Олег Селянкин - Они стояли насмерть Страница 73

Среди команды начался шепот. Одна женщина всхлипнула, вытерла кончик носа головным платком и сказала:

— Ох, и так плохо, и этак не хорошо…

— Не могу! — почти крикнул капитан.

— Вы думаете только о себе, а на остальных вам наплевать! — резко сказал Голованов. — Вы не думаете о том, что сейчас, в эту минуту, сотни человек умирают, на фронте, защищая вас! Среди них и ваши дети! Они ждут вашей помощи, а вы им нож в спину втыкаете!

Каждое слово Голованова — пощечина команде парохода.

— Я буду говорить прямо! — продолжал Голованов. — . Фашисты ставят магнитные мины. Они взрываются, если близко появляется железо. Мы на катере пройдем по минному полю. Если там есть мины, то он взорвется. Стране нужен бензин, и вы пойдете за нами! Если мы пройдем, то, значит, мин нет. Если взорвемся — идите смело: там мины уже не будет! — И, круто повернувшись, Голованов прыгнул на катер.

Матросам ничего объяснять не пришлось. Они слышали разговор.

— По местам стоять, со швартовых сниматься!

Голованов и Норкин снова встали перед рубкой. Матросы замерли на боевых постах. Ни одна рука не протянулась к спасательному кругу. Все было так же, как сотни раз бывало на ученьях.

Некоторые, не понимающие работы тральщиков, считают, что раз они не топят корабли врага, не уничтожают его живую силу, а лишь изредка взрывают мины, то и жизнь у них спокойная, безопасная. Ходи себе да посвистывай!

Вот и песен про них не поют, и романов не пишут. Что там волнующего, особенного? Ничего. Что может сказать летчик, который прилетел из разведки в глубокий тыл врага, если зенйки по нему не стреляли, не гнались за ним истребители?

— Задание выполнено! — доложит он.

И все успокоятся. Задание выполнено. А что чувствовал, пережил этот летчик, пролетая над врагом, вглядываясь в каждую тучку, из-за каждого облака поджидая врага? Вот если бы он сбил самолет! Тут бы вокруг него собралось народу!

Так и тральщики. Ходят они днем и ночью по минному полю, ест и спит над минами команда тральщика. Несет матрос ко рту ложку супа и сам не знает, удастся ли проглотить ее.

Но как настоящие летчики ценят своих разведчиков, так и опытные моряки с любовью смотрят на тральщики.

Проносясь по минному полю, Норкин понял, что Голованов стал ему по-настоящему дорог и близок, что они теперь не только начальник и подчиненный, а и своего рода побратимы.

Невольно все вздохнули облегченно, когда катер пересёк реку.

— Пронесло, — сказал Голованов и оглянулся.

С боевых постов от пулеметов и пушек, из рубки и машинного отделения смотрели на него улыбающиеся матросы.

Едва катер Голованова отошел от парохода, как среди команды началось движение.

— Идти надо! — сначала робко прозвучал один голос, а потом все смелее, смелее и требовательнее:

— Чего стоим? Не до конца же войны здесь прохлаждаться!

— Неправильно мы с тобой рассчитали, Иван Петрович, — сказал пожилой человек в замасленном кителе. — Я пошел в машину, а ты давай команду.

Лицо капитана просветлело, стало моложе, исчезла сутулость, и он неожиданно молодо взбежал на мостик.

— Теперь я понял, что такое минная война! — искренне сказал Норкин.

Флотилия полностью включилась в борьбу за Волгу. Распорядок дня на кораблях оказался сломанным. Исчезли, и, видимо, надолго, подъем и отбой. Спать было некогда: днем и ночью ходили корабли по Волге, охраняли, конвоировали караваны, искали минные поля, тралили, а если и выдавалось несколько свободных часов — спешили минеры в прибрежные деревни и разряжали там неразорвавшиеся бомбы.

Все это нравилось Чигареву. Его бронекатер вместе с другими лихо проносился мимо подслеповатых домиков бакенщиков и притихших деревень. Чигареву казалось, что он нашел то, о чем мечтал столько времени, что он создан для работы на катерах. И слава пришла к нему. О нем говорили, как об одном из самых смелых, лихих командиров катеров. Ему ничего не стоило на полном ходу срезать уголок минного поля с единственной целью — сократить путь. Многим молодым командирам и матросам нравилась такая лихость, в ней они видели не напрасный риск, а настоящее качество командира — пренебрежение к смерти при выполнении задания, и у него нашлись подражатели. Более опытные командиры осуждающе качали головами. Один из них однажды даже сказал Чигареву:

— Напрасно рискуете…

— Я ведь вас с собой не зову? Так чего же вы волнуетесь?

