Олег Селянкин - Они стояли насмерть Страница 71

Он взял книгу, попробовал читать, но скоро захлопнул и бросил на стол. Леня сейчас завидовал и Норкину, и Чигареву, и другим командирам, которые служили на кораблях. Вода! Это вам не просто химическое соединение, формула которого известна всем школьникам. И не «белый уголь». Вода — кипучая жизнь корабля, живое, настоящее дело!

«А Михаилу, прямо скажем, повезло, — рассуждал про себя Леня. — Он не испытал мук формирования, не сидел в штабе. Только прибыл и сразу получил назначение дивизионным минером на тральщики. Несколько дней пожил на квартире, похвастался письмами и фотографиями Оли, начал, да так и не отправил письмо матери, и ушел. Только его и видели!»

Правда, один раз завернул в Сталинград, но и то по вызову штаба. Получил документы для штаба дивизиона и приказ о том, что отныне нет лейтенанта, а есть старший лейтенант Норкин. Ох, и смешное выражение лица, было у Мишки, когда он прочитал этот приказ! Видно, что радешенек Мишка, хочется ему подпрыгнуть чуть не до потолка, а он пыжится, старается казаться серьезным, равнодушным. Даже Ясенев не выдержал и засмеялся, глядя на него.

«Нет, штабная работа не для меня!» — окончательно решил Селиванов и только поднялся, чтобы снова подойти к окну, как дверь распахнулась и в комнату влетел Семенов. За ним вошли и другие командиры.

Семенов очень любил рапорты. Бывали случаи, когда плохого дежурного только рапорт и спасал. Услышав зычную команду, Семенов невольно добрел, и вполне заслуженный разнос превращался в добродушную воркотню, Селиванов, как и все другие командиры, знал это и уже набрал полные легкие воздуха, готовясь крикнуть, но Семенов ткнул пальцем в один из телефонных аппаратов и сказал:

— Вызывай Каменный Яр!

— «Река»? Дайте мне Каменный Яр… Что?.. Занято, товарищ капитан первого ранга. Диспетчер разговаривает…

— По паролю «Вода»!

Этот пароль был введен давно, но им еще не пользовались. Опять вода. Но теперь она — опасность: готовься к бою великая русская река! И Селиванов бросил в телефонную трубку это слово. Слышно было, как ойкнула телефонистка, что-то щелкнуло и через секунду:

— Каменный Яр на линии.

— Дай! — сказал Семенов, протягивая руку. Взяв трубку, он сначала приложил ее к одному уху, потом зачем-то перенес к другому и нарочито густо пробасил — Каменный Яр? Что там у тебя случилось?.. Я говорю! Сам Семенов говорит с тобой!

Вряд ли дежурный по пристани знал, кто такой Семенов, но пароль и властный, начальнический тон произвели впечатление, и он начал рассказывать. Семенов больше не кричал и терпеливо слушал, постукивая карандашом по коробке аппарата.

Селиванов воспользовался моментом и спросил у стоявшего рядом с ним командира:

— Что случилось?

— Сами ничего не поймем, — ответил тот, пожимая плечами. — Сидим и работаем. Вдруг открывается дверь, является «сам» и кричит: «За мной!» Что нам оставалось делать?

— Селиванов! Записывай! — Семенов бросил на стол сломанный карандаш. — Пиши… Так… Так… В четырнадцать часов… пассажирский пароход… у входа в Саралев-скую воложку… Так… Так… Ладно! Почему сразу не доложил лично мне?.. Я, брат, не люблю, когда инструкцию не знают! Смотри у меня! — Семенов погрозил кулаком и бросил трубку на рычаг аппарата.

— Сейчас посовещаемся накоротке, — наконец сказал Семенов, сел на место Селиванова, но сразу вскочил, стукнул кулаком по столу и крикнул: — Мины, подлец поставил! Но меня этим не купишь! Внимание отвлечь хочет! Не выйдет! Не на того напал!.. Как думаете, командиры, что за этим кроется, а?

— Мне кажется, что прежде всего нужно приказать Краснову вытралить мины, — сказал один из командиров.

— Что вы меня учите! Я сам знаю, кого послать! Как мины тралить, ты меня не учи! Я, брат, ученый!

Неизвестно, сколько времени продолжался бы еще этот неприятный для всех разговор, если бы в это время в комнату не вошли командующий и член Военного Совета флотилии. Контр-адмирал взял со стола журнал, прочел в нем запись Селиванова и так же молча положил его обратно.

— Какое решение вы приняли? — спросил он, поворачиваясь к Семенову.

— Я, товарищ командующий, послал туда Краснова. — Мясистый нос посинел от прилившей к нему крови. — Я те места во как знаю! — Ребро ладони прошлось по шее. — Он с минами быстро разделается, а…

— Краснова послали или только еще думаете? — нетерпеливо спросил командующий.

