Мой гарем - Анатолий Павлович Каменский Страница 39

средствах... Утомительно сладкая цена восхищений, экстазов... Произведения искусства, музыка, театр, какая великолепная область для тончайших ощущений! Вы, конечно, поклонница французской комедии? — бросил он наугад. — Я понимаю вас: новейшая русская драма слишком реальна и не вызывает эстетических эмоций. Вы счастливица, Настасья Михайловна, вас миновали будничные заботы, и вы можете без конца погружаться в море неизведанной красоты... Даже больше: я уверен, что вы уже создали себе какой-нибудь тайный культ... О, я не стремлюсь поднять завесу...

Он поднялся со стула и начал обходить будуар, поминутно останавливаясь и с видом знатока похваливая посредственные картины. Перед одной из них он отступил на несколько шагов и компетентно замер, вставив монокль в глаз.

Вдовушка, утомленная потоком изящной речи, как бы очнувшись от сладкого полусна, наклонилась к Ежикову и тихонько сказала:

— Ах, какой ваш друг... шикарный! Вы свой человек, сходите в столовую, распорядитесь насчет чая, ну, и еще чего-нибудь...

— Как сказать, вообще... — радостно произнес Ежиков.

— Хорошо, хорошо, — перебила Настенька, — хотя вы не стоите дружбы: вас бы следовало наказать хорошенько.

— За что? — испугался Ежиков. — Вы знаете, я всегда готов и вообще...

— А кто меня окружает китайской стеной? Ну идите, идите... — И она кокетливо толкнула его в плечо.

— Чудесно!.. И какой рисунок, колорит! — говорил Модерни, поворачиваясь от картины.

— Ах, что вы, это такие пустяки! — сказала Настенька.

— Ты куда? — бросил Модерни уходящему приятелю.

Тот только скользнул по нему восхищенным взором.

А Модерни, отойдя от картины, как бы случайно опустился на кушетку рядом с Настенькой и вынул монокль из глаза.

— Как он вас любит! — грустным, задумчивым тоном произнес он.

— Как это? — переспросила Настенька.

— Я говорю: бедный Ежиков влюблен в вас, как сорок тысяч братьев.

— Ах, что это вы? Я совсем не замечаю. — И она скромно потупила глазки.

— Неужели это черный бриллиант? — быстро спросил Модерни, наклоняясь к ее руке.

Она поднесла ему руку. Из бриллиантовых граней сверкнул черно-зеленый изменчивый огонь. Тот же огонь, но еще более изменчивый и тайный, сверкнул в пристальном взоре Модерни, взявшего приподнятую маленькую и влажную ручку.

— Этот бриллиант, сверкая на ваших пальцах, обладает чудодейственной силой сводить с ума, — придав мрачный оттенок голосу, сказал Модерни и вдруг жадно поцеловал Настенькины пальцы.

Она лениво высвободила руку и медленно произнесла:

— Что это Венедикт Иванович так долго?

— Бывают сроки еще более долгие, — без тени смущения сказал Модерни.

— Например? — недоумевала Настенька.

— Например, шестъ лет самого платонического обожания. Например, такой любви, какою вас любит Ежиков.

— Ну, и еще что?

— А еще вот что: Ежиков просит вашей руки.

— Мне это ни к чему... ха-ха-ха! — расхохоталась Настенька.

— Нет, серьезно. Я приехал за него сватом, пойдете за него замуж?

— Я не понимаю, как это? Если вы серьезно, то я, право, не знаю... Он очень милый, преданный, но...

— Без всяких «но»! Этот человек обожает вас. Для него поцеловать эту руку, — Модерни взял руку Настеньки и поцеловал, — для него одно это наслаждение может оказаться невыносимым, смертельным...

— Да неужели? — смеясь каким-то дробным, глуховатым смехом, спрашивала вдовушка. — Какой вы... странный!

Тайный, изменчивый огонь, похожий на блеск бриллиантовых граней, снова пробежал в глазах Модерни, и он повторил:

— Да, да, вам нужен именно такой муж, бессловесный, обожающий...

— Да почему же, скажите на милость?.. Ежиков хороший, но он ужасно скучный...

— Зато вы будете дворянкой, женой архитектора, — как бы поддразнивал он.

— Ха-ха-ха! — смеялась Настенька. — Вы совсем сваха, настоящая Акулина Саввишна.

— Решайте скорее, — наклоняясь к ней и обжигая ее взором, сказал Модерни, — иначе...

— Что иначе? Вы меня пугаете!

— Иначе я не выдержу роли свата и влюблюсь в вас. И буду сам просить вашей руки... вот этой самой маленькой ручки, которая сейчас вырывается от меня, не дается... не дается...

— Ах! — томно произнесла Настенька, вырывая у него руку и нечаянно, в борьбе, склоняясь к нему на плечо.

— Я люблю вас, — сказал Модерни, — но вы должны выйти замуж за Ежикова. Я очень несчастлив, — закрывая глаза, грустно промолвил он, — никто не знает, как я несчастлив. О, если бы я мог быть на месте Ежикова!

— Оставьте Ежикова, — с оттенком скуки, продолжая лежать у него на плече, сказала вдовушка. — Отчего нет? — уже шепотом докончила она.

Он не слышал вопроса и продолжал:

— Я не знаю, что я говорю вам! Как странно... Мы едва знакомы, но я помню вас, вы мне снились. Очаровательное видение! Этот черный бриллиант — волшебный камень! Слышите — не выходите за Ежикова... Вы будете у меня завтра вечером, в восемь?.. Да?

— Ах, вы меня совсем запутали, — сказала вдовушка, проводя рукою по глазам, — уйдите, вы сами какой-то... волшебный.

III

В эту минуту на пороге показался Ежиков. Модерни быстро встал, грациозно выпрямился и, беря приятеля под руку, обратился к Настеньке: