Сергей Кольцов - Тихая разведка Страница 72

…Разведгруппа капитана Черемушкина, насколько позволила дополнительная нагрузка, спешно отходила на северо-запад. Перед вылетом на задание в тыл противника ей планировалось создать временную базу продовольствия и боеприпасов где-нибудь в районе приземления. Но теперь это было просто невозможно. То, что произошло, не вписывалось ни в какие ранее разработанные планы. Неожиданный парашютный десант ставил разведгруппу в трудное, опасное положение. Что могла она представлять для любого штаба немецкого гарнизона? Ведь немедленно будут приняты контрмеры: высланы по разным маршрутам мобильные патрульные наряды, выставлены засады и секретные посты в направлении вероятного движения парашютистов, перекрыты все тропы-дороги…

Да, Черемушкин не имел возможности заложить эту самую базу. Но он привык ко всяким неожиданностям, и то, что преподнесла ему сама судьба, принял как неизбежное. Как тут ни крути, ни верти, а нужно думать, искать выход… И не паниковать! Как командир разведгруппы, он считал удачей почти одновременное приземление своих ребят. Образно говоря, сели на голову, туловище и хвост противнику, дробя его хребет, срывая и блокируя слабые попытки отдельных немецких солдат организовать сопротивление «дьяволам» с неба. При этом не обошлось без курьезов, когда выяснилось, что немцы по сути сами содействовали разгрому и еще большей дезорганизации своих солдат, до внезапного нападения беспечно дремавших в этот ранний утренний час под брезентовыми тентами грузовых автомобилей. В этой вынужденной схватке, вернее, страшном, стремительном ударе по автоколонне с людьми, нашлось место и смешному, нелепому в положении отдельных разведчиков. Сержант Мудрый с младшим сержантом Антоновым с правой, а ефрейтор Юрский с левой стороны узкой лесной дороги зависли на разных уровнях от земли, зацепившись куполами парашютов за ветви сосен. В силу закона упругости их всех троих мягко возносило вверх, опускало подобно мячикам на резинке, качало из стороны в сторону, что не мешало им вести непрерывный автоматный огонь по неподвижным в своем большинстве целям, а они сами, являясь мишенями, меняющими мгновенно свое положение в пространстве, оставались неуязвимыми для редкого огня обреченного противника.

И все же, как бы благополучно не закончилась внезапная встреча, как бы не надеялся в будущем на удачу капитан Черемушкин, он вполне отдавал себе отчет: весть о появлении советской разведгруппы, как круги на воде, разнесется по вражескому стану. Многое бы отдал за то, чтобы хоть приблизительно знать, что затевает против них немецкая контрразведка.

Навьюченные, как мулы, уходили молча по дороге, оставляя за собой дымящееся кладбище автомашин, различного имущества, снаряжения и трупы немецких пехотинцев. Шедший замыкающим старший сержант Касаткин, словно сеятель в поле, присыпал тропку маршанской махоркой на тот случай, если собаки возьмут след и начнут преследовать разведгруппу, нагнетая экстремальность ситуации. Невольно он обратил внимание на пленного: имея касательное ранение в правое бедро, неся за спиной тяжелый вещмешок, тот бодро топал в центре цепочки, вслед за ним шагал ефрейтор Аркадий Цветохин. Шли, по возможности выбирая твердый грунт, густой настил прошлогодней листвы, избегая сыроватых, болотистых участков.

Постепенно небо над лесом светлело, но деревья по-прежнему сеяли горошины росы. Черемушкин надеялся, что часам к семи-восьми утра солнце разгонит хмарь и станет тепло. Бурно просыпался июньский лес: то длинными, то короткими тирадами звуков подавала голос кукушка: пробовал свой рабочий инструмент неугомонный дятел; откуда-то доносилось осторожное уханье болотной выпи; иногда не ко времени жутко кричал филин. А потом вдруг все вокруг встряхивалось, оживлялось пересвистом, неумолчным дразнящим гамом, словно начиналась веселая птичья пирушка. Это как бы успокаивало, вселяло оптимизм, сулило удачу. Но обостренная работа мысли предсказывала всю сложность положения разведгруппы с момента нелепой, ох, как не нужной для них встречи с вражеской автоколонной, встречи, которая рано или поздно принесет непредсказуемые последствия.

Черемушкин твердо знал, что только успешный рейд разведгруппы по оккупированной врагом территории даст возможность изменить к лучшему судьбы многих солдат Родины, сберечь не один десяток тысяч человеческих жизней, и он продолжал искать единственно верный выход из сложившейся ситуации.

