке, буквы прыгали, кособочились.

«Отделение связи Нурек» — гласили буквы на бумаге.

— Ничего... Понятно. Как, ребята, можно прочесть? — спросил Матраков ребят, которые почти всегда, чтобы взглянуть на любопытные машинки, были рядом с волшебником-телеграфистом.

Первое отделение связи на берегу Вахша — Сурхоба. Внизу шумела река. Вверху уперлись в синеву неба вершины гор с белыми шапками. На склоне горы расположилось селение Нурек, продуваемое всеми ветрами.

Рядом — единственный мост Пуль-и-Сангин на Вахте. Нурек на перекрестке древних торговых путей — из Афганистана, Памира, Туркестана, Самарканда, Бухары. Словом, отделение связи крайне необходимо в Нуреке. И почта, и телеграф. Теперь отсюда телеграфист Матраков будет связан с Душанбе, Ташкентом, даже Москвой.

— Так-то, ребята, — сказал Матраков. — Так-то, сорванцы!

Сорванцы с кофейными от горного загара физиономиями, с изъеденными паршой головами, в лохмотьях смотрели на бумажку, тараща глаза.

— Читайте за мной, — важно сказал Матраков. — О-т-де-ле-ние связи. Связь — это жизнь! Отделение связи — это почта, телеграф. Раз отделение связи в Нуреке, — значит, начинается мирная жизнь.

Нурекские мальчишки смеялись. Им нравился этот добродушный Матраков в полинялой гимнастерке, в брюках галифе, демобилизованный красноармеец. Он пользовался известностью и в Нуреке, и в Конгурте, и в Кулябе, и даже в Душанбе — всюду на тракте, от Сарай-Камара до столицы Таджикистана.

Матраков был хозяином и властелином удивительной машинки, телеграфного аппарата, который отстукивал: «та-тт-та, тата». При помощи этой чудо-машинки Матраков мог разговаривать с людьми, живущими за тридевять земель.

Матраков — сродни волшебникам, таинственный и загадочный!

И он обещал ребятам научить их стучать на аппарате:

«Из вас, шустриков, я сделаю связистов». Он даже, по его выражению, открыл «школу» и каждый день занимался с ребятами русским языком, обучал воинским приемам... После занятий он проводил отличников в маленькую полутемную хибару и позволял им смотреть на телеграфный аппарат, восхищаться блестящими деталями и восторгаться тем, как из аппарата медленно, с шипением выползает лента с «точками-тире».

Выпроводив малышей за порог, телеграфист растягивался на ватном одеяле, постеленном на топчане, и предавался ленивым мечтам: «Вот и отвоевался. Теперь и отдохнуть можно!»

Взгляд его останавливался на винтовке-трехлинейке, висевшей вместе с пантронташами, за которыми под штукатуркой облюбовали себе местечко скорпионы, и лениво думал: «Винтовку надо бы почистить... Да опять там какой-либо гад притаился. Гады, они обязательно притаиваются».

Он перевел глаза со стены на потолок. «Вот откуда они ползут!» Потолка в комнатке, по сути, не имелось. Камыш, настеленный прямо на трухлявые балки, растрепался и вечно сеял на пол мусор. «Надо бы фанерку... Вот и дверь. Не дверь, а горе!

Он перевел взгляд на дверь и сразу вскочил и сел на топчане. Моржовые усы его встопорщились. На пороге стоял человек, ничем не примечательный. Но Матраков встревожился. Такого человека в Нуреке он не- встречал, а нурекцев он всех знал.

В белом, тонкого сукна халате, в белой бенаресской чалме, в мягких ичигах стоял в дверях человек, очень бледный, с черной, окаймляющей желтоватые щеки бородкой. Медлительно он поднял руку и столь же медлительно заговорил:

— Здесь что? Телеграф?

Не понравился бледноликий Матракову, даже непременного «салам алейкум» не сказал.

