Леонид Анцелиович - Неизвестный Хейнкель. Предтеча реактивной эры Страница 8

Собравшиеся поглазеть завсегдатаи аэродрома и случайные посетители, глядя на неуверенные и вынужденные маневры самолета Хейнкеля на сравнительно малой высоте, не могли точно сказать, чем закончится этот отчаянный полет — успешным приземлением или катастрофой. По рассказам пилотов Эрнст знал, что взлететь — это полдела. Главное — безаварийно сесть. Но уже с первых минут в воздухе Эрнст стал чувствовать, чего хочет его самолет, как он реагирует на ничтожные отклонения рычага управления и педалей, как он начинает подниматься при увеличении числа оборотов мотора и снижаться при их уменьшении.

С каждой минутой полета Эрнст учился управлять своим самолетом, и он становился все послушнее. План посадки Эрнст составил в уме заранее и мысленно проигрывал ее много раз. Вот он подойдет к краю поля на высоте 30 метров, плавно развернется к его середине, уберет обороты мотора до холостых, даст самолету плавно снижаться, удерживая его в горизонтальном положении, а когда земля будет совсем близко, поднимет нос машины, и она последние метры высоты будет лететь параллельно земле и плавно на нее опустится. Сейчас от того, как он все это сделает, ничего не забыв, зависит его жизнь и его будущее. Он все сделал точно, и шквал аплодисментов свидетелей его первого вылета донесся до него, когда самолет, уже обессиленный, еще катился по ровной траве.

На следующий день популярная газета «Штутгартер Тагблатт» писала:

Вчера рано утром из Васена пилот Хейнкель совершил первый вылет на его вновь построенном биплане.

Мотор колоссальной мощности обеспечил полет в воздухе одного пилота на высоте десять метров. При посадке несколько стоек биплана согнулись.

В каждом следующем полете обязательно гнулась какая-нибудь стойка, или обрывалась проволочная растяжка, или же гнулась ось шасси. Но самолет ремонтировали, и Эрнст снова взлетал в любую погоду. Он бесстрашно осваивал летное мастерство и выявлял достоинства и недостатки своего первого детища. А когда полеты на аэродроме прекращались, толпы жителей Штутгарта собирались на его краю, чтобы увидеть и приветствовать смелого авиатора Эрнста Хейнкеля.

Своими полетами молодой конструктор Хейнкель убедил всех, что он может создавать успешно летающий самолет, способный покрыть расстояние не в сто метров, как предусматривалось в его соглашении с депутатом и владельцем его ангара Кейнатом, а в сотни километров. Конечно, самолет Хейнкеля выглядел архаичным по сравнению с австрийским монопланом «Таубэ», но он создан в Швабии, и он летает.

Среда, 19 июля, была обычным летным днем. Белые кучевые облака украшали голубое небо, но летние грозы уже нередко гремели и сверкали над Штутгартом. В ангаре Хейнкеля готовили самолет к полету. Эрнст еще раз обошел вокруг машины, внимательно осматривая каждый узел и пробуя натяжение проволочных растяжек. Все было в порядке, и можно было взлетать. Но когда начали выкатывать самолет из ворот ангара, Эрнст вдруг почувствовал, что его сердце екнуло и в глазах потемнело, как будто темное облако спустилось сверху и обволокло все кругом. Он на минуту остановился, упираясь руками в заднюю кромку нижнего крыла. Потом облако исчезло. Что это было? Какой-то знак? Эрнст отбросил дурные мысли, и они поставили самолет носом против ветра.

— Собираешься взлетать? — приветливо спросил проходящий пилот воздушного шара.

— Да, и сегодня это будет мой смертельный полет, — неожиданно для себя выговорил Эрнст.

— Не шути такими вещами, — улыбаясь, по-дружески сказал пилот.

Эрнст шутить и не собирался, просто так вырвалось. Но надо было лететь. Пропеллер завертелся, под его струей рули направления встали по потоку, и Эрнст это сразу почувствовал — педали стали тугими. Но тут опять защемило в груди, а он и на этот раз не внял этому сигналу оттуда. Мотор прогрелся, и Эрнст двинул его рычажок вперед, до упора. Тряский разбег, и… он уже в воздухе. Еще пара минут, и он уже на высоте 40 метров летит в сторону завода Даймлера.

Он хотел сделать правый вираж, чтобы вернуться на летное поле. Машина накренилась вправо, ему показалось, очень сильно. Эрнст пытался выправить самолет, но ручка управления влево не двигалась. В это мгновение сильный порыв ветра подхватил самолет и швырнул его опять вправо. Он, накренившись, как бы соскользнул в правую сторону с большой боковой перегрузкой. Ноги Эрнста сорвались с педалей, и, чтобы не вывалиться, он уперся ими в расположенную впереди стойку. Эрнст уже ничего не мог соображать. Все проплывало, как во сне. Но ясно чувствовал, что самолет переворачивается на спину и устремляется почти вертикально к земле. Он потерял сознание еще в воздухе, поэтому удара не почувствовал.

