Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3 Страница 27

Проезжая посёлок, Юрий обратил внимание на толпы людей. В разгар промывочного сезона у проходной мастерских стояли рЯды машин. Водители лежали на траве у дороги и чего-то ждали. Одни лениво курили, другие спали, а некоторые разбирали покупки, видимо, только что сделанные.

В мастерских необычная тишина. У распахнутых ворот цехов, у крыльца конторы разгуливали женщины, в большинстве нарядно одетые. Показался главный инженер Артюков. Юрий открыл дверку кабины и выскочил.

— Пётр Иванович, что за светопреставление?

— Чёрт знает что делается! Не предупредили и сразу начали освобождать. Попробуй перестроиться. Машинист молота не вышла — стоит вся бригада, в литейной освободилась кладовщица — ни моделей, ни инструмента, и так всюду.

Юрий сразу же пошёл в лагерь. Вдоль линейки, где проходила проверка, стоят столы, накрытые красной тканью. За ними кипит работа. Все что-то пишут, бегают от стола к столу, сверяют, а потом собирают листки, вкладывают в папки и передают лейтенанту.

На траве у проходной с узелочками, баулами, чемоданами в ожидании документов об освобождении сидят женщины.

Юрий нашёл начальника лагеря.

— Вы что, освобождаете весь лагерь?

— Нет, конечно. Некоторые просто не вышли, да разве в такой кутерьме разберёшься.

И вот открылись ворота лагеря, на двор мастерских хлынула разноцветная толпа. Водители толкались у проходной, заглядывали в щели, кричали. Юрий только теперь понял — это женихи.

Как только женщина проходила калитку, Её сразу же окружали мужчины, подхватывали узлы и несли почти на руках в кабину. Машина быстро уходила. Женихи из мастерских встречали женщин у вахты лагеря и шли с ними в цехи, чтобы доработать до конца смены.

А у проходной всё оживленней. Какой-то расторопный парень под шумок подхватил чужую невесту, захлопнул кабину и был таков. Обманутый жених было погнался. Да разве догонишь?

— Сволочи! Найду под землёй!.. — грозит он кулаком в бессильной обиде и понуро плетётся обратно. Он, видно, теперь и сам думает поступить так же: заводит мотор и ставит машину на дорогу. Кругом хохочут. На Колыме не сочувствуют растяпам.

В стороне на зелёной травке у берега уже празднуют свадьбы. Молодых несколько пар. Они сидят на разостланных телогрейках и чокаются стаканами. На газете бутылки, открытые банки консервов, ломти хлеба и конфеты.

— Чёрт знает что, какая-то Ярмарка невест, — покачал головой Юрий и прошёл в контору.

В приёмной Его ждали Миленко и Лаврова.

Колосов не сразу узнал Марину. Он никогда не видел Её в платье. Белые туфли на каблучках делали Её особенно стройной, а белый воротничок коричневого шёлкового платья оттенял красивое лицо.

— Марина! — Юрий пропустил девушек в кабинет и усадил на диван. — Какая-нибудь неприятность с освобождением?

Миленко опустила глаза и грызла уголок платка.

— Такая же, как у многих! А я тут Ещё и вырядилась. Не удивляйтесь! Это всё, что осталось с воли. А сегодня творится такое… — И Её взгляд застыл на окне, за которым шумели, кричали, целовались и плакали.

— Боитесь оказаться за воротами мастерских?

— Да. Там ужас.

— Но это же воля!

— Воля? — она понизила голос. — Иди на все четыре. А куда? В первую кабину, что у проходной, и в первый попавшийся барак?

— А Если я позвоню Самсонову, — заговорил было Колосов, но сразу осёкся. Марина встала и направилась к двери.

— Простите, вы неправильно меня поняли.

— Марина, я не хотел вас обидеть. Вы даже не выслушали меня. Садитесь и давайте разберёмся.

Марина робко попросила:

— Вы ждёте девушек-комсомолок. Бараки подготовлены. Ну не оскверним же мы их, Если немного поживём.

— Пожалуйста.

Марина подошла к Миленко и взяла Её за руку.

— Пойдём, всё получилось хорошо. Мне было тяжело заставить себя пойти к вам, да Ещё просить, но другого не оставалось. Я ведь больше за Миленко: где Ей? Спасибо вам. Ну а Если вы сообщите Самсонову, что я освободилась, ничего страшного не будет.

