Сергей Кольцов - Тихая разведка Страница 73

— Хорошо. Я понимаю тебя, Женя. Твоими устами, да мед бы пить…

Оставив Коврову, Черемушкин пересек поляну и подошел к пленному.

— Настройтесь на откровенность, полковник, — произнес он по-немецки. — Почему ваша немногочисленная автоколонна оказалась на лесной дороге вдали от крупных или иных войсковых гарнизонов, способных немедленно прийти вам на помощь? Успел ли кто-либо из ваших подчиненных дать радио о помощи? Молчите? Какая цель привлекла ваше внимание в этой глуши? Ведь дорога, по которой вы следовали, кончается в границах квадрата девятнадцать. Дальше — тупик. Может быть вы подтвердите мою догадку о том, что вы — опытный, настойчивый и жестокий охотник за человеческими черепами? Не так ли?

Впервые за все время гестаповец с живым интересом посмотрел на человека в защитной, различных оттенков лопастой маскировочной униформе, как он и раньше предполагал, командира русской разведгруппы особого назначения. По лицу штандартенфюрера СС Ганса Ганке мелькнуло что-то вроде судороги. Крупные голубовато-серые глаза, как бы гипнотизируя, смотрели на подошедшую Коврову.

— Не трудитесь, — заговорил он на отличном русском. — Вы прекрасно, с берлинским акцентом, владеете немецким. Я успешно, как мне кажется, изъясняюсь на вашем родном… Ваш возраст и то, что вы с вашими людьми непосредственно находитесь в стане немецких войск, замечу, на солидном расстоянии от действительной линии фронта, дают мне право определить порученное вашей группе задание…

— Интересно, — переглянувшись с Ковровой, заметил Черемушкин. — Ну, и что же? Какова ваша импровизация, если я правильно применяю это слово…

— Судя по наступательному порыву вашей Красной Армии, вы удостоены доверия установить наличие войсковых резервов, их назначение и возможности, характер, инженерно-техническое оснащение оборонительных сооружений. Вашему командованию необходимы подтверждения разведданных в виде свежих рабочих карт и схем крупных немецких штабов, живые источники высшей категории… Иначе отчего, с какой целью, кроме диверсионной, оказалась в этом районе ваша группа? Не правда ли? На диверсантов, по общему впечатлению, вы явно не походите. Не тот облик. И отношение к моей персоне?.. Как ни печально, но я не помощник вам в ваших замыслах. Вы просили откровенности?.. Но рассказать, раскрыть то, что знаю, — это скинуть покровы тайны как военной, так и государственной… Не слишком ли многого от меня требуете? Скажу вам — это несерьезно. После всего ваши люди отведут меня в сторону… — Ганке выпрямил указательный палец правой руки и поднес к своему виску, цокнул языком. — Очень грустно.

— Хорошо, герр штандартенфюрер. Если появится возможность, вас отправят за линию фронта. Но учтите, вы добровольно понесете вместе с нами часть груза туда, куда нам нужно. Любая попытка к побегу закончится лишь суровой необходимостью.

— Ясно… Понимаю… — пробормотал Ганке. — Ни клетка, ни темница, а воли нет… Как у вас там поется про этого самого орла?..

Преодолевая какие-то свои возникшие сомнения и ничего не ответив пленному, Черемушкин отошел в сторону, присел на корточки и жестом руки подозвал к себе старшего сержанта Касаткина и сержанта Мудрого.

— Миша! Думаю, что есть необходимость выдвинуться в квадрат двадцать четыре. Смотри, — развернул он свою карту. — Не стесняйся, доставай свою. Находи домик лесника. Ориентируйся строго на запад. Усек? Вот он на карте: южная оконечность квадрата, до него километров семь-восемь. Словом, на всю операцию — пять часов. Внимательно осмотреться. Определите место нашей ночной стоянки, взлетно-посадочной полосы, скажем, для приема самолета По-2, направление скрытого подхода к точке, пути отхода, условия безопасности и наблюдения. Словом, все, что надо. Учить тебя не нужно. Будьте очень осторожны. Остальная часть разведгруппы выходит вслед за вами через час двадцать минут. Спрятав груз, возвращайтесь той дорогой, которую избрали к домику лесника. Встреча должна произойти вот здесь, — он указал точку на карте: западная оконечность лесного озера Голубые Васильки. — Сверим часы, сейчас ровно двенадцать. Значит, время встречи — шестнадцать ноль-ноль. Ждем полчаса. Ваше отсутствие к указанному сроку известит нас о том, что вы попали в беду. После встречи и получения от вас информации здесь же на берегу озера выйдем в эфир на связь с «Беркутом». Уходишь на задание с Глебом Сабуровым. Он сию минуту оставит пост наблюдения и будет в твоем распоряжении. Заменит его Мудрый. Я уверен, Игорь, что ты понимаешь, почему так должно быть.

В присутствии Ганса Ганке он говорил это нарочито громко и четко, озлобясь и с уверенностью в себе и за своих друзей.