Остановились на короткий привал, выбрав место на поляне, окруженной молодым и густым сосняком. По соседству, чуть дальше, красовалась роща белоствольных березок. С точки, на которой разместилась на отдых разведгруппа, Черемушкин наметил маршрут уже строго на запад и затем, с остановками, по вогнутой дуге, выйти к южной окраине Станички. Собственно Станичка, как районный центр, была пока ни к чему. Не она сейчас являлась главной целью, хотя знать ее детально диктовала острая необходимость. Прежде всего требовалась недалекая, но безопасная стоянка и тогда, осмотревшись, можно было бы приступить к выполнению поставленной задачи. Ну, а сейчас надо выставить боевое охранение, обезопасить себя от роковой случайности, прикрываясь секретными постами западного и южного направлений.

— А зачем нам выставлять посты? — Узнав о решении командира, возразил старший сержант Михаил Касаткин. — Выставим одного наблюдателя с биноклем. И будет так, как у Пушкина золотой петушок действовал. Годится, товарищ капитан? Мигом распоряжусь. Кандидатура младшего сержанта Сабурова подойдет? Отлично! Глеб! Шагай к нам! У тебя, как мне известно, имеется цейс. Рядом с тобой три совершенно одинаковых высоких дерева. Выбирай любую сосну, замаскируйся. Чтобы мы сами с земли тебя не рассмотрели.

— Задача ясна! Выдай хоть кусок хлеба пожевать да воды фляжку, а то без всего этого захиреет золотой петушок…

Черемушкин посмотрел на часы:

— Считаю, что после длительного перехода — на обед и отдых два часа.

Он глянул в сторону сидящего спиной к нему пленного, снявшего с плеч тяжелую ношу и потирающего сквозь ткань штанины бедро.

— Лопать дадим, отчего же, командир. Свой хлеб штандартенфюрер заработал честно. — Касаткин вздернул широкими плечами, скосил влажные светло-карие глаза на гестаповца. — Важная птица. Ведем будто бычка на веревочке…

— Его стоит тащить за собой, — отозвался Черемушкин. — Нам он, чувствую, говорить о чем-то важном не станет. Знает наверняка, что такое в этих условиях откровенность пленного. Шлепнут — и вся недолга. Знает же он немало. Расстрелять — глупо. Отправим на Большую Землю — разберутся, кому надо. А звучит: штандартенфюрер эСэС Ганс Ганке!

Освободившись от тяжелого груза, подошла Коврова и, улыбнувшись, задорно предложила Касаткину:

— Миша, в помощницы возьмешь? Не пожалеешь. Женские руки ничем не заменишь. — И вдруг засмеялась непринужденно и мило, сверкнув белизной зубов. Стоявшие чуть поодаль сержант Игорь Мудрый и ефрейтор Аркадий Цветохин, подмигнув друг другу, заулыбались и по-мальчишески толкнулись плечами.

Ганс Ганке был среднего роста, полным, широкой кости, уверенным в себе человеком с упрямым взглядом крупных, голубовато-серых глаз на продолговатом лице с прямым носом. Его толстоватая нижняя губа, в противовес верхней как бы вывернутая внутрь рта, смотрелась тонкой полоской. Он медленно повернул голову и удивленно, не понимая, что происходит на самом деле, тревожно переводил взгляд то на одного, то на другого разведчика, подольше останавливаясь на Ковровой. Для него взаимоотношения между пленившими его людьми казались странными, совсем непонятными.

— Что, как жеребец, голову вскинул, глазами косишь? — бросил недружелюбно старший сержант Касаткин. — Зверем, небось, был к нашему брату?..

На костерке, горевшем весело и бездымно, Коврова с помощью ефрейтора Цветохина приготовила обед и даже сумела сварить ароматный кофе. Вода была студеная, вкусная, с запахом антоновских яблок. В неглубоком овражке неподалеку бил живой родничок.

Насытившись горячим обедом, каждый занял уютное местечко в тени. Охватывала липкая, навязчивая дремота. Даже Ганс Ганке, которому на всякий пожарный случай связали ноги, подполз и устроился рядом со своим стражем младшим сержантом Давидом Юрским.

Не поддавались общему настроению лишь трое. Глеб Сабуров, спустившись на землю, потрапезничал и вновь устроился на верхних ветвях сосны, обозревая в бинокль окрестности. Капитан Черемушкин, сидя под сосновой кроной, всматривался в карту. Полулежа Коврова наблюдала за озабоченным лицом близкого ей человека.

— Обойдется, — сказал Черемушкин. — Все будет преотлично. Ты бы подремала с полчасика. Мы меняем направление и идем на чистый запад, к домику лесника. Ознакомимся с местностью, вызовем самолет… — Он кивнул в сторону гестаповца.