Владимир Гриньков - Санитар Страница 28

– Нет!

Панькин это так твердо произнес, что начальник охраны не сдержался и позволил проявиться изумлению на своем лице.

– Не понял, – сказал медленно.

Архитектор не ответил ничего, но в его взгляде легко прочитывалась решимость.

– Тебе невдомек, наверное, каких ты дров наломал, – сказал Виталий, все еще увещевая почти по-отечески. – Тобой недовольны очень. Понимаешь?

Молчание.

– И ошибки свои собственные надо исправлять. Как можно быстрее, пока еще не поздно.

Молчание.

– От тебя никто ничего невозможного не требует. Хочешь завизировать – пожалуйста. Но не сразу. Месяцок времени еще надо потянуть.

Панькин молчал по-прежнему.

– Ты понял меня? Подпись отозвать надо. Временно, на месяц.

– Нет! – сказал снова архитектор и затрясся, словно попал под напряжение.

– Ты боишься, – кивнул Виталий понимающе. – Ачоева боишься.

– Не знаю я никакого Ачоева.

– А кто же к тебе с бумагами приходил?

– Не знаю. Я фамилию не спрашивал.

– Послушай. Если боишься кого-то, визу отзови и уйди в отпуск. На месяц. Уедешь из города, отдохнешь где-нибудь на юге. А через месяц вернешься и завизируешь бумаги – все чин-чином. Но месяц отсрочки нам как воздух нужен.

– Я визу отзывать не буду.

"Его припугнули, наверное, хорошо, – подумал Виталий, – даже сейчас в глазах страх читается".

– Сроку тебе даю сутки, – подытожил Виталий, заметно ожесточаясь. – Если виза отозвана не будет, кто-либо другой ее отзовет.

– Мою визу не отзовет. Не имеет права.

– Твою визу может городской архитектор отозвать.

– Я – городской архитектор, – напомнил Панькин.

– Пока.

– Что, снимут меня? – усмехнулся невесело Панькин.

– Снимать – это долго. Просто другого назначат. Вместо убывшего. Это быстро очень, поверь.

– А я куда же убуду?

– Ты под машину попадешь.

– Я осторожно улицу перехожу, – попытался острить Панькин.

– Все ее осторожно переходят. А смертность на дорогах все равно растет.

Архитектор сильно побледнел.

– В исполкоме сейчас эти бумаги лежат, – сказал Виталий почти равнодушно. – У коммунальщиков, кажется. Я им перезвоню завтра вечерком.

Поднялся и вышел из кабинета, не попрощавшись.

43

Паше место определили в одной из комнат первого этажа. Комнатушка была совсем крохотной, и, кроме Паши, там находилась еще одна девушка. Когда начальник охраны ввел Пашу в комнату и, прежде чем уйти, предложил располагаться, девушка со своего рабочего стола поспешно смела какие-то бумажки и пару фотографий, словно пытаясь их от чужого взгляда уберечь. Потом туфли с видного места убрала, спрятала в шкаф.

– Ты не переживай, – сказал Барсуков, улыбнувшись скупо. – Я ненадолго здесь. И тебя не стесню.

– Ненадолго?

– Меня в охрану переведут скоро. Тебя как звать?

– Рита. А вас?

– Паша. Только давай на "ты", ладно?

– Хорошо.

– Чем занимаешься здесь, Рита?

– По базам данных гуляю, – кивнула она на компьютер.

– Интересно?

– Нет.

– Нет? – удивился Паша.

– Неинтересно, – подтвердила девушка и вздохнула почему-то.

– Зато в игры компьютерные можно играть.

– Можно, конечно. Но и это надоедает.

И в этой комнате жалюзи были опущены.

– Почему окна закрыты? – спросил Паша.

– О, с этим строго у нас сейчас.

– Сейчас? Раньше не было так?

– Не было. Последние недели только.

– Почему?

– Для безопасности.

– Чьей?

– Говорят – общей. Но вообще Подбельского берегут.

– Чтоб не убежал? – пошутил Паша.

– Чтоб не застрелили, – ответила Рита без тени улыбки.

– Ему угрожают разве?

– Напрямую – нет, насколько я знаю. Это из-за последних событий все.

– Каких событий?

– Тех, что с предпринимателями связаны. На них охоту кто-то открыл. А ты что, не слышал разве?

– Нет, – коротко ответил Паша.

– В конторах, подобных нашей, только и разговоров об этом. Все коммерсанты в панике.

Это новостью прозвучало для Паши. Он не знал подробностей.

– Неужели?

– Да. Многие семьи свои из города поотправляли. Некоторые, я слышала, даже дела свои свернули на время.

– На какое время?

– Пока маньяка этого не поймают.

– А он один, этот маньяк? – спросил Паша и замер невольно, ожидая ответа.

– Неизвестно, – девушка пожала плечами. – Никто ведь не видел.

– И нам, значит, опасность угрожает?