У всех было много хлопот, и на Чигарева временно махнули рукой. Приехав в городок, где зимовали катера, Чигарев быстро сдружился с несколькими командирами. Друзьями его стали молодые лейтенанты, недавно выпущенные из училища. Они, конечно, гордились дружбой с награжденным и не замечали, что нужны ему лишь как почетный конвой во время выходов в кино, на танцы и при знакомстве с девушками.

Верочка была скоро забыта. Ее фотокарточка одиноко валялась в ящике его стола среди планов боевой подготовки и требований на получение ветоши, пакли, краски и прочего. Верочка, очевидно, тоже не очень об этом горевала, так как поток ее писем быстро иссяк. Чигарев даже и не заметил их отсутствия. Он уже познакомился с женщиной, муж которой погиб в первые дни войны, хотел даже на ней жениться и не сделал этого шага лишь потому, что у нее было двое детей. Ему несколько раз говорили, что не к лицу молодому лейтенанту лезть в чужую семью, но он пожимал плечами и обычно отвечал:

— Зависть — плохой советчик. Так говорили более умные люди, чем я.

Война требовала срочной перестройки, ломала первоначальные планы, и катер Чигарева передали временно в бригаду Семенова, как до этого поступили и с катерами Норкина. Войдя в кабинет к Семенову, Чигарев четко козырнул, резко выбросив руку, и звучно доложил:

— Товарищ командир бригады! Лейтенант Чигарев и вверенный ему личный состав готовы выполнить любое ваше приказание!

Семенов хмурился, но глаза его сияли. Ему положительно нравился этот лейтенант. Его манера держаться, говорить громко и даже своеобразный рапорт. Кроме того, Чигарев нечаянно задел одну из самых чувствительных струн. Он обратился к Семенову не как к капитану первого ранга, а как к командиру бригады. Капитаном первого ранга Семенов был уже несколько лет, а вот бригаду принял впервые, и это льстило его самолюбию.

— Как эго тебя Голованов отпустил? — спросил Семенов, откинувшись на спинку кресла.

— Не понимаю вас?

— А чего тут понимать-то? Такого боевого орла я бы век не отдал. Помню, был у меня такой случай…

Дальше последовал рассказ о том, как Семёнов берег настоящих командиров, учил их и выводил на большую жизненную дорогу. По его словам, многие адмиралы были его учениками и до сих пор сохранили о нем самые радужные воспоминания.

— Шурка! Помнишь, какой мне подарок ко дню рождения прислал Митя?

— Точно. Было.

От Семенова Чигарев вышел с каким-то странным чувством. Неожиданная похвала посеяла первые сомнения в своих способностях, заставила задуматься. Почему Голованов, опытный и чуткий командир, не заметил тех положительных качеств, которые вызвали восхищение Семёнова? Это казалось тем более странным, что у одного он прослужил несколько месяцев, а другой видел его впервые. Или взять Ясенева. Он специально приезжал на катер после того, как у Чигарева произошло столкновение с Ма-раговским. Много неприятного сказал тогда комиссар, а закончил беседу словами:

— Учти, Чигарев. Плохого я тебе не желаю. Если одному человеку не веришь, то, может быть, следует опять собраться всем командирам? Как тогда в сарае. Помнишь?

Еще бы не помнить!..

Первое задание, полученное Чигаревым на новом месте службы, не отличалось сложностью. Аналогичные приходилось уже выполнять и в бригаде Голованова. Чигареву поручили охранять буксирный пароход и три нефтеналивные баржи.

— Для охраны выделено два тральщика, три полуглиссера и еще один бронекатер, кроме твоего. На моих катерах пойдет старший лейтенант Борькин, но командиром конвоя я назначаю тебя. Ясно? Борькин мужик хороший, но без боевого опыта. Понимаешь? Все учился, учился, а воевать-то ему и не пришлось. Твоя задача — вытолкнуть караван на участок Голованова, а он там пускай сам думает, — сказал Семёнов в заключение.

Буксирный пароход шел медленно, и было ясно, что «вытолкнуть» его не удастся, а поэтому Чигарев приказал катерам расположиться вокруг каравана. Впереди утюжили воду бронекатера, с боков — сновали полуглиссеры, а тральщики замыкали охранение. Правда, тут произошло маленькое столкновение со старшим лейтенантом Борькиным, который возражал против такого расположения катеров, но Чигарев скоро забыл об этом.

— Я считаю, товарищ лейтенант, — сказал тогда Борькин, — что скорость каравана позволяет нам идти с тралами впереди него. Контрольное траление фарватера никогда не вредно провести.