Иван Бережной - Записки разведчика Страница 91

Наступил день. Бой затих. Только теперь мы по достоинству могли оценить преимущества организованной немцами обороны. Занимая выгодную позицию и укрываясь за камнями, даже один пулеметный расчет мог успешно отражать наступление целой роты. Его оттуда можно было выкурить лишь минометным огнем. Дневной бой принес бы нам огромные потери.

Про документы, которые мне передал Стрелюк, я вспомнил лишь после того, как выставил наблюдателей и выслал разведку для связи с главными силами. Надо было отдать их Петру Петровичу или переводчику.

Вершигору и Тартаковского я застал за разбором кипы документов, захваченных в бою восьмой и третьей ротами. Чуть в стороне под охраной автоматчиков сидели пленные…

Наши наблюдатели подсчитали, что за день в Поляницу прибыло семнадцать автомашин и около ста пятидесяти немцев. Гитлеровцы, видимо, не подозревали о нашем присутствии и открыто передвигались по склонам противоположной горы и селу. Весь день они закапывались в землю, совершенствовали оборону.

Несмотря на то, что ребята устали, никто не спал. Волновало всех положение, в котором мы оказались, а также судьба соединения. Да и голод давал себя чувствовать.

– Напрасно, товарищ капитан, запретили брать продукты в Полянице, — сказал Маркиданов. — Как бы сейчас пригодилась краюха хлеба и ковалок сала, как выражался Илья Краснокутский. Кишки марш играют.

– За последнее время мне все чаще и чаще стала во сне видеться вкусная пища, но как дело дойдет до еды, то со мною не оказывается ложки, — заговорил Лапин.

– А ты, Вовка, когда ложишься спать, рядом с собою клади ложку, — посоветовал Маркиданов.

– Представь, Ванюшка, ложил, но тогда не видел во сне ни борща, ни супа, — ответил серьезно Лапин.

– Не мешало бы сейчас миску борща и кусок мяса, — мечтательно рассуждал Юра Корольков.

– Я не отказался бы от котелка картошки или даже перловой каши, — признался Стрелюк.

– А что до меня, то все это лишнее, — сказал Сережа Рябченков. — Я за последнее время сырого не ем, жареного почему-то не хочу, вареного терпеть не могу. Не верите?

– Перестаньте болтать! — возмутился Землянко. — Слушать тошно.

Разведчики замолчали и удивленно уставились на обычно молчаливого Антона Петровича. Раз он заговорил, значит допекло.

Однако молчание, видимо, тяготило, и Юра Корольков заговорил на другую тему.

– Слышь, Костя, а здорово они нам ловушку устроили, — сказал он, обращаясь к Стрелюку.

Стрелюк ответил не сразу, помолчал, а потом сказал:

– Это нам, разведчикам, не делает чести.

– Да причем здесь мы, если фрицы подбросили подкрепление? — возразил Юра.

– Наблюдение надо было установить за Поляницей.

– Ну, это другое дело, — нехотя согласился Юра, помедлил и добавил: — Да мы и так могли прорваться.

– Мы-то прорвались бы, а как колонна?

– Нет, вы скажите, какого черта мы сюда забрались? — вмешался в разговор Карпенко. — Что, других дорог нет? Дались нам эти горы! А по-моему – взорвали вышки и айда на равнину. Мосты рвать, эшелоны под откос пускать, гарнизоны громить…

– На просторе веселее, — поддержал Антон Петрович.

– Вот именно, — продолжал Карпенко, ободренный поддержкой. — Инициативу держали бы в своих руках. И сейчас еще не поздно выйти на равнину. Борода предлагал разойтись побатальонно, чтобы распылить силы немцев, а потом снова встретиться…

Слушая разговор товарищей, я в который уже раз старался разобраться в обстановке. Почему получилось так, что с каждым днем противник отвоевывал у нас инициативу? Может быть, мы хуже стали драться? Нет! Разве наши командиры утратили способность управлять подразделениями в бою? Наоборот, они не потеряли присутствия духа, стали более опытными, более решительными. Так в чем же причина? В том, что противник сумел сосредоточить против нас крупные силы? Отчасти в этом. Но это не главное!

Так размышляя, я приходил к выводу, что главной причиной постигших нас неудач является то, что мы оказались один на один с противником, который во много раз превосходил нас по силе, вооружению и технике. Мы не знали о действиях мелких партизанских групп в этих районах, не имели с ними связи. Да и могли ли они нам помочь? Вся надежда была на то, что вслед за нами нагрянут в Карпаты и другие крупные рейдирующие соединения украинских партизан. Не верилось, чтобы выполнение такого ответственного и трудного задания штаб руководства партизанским движением возложил лишь на одно соединение.