Она улыбнулась, качнула головой:

– Нам нет.

– Уверена?

– Говорят, что убивают только тех, кто наверху.

– Убивают феодалов, а деньги раздают бедноте, – сказал Паша понимающе. – Прямо Робин Гуд какой-то.

И опять Рита улыбнулась.

– Да, прямо как в старину, – согласилась она. – Я в детстве про благородных разбойников фильмы любила.

– Одобряешь?

– Что именно?

– Убийства эти?

Она нахмурилась:

– Убийства – нет. Это ужасно.

– Но нас ведь не касается, – возразил Паша беспечно.

– Зло не может не касаться. Его на всех с избытком хватает.

Она была в чем-то права, конечно. Тот же таксист погиб потому лишь, что оказался свидетелем.

– А может, у людей надежда появится, – сказал Паша, нахмурившись. – Кто-то должен зло наказывать.

– Зло не наказывается злом.

"Книжек начиталась, дура", – решил Барсуков, а вслух спросил:

– Ты книжки любишь читать?

– Очень.

– В институте училась?

– Почему училась? И сейчас учусь. В инязе.

– Заочное?

– Вечернее.

– Дневное не потянула?

– Работать надо.

– Деньги? – спросил Паша понимающе.

– Да. Мы с мамой вдвоем.

– А отец?

– Я его не помню даже.

– Умер?

– Почти.

– "Почти" – это как?

– Я не видела его никогда. Он ушел, когда до моего рождения еще две недели оставалось.

– Ненавидишь?

– Как можно ненавидеть человека, которого даже не видела ни разу?

– А я бы не простил.

– А кто нам дал право судить?

– А этого права не надо ждать. Его надо брать и судить, как считаешь нужным.

Рига качнула головой, сказала негромко:

– Давай не будем больше об этом.

Работа у Паши оказалась не пыльная. Виталий Викторович, начальник охраны, снабдил его стопкой книг и журналов по проблемам охранной службы, наказав ознакомиться прилежно. Паша книжки эти полистал и понял, что они его ничему не научат – такие же люди их писали, как и он сам, а в некоторых вопросах он даже опытнее оказался, чем писаки эти.

Сдвинув книжки в сторону, он поболтал с Ритой ни о чем, после чего, заскучав, отправился на осмотр особняка, в котором ему работать придется. На первом этаже неожиданностей не было, но когда Паша наверх по лестнице решил подняться, его остановил возникший из ниоткуда охранник, сказал твердо, даже не спросив ни о чем предварительно:

– Нельзя!

– Я работаю здесь, – попытался втолковать ему Паша.

– Вы не здесь работаете, – охранник за спину кивнул, на лестницу, путь к которой Паше преграждал. – Ваше место в девятнадцатом кабинете.

Номер кабинета он точно назвал, и Паша этому факту поразился неимоверно. Все-таки охрана у них здесь была изумительно поставлена. Он в очередной раз имел возможность убедиться в этом.

44

Подбельского Паша увидел на следующий день. Тот только что в офис приехал и к лестнице шел, сопровождаемый охраной. Вид имел озабоченный, но Пашу, стоящего в отдалении, все-таки приметил, приостановился на мгновение, спросил:

– Как работается?

– Нормально.

– Ты зайди ко мне минут через двадцать. Поговорим.

Он Паше новую работу предложить хотел, похоже. Паша с этим настроением в кабинет Подбельского и шел. Но сейчас события не торопил нисколько, видел, что все продвигается так, как ему, Паше, надо. Охрана, уже предупрежденная, видимо, Пашу пропустила безропотно.

– Я спросить тебя хотел, – сказал Подбельский негромко, оторвавшись от бумаг.

Паша на него глаза поднял, изображая внимание и готовность отвечать.

– В психушку ты за что попал?

Сердце Пашино оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. Он сказать что-то хотел, но лишь шевельнул губами по-рыбьи безмолвно – и все. А Подбельский смотрел на него по-прежнему вопрошающе.

– Это давно было, – пробормотал Паша и сам понял, как глупо его слова прозвучали.

– Я знаю, – кивнул Подбельский. – В армии еще. Но все-таки – за что?

Они многое знали о нем, оказывается. Проверяли, что ли?

– Так надо было, – сказал Паша.

– Кому?

– Ну, не знаю, как сказать. Мне было надо. Командирам моим.

– Для чего?

– Чтоб в тюрьму не попасть.

Подбельский на него смотрел исподлобья. С холодком во взгляде, отстраненно как-то. Паша понял вдруг, что его работа здесь окончена, не успев начаться. Не поправить уже ничего. И заново не слепить. Разбилось.

– За что же тебе тюрьма грозила?

– Я типа одного покалечил, – сказал Паша неохотно.

– Сильно покалечил?

– Вторая группа инвалидности.

– Ого! – все так же холодно сказал Подбельский. – И за что ты его так?