Матраков встал с топчана так, чтобы и телеграфный аппарат и винтовка на стене были под рукой, и только тогда спросил;

— Что угодно? Телеграммку подать? Вот бланк, пожалуйста.

— Неужели телеграф? — удивился бледноликий посетитель. — И с кем ты тут держишь связь? А телеграф работает?

— Работает, работает, — завопили вторгшиеся в комнатку ребята. Они заполнили все пространство между посетителем и столиком, на котором стоял телеграфный аппарат.

— Ушш, саранча! — шуганул детишек Матраков, но почему-то машинально снял со стены винтовку.

От связиста не укрылось, что глаза на бледном лице бегают. Посетитель стоял, окруженный детьми, в некоторой растерянности.

Матраков весь сжался и напрягся: в открытой двери, за спиной бледноликого, у домика, стояли вооруженные горцы в красных чалмах, держа на поводу коней. Гривы и хвосты их трепал ветер. Тот же ветер распахивал неповязанные бельбагами халаты горцев.

Естественно, таким людям, как бледноликий и его спутники горцы, появляться в отделении связи в горах вроде бы ни к чему. Зачем иметь мирным людям оружие, когда в горах тихо? Даже все гарнизоны из кишлаков убраны и его, Матракова, бойца и отличника строевой службы, уволили в запас.

Матраков с винтовкой в руке напряженно разглядывал непрошеного гостя. А мальчишки просто в восторг пришли:

— Аппарат охранять надо! — кричали они. — Он посторонний! Посторонним вход воспрещается!

— «Посторонним вход воспрещается!» — прочитал Матраков вслух типографский плакат на стене. —Понимаете?

— Что вы? Что вы? Разве мы?.. — мялся бледноликий.— Тут не проезжали люди... всадники, Один очень важный. Он сюда не заезжал к вам? Впрочем, конечно, не заезжал. А мы мимо... Мы — базарчи, торговые люди. Товар по базарам возим, продаем.

Он пятился к двери, не спуская глаз с рук Матра-кова, крепко державших винтовку.

Нет, Матракову все больше не нравился бледноликий. Во всяком случае, он мог сюда, на гору, и не подниматься, чтобы спрашивать о «почетных всадниках». Он мог отлично узнать про них, если они проезжали через Нурек там, внизу, около мечети. Зачем понадобилось подниматься сюда? Убедиться, что действительно есть телеграф? Из любопытства? Наверное, бледноликий хотел убедиться, что аппарат есть. И он даже не словчил, не дал телеграммы.

Детишки, галдя, выкатились из комнаты за бледноликим. А Матраков все еще стоял с винтовкой в руках, смотрел через открытую дверь, как тот садится на коня, как ребятишки толпятся, любуясь конями и сбруей. А Матраков уже и до этого заметил, что кони-то не базарные, что ни хурджунов, ни тюков с товарами на седлах нет, что сбруя на конях дорогая, что к седлам приторочены винчестеры.

Матраков, слегка пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, шагнул наружу и огляделся.

Казалось, ничего не сулило беды. Солнце аппетитным желтком плавало в синем небе, в свою очередь опиравшемся на белоголовые Торные пики. По склонам гор паслись коровы кишлака Нурек, казавшиеся издали низкими. Внизу белой полосой — белой от пены— мчался Вахш, вырвавшийся из Сангипульской теснины. Нурекское отделение связи помещалось высоко на обрыве, и шум яростных стремнин был там слышен только в тишине ночи. А сейчас далекий рев стремнин заглушался чириканьем всяких многочисленных пичужек, наполнявших кроны урюковых деревьев, под которыми расположились спешившиеся всадники, приехавшие вместе с этим бледноликим человеком с вкрадчивыми глазами.

Он назвался Мирзой, путешественником, и все его мягкое обращение, казалось, не сулило никаких опасностей. Да и о каких опасностях мог думать отставной боец, ныне советский служащий отделения связи селения Нурек? Селения, занимающегося мирными делами — посевами богарной пшеницы на склонах гор, разведением гиссарских мясо-сальных баранов и виноградарством.