Коврова лежала на разостланной под кустом плащ-палатке, используя последние минуты отдыха перед намеченным маршем, и смотрела на своего любимого, «шефа», склонившегося над картой. А тот, забыв обо всем, старался разобраться в беспокоивших его немаловажных вопросах: как поступить со штандартенфюрером СС Гансом Ганке? Стоит ли придерживаться заранее разработанного маршрута? Почему немцы не проявляют активности по розыску пропавшего без вести Ганке и смог ли кто-то из следующих с автоколонной немецких радистов выйти в эфир, сообщить о нападении, указав при этом координаты произошедшего? А дальше? Что собой представляет район, прилегающий к домику лесника? Какая опасность может подстерегать ушедших вперед как бы квартирьерами Касаткина и Сабурова? Не приведет ли это разделение разведгруппы к тому, что уже было в прошлом с группой старшины Егора Двуреченского? И состоится ли эта встреча у лесного озера Голубые Васильки? Придет ли вовремя самолет, когда найдут нужным в штабе армии выслать его за гестаповцем? Рой вопросов — ни одного ответа…

А потом Черемушкин уловил не свойственные для леса звуки. Они, пожалуй, были уже ему знакомы, напоминали ночное шоссе под Юдино. И все же… Он поднял голову. Привстал со своего места спокойно до этого сидевший Ганс Ганке. Насторожился Давид Юрский. С сосны, на которой устроился для наблюдения Игорь Мудрый, донеслись сигналы.

— Замереть! Без моего приказа огня не открывать… — Черемушкин торопливо извлек из футляра бинокль и стал шарить окулярами прибора по пересеченной, впереди лежащей местности, стараясь проникнуть взглядом в глубину березовой рощи.

Звуки переросли в дробный перестук работающих мотоциклетных моторов. Линзы бинокля капитана наконец-то схватили и приблизили к глазам мчавшихся по лесному бездорожью друг за другом четырех мотоциклистов с колясками. В этот момент машины огибали с правой стороны березовую рощу, находящуюся от стоянки разведчиков в какой-то сотне метров. Черемушкин, не поворачиваясь, взмахнул рукой, что означало: всем лечь и приготовиться к бою. Отчетливо, сухо клацнули затворы автоматов. Тяжелые мотоциклы, на малой скорости нащупывая дорогу между деревьями, неуклонно сближались с чащей сосняка.

«Боже!» — мысленно взмолился Черемушкин. Уже без бинокля, отчетливо, до мельчайших подробностей он видел сурово-багровые лица гитлеровцев, глубоко сидящие на их головах стальные шлемы и ремешки креплений, туго стянутые у подбородков, глянцево-черные, с прямыми магазинами автоматы, ручные пулеметы на турелях… У всех гитлеровских солдат, истуканами сидевших на мотоциклах, на цепочках из мелких медных посеребренных звеньев поблескивали на груди поверх лягушачье-болотного цвета маскировочных костюмов внушительных размеров из легкого сплава с бронзой пластины — отличия полевой жандармерии, знаки, определяющие их особую роль в фашистской армии.

Черемушкин вздрогнул и зябко повел плечами, заметив в двух передних колясках лобастые головы серой масти. То были европейской породы овчарки с длинными жилистыми телами.

Взметнувшийся вверх вихревой воздушный поток внезапно свернулся и затих, будто подавленный клекотом мотоциклетных моторов.

Штандартенфюрер СС Фалькенберг появился в своем кабинете в начале вечера. Запыленный и потный, он не замечал оранжево-красноватых солнечных лучей, по-собачьи ластившихся к земле и окрашивающих все вокруг в изумительно красочный цвет. Владения его службы находились на первом этаже замка, в конце длинного и мрачного коридора, источавшего запахи сырости, тления и олицетворявшего таинственность средневековья даже в звуках отдающихся эхом человеческих шагов.

Апартаменты контрразведки состояли из двух с высокими потолками комнат, разделенных между собой кирпичной, капитальной, стеной. Кабинет начальника был чуть поменьше и уютнее, имел уцелевшую каким-то образом массивную старинную мебель — письменный стол, два удобных кресла, обтянутых светло-коричневой тканью, широкий двухметровый мягкий диван красного дерева, украшенный искусным художником-резчиком фресками и фрагментами геральдики из жизни бывших обитателей замка. Внизу, разделённые на четыре части по ширине, находились подвальные помещения, сохранившие при гитлеровцах свое прежнее назначение: три каземата, в кромешной темноте которых, дожидаясь своей участи, томились узники. Один из них служил пыточной камерой. Вход сюда был доступен с двух точек: из конца коридора, напротив двери кабинета начальника контрразведки, по винтовой лестнице и со стороны главной башни замка, через широкую, окованную листовым железом дверь, по каменным ступеням. Все эти подвальные помещения, изолированные поверху метровой толщины кирпичной кладкой, находились в распоряжении двух лиц — Фалькенберга и начальника гестапо оберштурмбанфюрера СС Крюгера. Сам замок имел ворох неразгаданных тайн, к одной из которых случайно прикоснулся, но не дошел до конца штандартенфюрер СС Генрих Фалькенберг.