— Я уже распорядился… Сейчас передадут приказ.

— Передавайте. — Командующий подошел к карте Волги, минуты две молча смотрел на нее, потом сказал: — Война пришла на Волгу… Фашисты ночью поставили мины. На них уже взорвался пароход… Судя по силе взрыва—мины магнитные, морского типа… Есть ли смысл такие мины ставить в одиночку?

Командующий говорил словно сам с собой. Каждая фраза — только сжатый тезис. Командующий умышленно делал паузы. Он давал возможность другим понять то, что уже освоено им.

Война пришла на Волгу…

Перед глазами невольно вставали сотни километров родной земли, которые отделяли Волгу от врага. Огонь сейчас там. Смерть сейчас там. Значит, оправившись немного после разгрома под Москвой, враг снова рванулся вперед. Мины — это только пальцы кровавой руки, которая тянется к Волге, на Кавказ, а следовательно, и к сердцу Родины — к Москве.

Упали в Волгу первые мины… Морские магнитные мины. Какой бы широкой и глубокой ни была река, она, по сравнению с морем, всегда будет узким, мелководным ручьем. Всегда настороже здесь судоводитель: отошел в сторону от фарватера — посадил пароход на мель, распорол, проломал его днище о скользкие от ила или отточенные водой грани камней. Теперь еще труднее; мины встали в горле реки — на судовом ходу. Пока обнаружила себя только одна. Но командующий безусловно прав: такие мины в одиночку не ставят.

— Передайте приказ Краснову, — еще раз сказал командующий, словно пришел к окончательному выводу, что это правильное решение.

Селиванов уже потянулся было за телефонной трубкой, но зазвонил другой телефон, зазвонил непривычно длинно, требовательно.

— У Луговой Пролейки тоже взорвался пароход, — доложил Селиванов через минуту.

— Так, — кивнул головой командующий. Его предположения оправдались: минная война началась сразу на фронте длиной в несколько сот километров. — Фашисты применили излюбленный прием — шумят везде, где только могут… Пишите приказ: Краснову приступить к тралению на участке Сталинград—Петропавловка… Адмиралу Голованову… Обеспечить непрерывное движение судов на участке выше Сталинграда, принимая все возможные меры к уничтожению обнаруженных минных полей… Разъяснить всему личному составу: Волга должна остаться свободной!

Пока Селиванов передавал приказания, командующий и все другие командиры молчали. Говорить никому не хотелось. Каждый понимал, какая ответственность легла теперь на флотилию. А многое еще было недоделано. Не все корабли вступили в строй. Не все они были готовы к минной войне. Взять бригаду Голованова. Она предназначалась для артиллерийских боев, а не для траления, и, кроме пушек и пулеметов, на кораблях ничего не было. Пушкой мину не взорвешь. Это понимали все, но приказ есть приказ: сейчас Голованов отвечал за движение пароходов, он был обязан бороться с минами, на него легла основная ответственность за всю Волгу выше Сталинграда.

Командующий тоже думал об этом. Нелегко было отдать приказ, но он верил в командира бригады, хотя и продолжал думать о том, чем можно сейчас помочь ему.

— Семенов, где сейчас Норкин? — спросил командующий.

— Идет сюда на совещание.

— Посылай его немедленно к Голованову. С ним, кажется, два тральщика? Вот и их посылай вместе с ним.

— Разрешите доложить? Я вызвал их на совещание, и они без тралов…

— Зато Норкин минер, — сказал член Военного Совета. — А тралы вышлите им немедленно.

И Норкин прошел мимо Сталинграда, даже не заглянув на квартиру. А побывать очень хотелось. И как же не иметь этого желания, если он вместе с Леней Селивановым остановился у Доры Прокофьевым Кулаковой, жены бывшего своего командира? Она жила в Сталинграде у сестры. На катерах состоялся короткий митинг. Для этого они и пришвартовались на ходу друг к другу бортами. Собственно говоря, то, что произошло, и нельзя назвать митингом: Норкин передал матросам то немногое, что узнал сам из приказа, и основной упор сделал на задачи, поставленные перед флотилией. Говорить было о чем, да и накипело на сердце у матросов, но Мараговский своим выступлением как-то сразу поставил точку. Взяв слово первым, он сказал:

— От имени всех заверяю, что приказ Родины и партии мы выполним! — Потом обвел глазами матросов и закончил: — Говорить мы, товарищ старший лейтенант, не будем. Мы делом докажем.

Никишин кивнул головой и поднялся. Они с Марагов-ским быстро нашли общий язык и теперь действовали совместно, дружно. Объединил их простой разговор на корме катеров. Тогда еще над Волгой не летали фашистские самолеты, команды катеров были только укомплектованы и матросы приглядывались, прощупывали друг друга. В один из таких вечеров Мараговский сказал, глядя в желтую от песка воду: