Микаел Рамадан - Тень Саддама Хусейна Страница 16

- Много времени? - вскричала она. - Ты говоришь мне, что впереди ещё много времени? Вахаб уже сорок четыре года, и тебе скоро стукнет сорок один. У Вахаб уже не будет детей, и я должна полагаться на тебя, мужчину средних лет, который думает, что впереди ещё много времени!

- Амне только недавно исполнилось тридцать, мама, - вымолвил я, защищаясь.

- Да, и она родила девочку. Может быть, мне следует отказаться от мысли увидеть внука, который будет носить твое имя в следующем поколении.

Не было смысла разговаривать с матерью, когда она выступала в подобном духе. Но я знал, что как только ребенка принесут домой, она будет хлопотать над ней, как над принцессой крови, если такое сравнение уместно в Ираке. Что касается меня, я был счастлив, что роды прошли благополучно и девочка здорова. У меня было время дождаться сына.

Пока Амна ещё находилась в больнице, мне позвонил Мухаммед, который сообщил, что Махди, другой "двойник", убит в аль-Амара. Он путешествовал по центру города в сопровождении охраны, когда их остановил взрыв около ратуши. Подробности последствий были отрывочны, но похоже, началась перестрелка, в ходе которой Махди был убит. Группа телевизионщиков американской службы новостей, работающая в этом районе, не успела заснять убийство, но слухи о кончине Саддама начали распространяться, пока он не опроверг их, появившись в прямой трансляции из Багдада вечером того же дня.

Смерть Махди потрясла меня. Лишь небольшая группа людей знала о том, что Саддам использует двойников, но с этого момента до меня стали доходить слухи, что существует, может быть, несколько "Саддамов". И я боялся, что это сделает меня мишенью в той же степени, что и Саддама.

Я понимал, что более уязвим, чем Махди, поскольку его карьера двойника оказалась очень короткой. Он появлялся перед публикой только на расстоянии, в то время как я имел обыкновение смешиваться с толпой, пожимать руки и говорить с людьми. Амна тоже была глубоко обеспокоена той опасностью, которой я подвергался, и она убедила меня поговорить с Саддамом.

- Ты редко его о чем-то просишь, Микаелеф, - доказывала она, лежа на больничной койке и кормя грудью маленькую Надию. - Это ужасно, что ты должен подвергаться такому риску.

- Здесь нечего говорить о том, что ужасно, а что нет, Амна, - ответил я. - Это моя работа. Я не могу сказать Саддаму, что боюсь смерти. Мы воюем. Людей убивают каждую минуту. Он сочтет меня эгоистом и трусом, если я скажу ему о том, что меня беспокоит собственная безопасность.

- Ничего подобного. Ты много раз демонстрировал свою храбрость. Но теперь ты отец и надо подумать о будущем Надии.

- Да, конечно, но если бы я не был сейчас на службе у Саддама, то мог бы оказаться в окопах, на фронте. Как ты думаешь, много мужчин, сражающихся за Ирак, именно в этот момент предпочли бы оказаться дома со своими детьми?

- Конечно, но это другое.

- Почему другое, Амна? Чем я лучше других? Сколько раз ты напоминала мне, что я всего лишь школьный учитель из Кербелы?

Амна замолчала, наконец признав свое поражение. Я не хотел её растраивать, и так было достаточно поводов для волнений, к тому же она ещё не оправилась после родов, и, чтобы успокоить её, я сказал:

- Если тебе будет легче от этого, я поговорю с Мухаммедом. Возможно, он сможет помочь мне какое-то время избегать опасности.

Разговор с Мухаммедом был бы напрасной тратой времени. Угроза убийства была неотъемлемой частью моей работы и главной причиной того, что мне так хорошо платили. Я не собирался поднимать эту тему с Мухаммедом или с кем-либо еще. Я надеялся, что стойко встречу уготованное мне судьбой, даже если меня ждет преждевременный конец на службе у Саддама.

На следующий день в Черном кабинете мы с Мухаммедом принялись обсуждать то, что случилось с Махди. Он был простым, бесхитростным человеком, который мог поднять нам настроение своими незатейливыми, наивными шутками. Оплакивая нашего умершего коллегу, мы пришли в уныние, и тут я сменил тему разговора, спросив мнение Мухаммеда о только что объявленном назначении Тарика министром иностранных дел. Он сменил на этом посту Садуна Хаммади из-за его пошатнувшегося здоровья, что на этот раз соответствовало действительности. Садун находился в министерстве иностранных дел девять лет, был горячим сторонником Саддама и продолжал помогать ему в государственных делах. Он был незаменим при ведении дел с США, так как единственный из ближайшего окружения Саддама получил образование на Западе, стал доктором философии в университете в Висконсине и получил степень по сельскохозяйственной экономике в 1957 году.