Механик Стока, работавший на заводе Даймлера, ехал на работу на велосипеде и любовался полетом самолета. Вдруг самолет перевернулся и рухнул на землю. Стока изо всех сил нажал на педали и подлетел к обломкам самолета, когда они только начали гореть. Тут же появился полицейский, прискакавший на лошади. Вдвоем они вытащили бездыханного окровавленного пилота из горящих обломков, освободив его от запутавшихся на нем проволочных растяжек. Они успели оттащить пилота, когда взорвался бензиновый бак и раскидал обломки самолета.

Эрнст очнулся, когда его везли на автомобиле в госпиталь. Нестерпимая боль разрывала голову и ногу. Несколько дней он пребывал в полубессознательном состоянии. Наконец Эрнст услышал над собой голос доктора: «А-а-а… Он постепенно приходит в себя». Но все окружающие предметы еще имели неясные очертания.

Через неделю Эрнст был уже в состоянии прочитать перечень полученных им повреждений, прикрепленный к его кровати:

— перелом черепа и кровоизлияние;

— повреждение затылка, кровотечение из носа и ушей;

— сломаны верхняя и нижняя челюсти;

— сломаны левая бедренная кость и третий палец на правой ноге;

— ожоги второй и третьей степени на левой стороне лица.

Шло время, и оно, как лучший лекарь, но с участием докторов, постепенно избавило Эрнста от жутких физических болей. Но по мере выздоровления его все больше стали мучить боли душевные. Когда он думал, сколько усилий, времени и изобретательности было потрачено, сколько надежд и денег многих людей он похоронил в пламени обломков самолета, ему становилось не по себе, дикая тоска и неисправимое чувство вины разрывали его сердце. Лежа на кровати в госпитале, он думал о Мюнце и остальных своих помощниках, которым так и не заплачено ни пфеннига. Не только за дерево, но и за матерчатую обшивку крыльев и оперения тоже ничего не заплачено. А разбитый мотор Даймлера?

Эрнст думал о несчастливой судьбе авиаконструктора, о тех отвесных скалах и глубоких ямах, которые неожиданно возникают на его пути к созданию надежно летающей машины. Но чем больше он об этом думал, тем тверже утверждался в мысли и яснее сознавал, что назад ему уже пути нет. Он прошел такую школу практического конструирования и постройки самолета, получил такие знания, какие ни один университет дать не может. А главное, он ощутил сладость независимого конструирования своего самолета и своих открытий новых путей в самолетостроении.

Полное разрушение самолета Хейнкеля и тяжкие ранения, которые он при этом получил, были для Штутгарта событием № 1. Соратники, друзья и тысячи горожан хотели помочь своему авиаконструктору построить новый самолет. В газете «Штутгартер Тагблатт» было опубликовано следующее обращение:

«После неудачного очередного полета инженер Хейнкель, серьезно раненный, лежит в госпитале Канштата. Его модель летательной машины, по мнению экспертов, имеет большое будущее. Но в результате аварии его аппарат полностью разрушен. Результат его двухлетних напряженных исследований, работы и значительных финансовых затрат уничтожен. Поэтому в магазинах должны продаваться почтовые фотооткрытки с изображением пилота и самолета во время успешных испытательных полетов. Доход от их продажи пойдет в фонд его новой работы».

А через несколько дней в той же газете новое обращение:

«Не заботься о своем физическом комфорте, хорошей еде и выпивке, а купи почтовые карточки авиатора Хейнкеля, который вложит деньги в хорошее дело. Дай хорошему человеку шанс полететь снова».

Эрнста навестил в госпитале его двоюродный брат Меркле и объявил решение руководства компании Даймлер: не взыскивать с Хейнкеля стоимость данного ему в аренду мотора.

Прошло полтора месяца, как добрые люди привезли полуживого Эрнста в госпиталь. И вот сегодня, 26 августа 1911 года, его выписывают. Вот он появляется, сгорбленный и осунувшийся, с бинтами на голове и шрамами на лице. Он сильно хромает и опирается на трость. Друзей он встречает с кислой и виноватой улыбкой. Действительно, его дела плохи. Собранных от продажи почтовых открыток с его изображением еле хватило, чтобы оплатить счет госпиталя. Он попросил отвезти его к ангару. Ворота открыли, и он, ковыляя, вошел внутрь. Тут царило полное запустение — искореженная проволока от растяжек, обгорелые стойки фермы фюзеляжа, погнутые детали шасси и кусок пропеллера. Это было все его имущество, кроме долгов. Пройдет еще несколько лет, прежде чем он сможет вернуть долги до последнего пфеннига всем, кто ему помогал.