Владимир Гриньков - Санитар Страница 27

– На повышение пошел? – осведомился Дегтярев осторожно.

– Вроде того.

– И где ж ты теперь будешь пользу Родине приносить?

– В охране.

– Охранять-то что будешь?

Паша засмеялся. После паузы сказал:

– Человека одного.

– Героя-папанинца? – уточнил Дегтярев. – Или космонавта какого секретного?

Паша на него взглянул тяжело, но промолчал. Закончил вещи складывать, сумку незастегнутую в сторону отодвинул.

– Паш! – прогундосил Дегтярев. – Ну не темни! А? Скажи, куда идешь. Может, и я туда.

– Тебе нельзя туда, – сказал Барсуков серьезно. – Туда маленьких не берут.

– Во мне метр семьдесят восемь роста, – оскорбился Дегтярев.

– Вот я и говорю – маленьких не берут.

Паша вдруг вспомнил о чем-то, руку в сумку запустил и извлек оттуда флакон с туалетной водой.

– Держи, – сказал. – На память.

– Ух ты! "Месье N". Как у тебя, да, Паш?

– Это я тебе свой дарю.

Тогда, в кабинете, Паша уловил исходящий от Подбельского запах. Это был запах силы. Запах уверенности. Таким запахом зверь дает понять, что готовится к нападению. "Месье N" – вода для слабых и неудачливых. Это Паша понял.

Дегтярев в руки флакон взял, рассматривал его почти восхищенно.

– Ты, видно, на хорошее место идешь, – сказал наконец. – Кого охранять будешь все-таки?

– Сказал же – человека одного.

– Буржуя? – вдруг осенило Дегтярева.

Паша мускулом лица дернул, и это от Дегтярева не укрылось.

– Ба! – сказал он потрясенно – Наш Робин Гуд в услужение подался! И к кому? К краснопиджачным!

– Я никуда не подался! – зло ответил на это Паша.

– Они плохие, Паш! – продолжал Дегтярев, словно его не слыша. – Они бяки! Они из трудового народа кровь пьют!

– Отделал бы я тебя! Но не хочется в последний день…

– А что случилось, Паш? Почему этот день для тебя последний? У тебя-то как раз новая жизнь начинается. Новые интересные люди. А?

Паша сумку наконец застегнул, закинул ее на плечо.

– Дурак ты, Дегтярь. И был им всю жизнь.

– Маленького любой обидеть может, – сказал Дегтярев понимающе.

– А ты не лезь под колеса, тебя и не раздавят.

Паша это почти по-дружески сказал. Не хотелось ссориться на прощание. И чтобы свое расположение выказать, спросил, в глаза Дегтяреву заглядывая участливо:

– Ты почему выглядишь неважно?

– Нет, нормально все, – встрепенулся Дегтярев и даже улыбнуться попытался, но в глазах его Паша теперь уже точно видел тоску.

– Я же вижу! Что-то серьезное, да?

– Розу убили.

От этих слов Паша вздрогнул, не смог удержаться. Долго смотрел на Дегтярева молча, а со стороны это выглядело, будто не понимает он, растерялся просто и не знал, как ему на слова Дегтярева реагировать следует. Дегтярев заметил его растерянность и пояснил:

– Это та самая Роза, которая на моем дне рождения была.

– Неужели? – смог изобразить накатившее внезапно изумление Паша.

– Да. Девять ножевых ранений.

– Кто?

Спросил и опустил глаза, а руки в карманах в кулаки сами собой сжались.

– Не знаю. Ее в квартире нашли. Лежала в луже крови.

Паша глаза смог поднять наконец и увидел – у Дегтярева губы дрожат, вот-вот заплачет. "Он на нее виды имел, – осенило вдруг Пашу. – Точно-точно, неспроста у него глаза такие были, когда я Розу с вечеринки уводил. Дегтярь тогда за напускным весельем боль свою скрывал. Так и держал бы подле себя потаскушку эту, – озлился Паша внезапно. – Не бегала бы, не выслеживала – и жива была бы сейчас".

– Вот черт! – сказал Паша, хмурясь.

– А ты не знал?

– Нет, – это он уже после паузы произнес.

– Ее похоронили уже.

Точно, глаз на нее Дегтярь положил.

– Ты был на похоронах?

– Да.

И лицо Дегтярева противно скривилось. "Наверное, плакал на похоронах", – подумал Барсуков.

– Жаль, – сказал Паша.

Руку протянул Дегтяреву. Попрощались.

– Ты заходи, – сказал Дегтярев.

Он сейчас одиноким и покинутым выглядел. От него будто пахло несчастьем.

– Ладно, – ответил Паша без энтузиазма.

У него совсем другая жизнь начиналась. И все прошлое уходило прочь. Их с Дегтяревым пути-дорожки вряд ли пересекутся когда. Так он думал.

42

Дел в мэрии у Подбельского вроде и не было, но не удержался, заехал. Мэр принял его сразу, хотя и не стал скрывать, что занят чрезвычайно – какие-то бумаги лежали перед ним на столе, и он их убирать даже не стал и в сторону не сдвинул. Поднял на Подбельского глаза, кивнул, приветствуя.