Мухаммед предложил, чтобы мы просмотрели дневник мероприятий на следующие несколько дней и решили, что мы могли бы сделать, чтобы усилить безопасность. Прежде чем мы начали, в комнату вошел Саддам, за ним шел Удай и новый министр иностранных дел Тарик.

Саддам выглядел озабоченным. Возможно, он был обеспокоен убийством Махди Махмуда. Пули, в конце концов, предназначались ему.

- Вы знаете, что случилось вчера с Махди Махмудом, - сказал он, и это было скорее утверждением, чем вопросом.

Мы с Мухаммедом кивнули.

- Это ужасная трагедия, - продолжил Саддам, - и ты можешь быть уверен, что я из-под земли достану тех, кто виновен в этом.

- Что будет с его женой? - спросил я. Саддам тепло улыбнулся.

- Это так похоже на тебя, Микаелеф, задать подобный вопрос в такое время. Жена Махди получит хорошую компенсацию за потерю своего мужа. Он будет посмертно награжден, и она получит щедрую пенсию, как вдова погибшего на войне. Она будет горевать о муже, но сможет не беспокоиться о том, как прокормить себя.

Я не сомневался, что Саддам сдержит свое слово. Он был способен проявить необыкновенную щедрость по отношению к тем, кто преданно служил ему. Вдове Махди не придется ни в чем нуждаться.

- Со смертью нашего друга, - продолжал Саддам, - мы должны стать ещё более бдительными, чем до сих пор. Нам повезло, что американское телевидение не успело снять весь эпизод. Однако мы не должны воспринимать такую удачу как само собой разумеющееся. Все, что случилось, произошло по воле Аллаха, но было бы глупо, если бы мы не извлекли урока, который он хотел преподать нам.

Хотя в комнате находилось ещё три человека, Саддам обращался непосредственно ко мне.

- Важно, чтобы никто из посторонних не знал, что у меня есть люди вроде тебя, выступающие моими двойниками, Микаелеф. Некоторое время ты не должен показываться на людях. Все твои мероприятия на следующие несколько недель будут отменены или перенесены на другой срок.

Меня захлестнула волна облегчения, и я знал, что Амна тоже будет довольна решением Саддама.

- Конечно, я думаю о твоем благополучии, - продолжил он, - но это и практический шаг. Я не могу рисковать твоей жизнью. Потеря Махди ужасна, но он не был так похож на меня, как ты, и был менее полезен мне. Если подобное случится с тобой, это будет незаменимой утратой для меня.

Он руководствовался прагматическими соображениями, а не чувствами любви и привязанности.

Во время этой сцены я заметил, что Удай, которому тогда исполнилось девятнадцать лет и рост его достиг одного метра девяносто пяти сантиметров, определенно не был тронут решением своего отца не бросать меня на растерзание волкам. Мне было любопытно, когда он вставит слово. Долго ждать не пришлось.

- Я думаю, что ты забываешь об одной вещи, отец, - смело заявил он, когда Саддам закончил свою речь. - Безусловно, задача двойника - находиться там, куда небезопасно ходить президенту. Сходство Рамадана с тобой решение этой проблемы. Во время войны возникает множество дел, которые вождь нации должен был бы совершить, но не может рисковать своей жизнью, и для страны это было бы невосполнимой потерей, но для чего же тогда нанимать своего двойника, если его будут охранять так же, как тебя?

- Я понял тебя, Удай, - ответил Саддам, - но ты упрощаешь проблему. Если бы я посылал Микаелефа, не заботясь о его безопасности, я бы подвергал опасности и президентство, и его жизнь.

- Но почему, отец?

- Я объясню тебе. Положим, я поступаю так, как ты предложил, посылаю Микаелефа на фронт, где его убивают при большом числе свидетелей. Согласись, что на фронте трудно убить человека незаметно. Однажды мы уже использовали Микаелефа в подобной ситуации и в него стреляли. Нам повезло, что в то время наша стратегия не была раскрыта.

- Да, отец, - мрачно ответил Удай, явно все ещё не понимавший, куда клонит отец.

- Но вернемся к нашей проблеме. Если Микаелефа убьют, люди будут в глубоком трауре, потому что их великий и храбрый вождь погиб, находясь со своей армией в разгар боя. И затем я появлюсь и объявлю, что все хорошо, потому что я жив. Человек, которого убили, - всего-навсего мой двойник, который заменял меня, потому что слишком опасно находиться рядом с солдатами на поле боя. Что они подумают, Удай? Они подумают, что я не так уж храбр, в конце концов. Они подумают, что их президент - трус. Если люди почувствуют, что я струсил, все кончено, Удай. Наши солдаты тоже струсят, поверь мне.