Вспоминая разговор командира и комиссара, я пришел к убеждению, что и они кого-то ждут… Однако помощь пока не приходила. Надо было рассчитывать только на свои силы. А противник не терял времени, не жалел ни сил, ни средств для того, чтобы как можно быстрее ликвидировать наше соединение, которое доставило ему немало хлопот…

Возвратились Гапоненко, Демин, Гольцов, Решетников и Остроухов.

– Наших в долине Гнилицы нет, — доложил Гапоненко. — Видимо, возвратились в урочище Буковину.

– Почему ты так считаешь? — спросил я.

– Там все время кружатся самолеты. Слышны взрывы. Бомбят.

– Приметы верные, — согласился Вершигора. — Надо и нам туда подаваться. Отдавайте распоряжение ротам: подготовиться к движению. Командиров рот- ко мне.

Собрались командиры рот. Вершигора заговорил тихим голосом: 

– Товарищи командиры, в наши руки попали весьма важные сведения о группировке противника. Собрал вас, чтобы ознакомить с обстановкой. Неизвестно, что может случиться через час. Слушайте внимательно, кто останется жив, обязан доложить Ковпаку и Рудневу…

Выждав минуту, Петр Петрович продолжал:

– Начну с главного. Нами заинтересовался сам фюрер. По его личному распоряжению для уничтожения нашего соединения создана группировка в составе 4, 6, 13, 24, 26, 32-го эсэсовских полков, 273-го горно-стрелкового полка и пяти батальонов особого назначения. Кроме того, для их поддержки выделена авиация…

– Это заметно, — не вытерпел командир восьмой роты Горланов.

– Общее руководство осуществляет Гиммлер, — продолжал Вершигора, испытующе глядя на командиров рот. — Вот приказ тридцать второму полку, с которым мы ночью вели бой. Он подписан лично Гиммлером… В этой группировке не значится еще венгерская дивизия, которая подтянута к границе. Батальоны особого назначения, видимо, поставлены на охрану мостов, железных дорог и других объектов.

Насколько серьезное значение придает немецкое командование разгрому нашего соединения, говорит и тот факт, что шестой, двадцать шестой и двести семьдесят третий полки спешно переброшены сюда из Норвегии, Франции и Греции…

– Да, заварили кашу, — почесал затылок Карпенко.

– Чем мы заслужили внимание такого высокого начальства? — спросил я Вершигору.

– Думаю, здесь дело не только в нашем соединении, — сказал Петр Петрович. — Фашисты стали умнее. Они понимают, что стоит нам здесь закрепиться, как из Полесья хлынут сюда другие отряды, как это получилось в прошлом году после рейда из Брянских лесов. А что это значит? Это значит – новый партизанский край. Отсюда пламя партизанской борьбы перемахнет в Чехословакию, Венгрию, Румынию… Я уж не говорю о том, что плакала тогда дрогобычская нефть…

Как видите, товарищи, обстановка намного сложнее, чем мы до сих пор думали. Надо полагать, немецкое командование в борьбе с нами не остановится ни перед чем… Партизаны должны противопоставить немецкой силе тактику маневрирования. Для этого надо прорываться из кольца окружения…

– Забрались в чертову мышеловку, попробуй отсюда выбраться, — вздохнул Миша Тартаковский.

– Время упустили, — сказал задумчиво Горланов.

– Упущенное время самым длинным арканом не поймаешь, — поддержал его Карпенко.

– Вы правы, каждый потерянный нами час – на руку врагу. Поэтому не будем задерживаться, — сказал Вершигора, свертывая трофейную карту. — Как пойдем?

– Только не через гребень, а по скатам, — сказал я.

– Пусть Бережной ведет, — предложил Карпенко.

– Согласен, ему и по долгу службы положено вести, — согласился Вершигора.

С чувством невыполненного долга уходили мы от Поляницы. Уставшие, голодные, изнывающие от жары хлопцы еле волочили ноги. Двух тяжелораненых несли посменно. Шли молча, никто не роптал на трудности, но вместе с тем пропали веселость и шутки. Не вызвало особого оживления и происшествие с немецким самолетом. Обнаружив нас, он долго кружился над горой. Мы не прятались, он принял за своих и сбросил вымпел. Мы извлекли записку, в которой предлагалось занять высоту и не допустить прорыва партизан на восток. Мы еще больше стали тревожиться за судьбу соединения.

Сберегая силы, подъем преодолевали наискосок. Поминутно останавливались, чтобы подтянуть отстающих и передохнуть. Впереди нас манил темно-зеленый массив леса на перевале. Там, по крайней мере, можно под деревьями укрыться от знойного солнца.