– Как с аукционом? – спросил Подбельский.

Он издалека начал, к главному пока не подступаясь.

– Четыре магазина в этот раз продавать будем.

– Из первого списка или из второго?

– Из второго.

– Там рыбный магазин продается – у меня на него есть желающий.

– Откуда твои желающие деньги такие берут? – сказал мэр с усмешкой. – Все магазины уже скупили в городе.

– Деньги не проблема. Если Гознак их печатает, должны же они у кого-то скапливаться в конце концов?

– Да что-то они скапливаются всегда не у тех, у кого хотелось бы. Вон сын мой…

– А что сын? – заинтересовался Подбельский.

– Влез парнишка в бизнес, а денег нет на раскрутку.

– Пусть кредит возьмет.

– А проценты возвращать?

– Проценты бывают божеские.

– Божеские – это сколько?

– Десять процентов годовых.

– Неужели? – изумился мэр. – И где же это такие кредиты дают?

– А пусть он ко мне подъедет, я подскажу. Завтра устроит?

– Да.

– Вот и хорошо. Да, кстати, – Подбельский к началу разговора вернулся: – Значит, получается с рыбным магазином?

– Думаю, получится.

Подбельский кивнул удовлетворенно.

– Что с гостем нашим московским? – спросил Подбельский как бы вскользь.

– Документы он заявительные подал.

– Уже подписаны?

– Нет еще.

– Месяцок, наверное, будут по кабинетам путешествовать, – высказал предположение Подбельский, затуманивая задумчиво взор.

Мэр на всякий случай пожал плечами.

– Потом еще архитекторы ему бумаги согласовывать будут месяц.

– Архитекторы визу уже дали, – сказал мэр.

Подбельский даже вздрогнул от неожиданности, и задумчивость его исчезла.

– Уже? – изумился он недовольно.

– Да. Не возражают.

Невероятно это было. Просто необъяснимо.

– Панькин подписал? – смог только уточнить Подбельский.

– Да. Я его подпись на бумагах сам видел.

Подбельский охватившую его растерянность сумел затаить наконец, сказал с видом почти равнодушным:

– Ну ладно, что уж теперь.

Хотя все клокотало в нем. Даже когда к машине спускался, еще злился он на Панькина.

Сел в машину, начальник охраны хотел за ним дверцу захлопнуть, но Подбельский за ручку рванул сам, хлопнул дверцей зло. Начальник охраны сел впереди.

– Панькин бумаги подписал! – сказал ему в спину Подбельский.

– Так быстро?

– Ага. Как самолет реактивный, "ТУ-144", сволочь.

– Ачоев ему денег дал, что ли?

– Откуда же я знаю? Ты сгоняй туда, Виталик.

– В архитектуру?

– Да. Поговори с Панькиным. Чтоб не чудил.

– Хорошо. Сегодня ехать?

– Сегодня, да.

Всю дальнейшую дорогу до офиса Подбельский молчал. Уже у самых дверей его прорвало:

– Прямо сейчас к Панькину езжай! И чтоб…

Оборвал себя на полуслове, грохнул дверцей машины, вылезая.

Панькин на месте был, когда Виталий к нему пожаловал. В глазах архитектора мелькнула настороженность, но он овладел собой сразу же и даже улыбнуться сумел, хотя это ему стоило некоторых усилий.

– Какими судьбами? – спросил добродушно.

– Ты ваньку не валяй, – нахмурился Виталий и дверь за собой плотненько прикрыл.

Панькин улыбку мгновенно с лица согнал и даже как будто в размерах уменьшился.

– Что такое? – пробормотал архитектор.

– К тебе бумаги недавно поступали по заправочным станциям?

– Были, да, – без особого энтузиазма подтвердил архитектор.

– И ты их подписал?

– Бумаги в порядке…

– Ты за дурака меня не держи! – сказал Виталий и ладонью по крышке стола ударил, отчего Панькин вздрогнул непроизвольно. – Ты что, хочешь все деньги в мире заработать?

– Какие деньги?

– Которые Ачоев тебе заплатил.

– Какой Ачоев?

Начальник охраны через стол перегнулся и Панькину в глаза заглянул.

– Да ты и вправду чудишь чего-то, – сказал недобро. – Какого черта ты бумаги подписал? Был же уговор с тобой…

– Бывают ситуации…

– Был уговор! – резко напомнил Виталий.

– Так вы и решайте там между собой все вопросы! – не выдержал Панькин. – А меня не надо крайним делать!

– Сколько денег они тебе заплатили?

– Нисколько!

Виталий хотел уже было опять вскипеть, но подумал вдруг, что это запросто могло быть правдой. Панькин уловил, наверное, откуда ветер дует. И бумаги подписал за так, силу Ачоева почувствовав.

– В общем, визу свою тебе отозвать придется, – сказал Виталий и откинулся на спинку стула, давая понять, что он все сказал.