Архип - Евгений Чернышев Страница 55

— Помогите! — голос был низкий, хриплый и настолько мощный, что девка услышала его сквозь три слоя меховой шали, накрученной вокруг ее головы. Не говоря уж об окружающей непогоде. — Спасите!

Взяв приставленный к забору, заботливо приготовленный именно на такой случай, дрын с железным крюком на конце, девица ловко приподняла фонарь над забором, там даже уключина на самом коньке стояла по типу лодочной, чтобы не на весу держать светильник, и отодвинула специальную задвижку, забранную некрупной железной решеткой. Видимо, подумала она невесело, у настоящих хозяев имения были причины опасаться. Татя ли, зверя ли дикого, но были. Места, знаешь ли, они глухие, мало ли кого, а то и чего, может в гости пожаловать. Ее родитель такими вот приспособами не озаботился, беспечен был, пять мужиков во дворе, пищали есть, топоры, ножи, охотники все, чего бояться? От того и сам помер, и семью сгубил. Айрат приникла к открытой бойнице, не слишком близко, чтобы не достали снаружи, но достаточно чтобы оглядеть округу. И на самом краю освещенного пространства заметила неясный абрис человеческой фигуры.

— Покажись, кто бы ты ни был, — слегка дрогнувшим голосом позвала она. Не зная, на самом деле, зачем, ведь Архип строго настрого приказал ей ни с кем не разговаривать, никому не открывать. Но отчего-то эта странная фигура показалась ей знакомой. А еще она пугала до самых чертиков.

— Доченька, — забасил пришедший, выходя на свет. Оказался это мощный, косая сажень в плечах, немолодой мужик. Годы пробороздили на его лице глубокие морщины и выбелили бороду почти до цвета налипшего на нее снега, но плечи его не опустились, спина была прямой и ровной, словно бы лом проглотил, а походка была ловкой и пружинистой, даже в снегу было заметно, какой у иного двадцатилетнего не встретишь. — Помоги, дочка, не дай замерзнуть.

Айрат замерла, словно пригвожденная к земле. Она и впрямь знала этого человека. Не могла пока вспомнить откуда, но несомненно знала. И до одури боялась. Настолько, что сердце пропустило несколько ударов, а внизу живота все сжалось в болезненный комок. Внутренний девочки буквально завопил, требуя бросать все и не медля ни мгновения бежать назад, в дом, к Архипу, под его защиту. Что угодно, лишь бы оказать подальше от этого страшного, жесткого, злобного человека. Мужик вытянул голову вперед и прищурился. Пронзительный взгляд его серых глаз уткнулся в лицо татарки:

— А, это ты… — облегченно и слегка обескураженно расхохотался он, наконец, узнавая девушку. — Не думал, что и ты здесь окажешься. Ну что ж, совместим приятное с полезным, — он довольно потер руки в рукавицах. Бросалось в глаза, что они были разными, одна заметно меньше другой. — Давай, открывай, не гневи меня, — тон его из просительного стал требовательным, приказным. Он взмахнул рукой, требуя подчинения.

Айрат в ужасе обнаружила, что не может пошевелиться, тело отказало ей, даже горло сдавило так, что не было сил закричать, позвать на помощь. Рука ее, вопреки желанию, словно бы ей управлял кто-то другой, начала подниматься и тянуться к запору. Татарка боролась что было сил, дыхание ее стало тяжелым, а лоб под шалью промок от пота.

— Не заставляй меня ждать, сучка, пока добрый! — рявкнул мужик с той стороны забора. Сопротивление девицы явно разозлило и обескуражило его. — Если поторопишься, я тебя даже в живых оставлю. Потом, как дела сделаю… Если, конечно, хорошо меня повеселишь, но в этот раз бревном валяться не получится, учти, придется подмахнуть! — хохотнул он и влажно причмокнул губами.

И после этих слов Айрат вспомнила. Вспомнила волков, рвущих на куски тела отца, дяди и братьев, вспомнила этого мужика, голого, измазанного кровью матери сестры, чье сердце он только выгрыз в форме волка, а теперь, обратившись человеком идет к ней, поглаживая свой восставший уд. Вспомнила его тяжелый кулак и крепкую хватку, вспомнила его соленое вонючее дыхание, отдающее парным мясом, вспомнила его… И заорала что было сил. Она выпустила палку из левой руки и керосиновая ламмпа рухнула куда-то в снег за пределами забора, впрочем, теперь мужик оказался достаточно близко, чтобы она видела его и без всякого света, стоял-то он буквально в паре шагов. Стоял и широко улыбался. Но улыбка его сменилась недоумением, когда девичий визг перешел в яростный почти звериный рык, когда в бездонных черных глазах загорелся неугасимый огонь ненависти, когда безвольная еще мгновение назад ручка метнулась змеей, сорвала с забора один, не напоеный, к сожалению, еще молоком амулет и швырнула прямо ему в морду. Попасть она не попала, помешала решетка, но оберег оказался достаточно близко, чтобы с него вылетела ослепительная белая молния. Мужик страшно выругался и отшатнулся.

Айрат обрела контроль над своим телом. Словно бы разжалась хватка чудовищной руки, прежде прижимавшей ее к земле, мешавшей не то, что двигаться, но даже дышать полной грудью. И, не медля, она что было сил бросилась к дому, к безопасности. За спиной ударила вторая молния, и звук ее сопровождался очередным воплем ярости. Воплем в котором уже почти не было ничего человеческого. Уже около крыльца Айрат услышала множество волчьих голосов за спиной. На призыв вожака пришла ее стая. Отвлекшись, она запнулась о ступеньки и рухнула у самой двери, которая распахнулась и из нее медленно вышел некрупный медведь. Девушка замерла, не зная, как реагировать на новую опасность, но медведь вдруг криво и совершенно по-человечески ухмыльнулся, став удивительно похожим на Архипа. Слегка посторонившись он зарычал и в рыке его Айрат пусть с трудом но довольно явственно разобрала команду: "В дом!"

"Архип!" — облегченно выдохнула татарка, она уже не раз видела проявления сил своего опекуна и совершенно не удивилась тому, что он, оказывается, еще и в зверей обращаться умеет. Не сомневаясь более ни мгновения, она протиснулась слева от Архипа и юркнула в дом. Ежели колдун вышел на бой сам, значит, он знает, что делает.

Конечно же, Архип ни на секунду не оставлял свою приблуду без присмотра. Уж слишком он прикипел к девочке, чтобы бросать ее в жерло вулкана, не озаботившись о защите. И, едва она только вступила в разговор с Игнациейм, а никем иным, кроме как самым старым и самым верным прислужником немецкого немертвого чернокнижника этот здоровяк быть и не мог, он начал действовать. Игнаций тоже был перевертышем теперь в этом не оставалось