И снова осенне-зимняя промывка, и опять бессонные ночи, костры и ледяная чешуя на одежде. Не работа, а сплошное мучение. С планом складывалось как никогда плохо. Мобилизовали все силы управления. Приехали бригады из Магадана, с автобаз, с заводов.

Юрий поправил костёр, высушил на лопате золото, отдул и ссыпал в коробку. Почти полная. Почаще бы так. Теперь можно и в кассу.

С бортов забоя ползёт дым, и кажется, что под навалами породы что-то тлеет, курится и застилает выработки. Лужи уже снова затягивает паутинка льда. К посёлку тянутся бригады.

Из завесы дыма и снега вынырнул начальник участка в длинных резиновых сапогах с лотком.

— Ну как? — спросил он и сразу же за коробку. Прикинул на вес. — Лады. Помогай, брат, помогай. — Вынул кисет, свернул козью ножку. — Чёрт знает как вылезем с планом. После Дня Победы вроде бы все надорвались. Выдохлись, что ли? А тут Ещё массовое освобождение. Рабочих на приисках нет, да и прогульщиков развелось — страсть. А план остаётся планом.

— Да ведь людей Ещё и не вывозили, а только перегруппировали по участкам, — заметил Юрий. — Куда подевался народ?

— Рассочились, и нет. — Начальник участка стряхнул с себя снег и присел у огня. — Вон на четвёртый участок подземки привезли бывших указников. Вечером провели собрание, выдали авансы, обмундирование, постели, а утром вышло на работу человек тридцать. Мы в посёлок, а там целый базар. Торгуют ботинками, одеялами и даже лопатами. Задержали несколько человек. Разговор простой, — мол, сколько можно? Война кончилась. Вот и весь сказ, — он прикурил от уголька и зашагал вверх по забоям.

Забой опустел. Юрий проверил пожоги и поплёлся в посёлок. Одежда на нём промокла насквозь, штаны хрустели от ледЯной корки. Пока он добрался до прииска, всё погрузилось в снежную мглу. Бригады давно разбрелись по общежитиям. Только у золотоприёмной кассы толкались бригадиры, ожидая очереди, чтобы сдать металл, да в столовую бежали забойщики, ёжась от снега и стужи.

Кассир не торопился. Он тщательно проверял каждый самородок, золото ссыпал в противни, снова сушил, обдувал и уже после/ взвешивал и заносил вес в ведомости.

Когда Юрий сдал золото и пошёл в общежитие, в бараках уже гасли огни. Горняки ложились рано, чтобы успеть хорошо отдохнуть. В столовой через окно виднелось всего несколько человек.

У проходной лагеря разгружался грузовик. Люди входили по одному на вахту, раздевались. Оперативники обыскивали, выбрасывали из ранца личные вещи, сортировали. На столе лежали иностранные деньги, книжки, ножи и всякая мелочь.

— Гражданин, отойди! — закричал на Юрия военный и завёл на вахту пожилого человека. Тот возмутился:

— Я не преступник, а пленный! Какое имеете право за проволоку? Хватит, посидел у немцев!

— Шагай, шагай! Мы разберёмся, какой ты военнопленный!

— Что за народ? — спросил Юрий у водителя.

— Военнопленные, репатриированные.

В воскресенье Юрий поехал в мастерские. По дороге то и дело встречались этапы репатриантов. Везли их на Индигирку, на Аркагалу, на разведки.

Заключённых женщин в мастерских не осталось, неосвободившихся перевели в другие лагеря, зону растащили на дрова, бараки переоборудовали под семейные квартиры рабочих. Юрий обошёл цехи. Теперь и здесь работали репатрианты. В кабинете Его ждал главный инженер с огромной папкой, набитой бумагами.

— Разбирайся, ну их в рай. Тут и прочесть нет времени, а как выполнять? — говорил он, выкладывая скопившуюся почту. — Тут тебе несколько личных писем. — Он плюхнулся на диван и добавил: — Наверное, ругаться будешь. Лаврову с той украинкой откомандировал на Аркагалинскую электростанцию. Оказывается, она знает английский Язык, а там ставят новые турбины. Надо делать переводы технических документов. Начальник как-то узнал, приехал и уговорил меня. Ну, я не стал тебя ждать, не велика потеря.

Юрий огорчился.

— Самсонов не приезжал?

— Был несколько раз, да там, видно, плоховато дело. Едва ли что склеится. Слишком неподходящие характеры, — осведомлённо ответил Артюков и ушёл.

В открытую форточку залетал снег. На листах появились жёлтые пузыри, но Юрий ничего не замечал, перелистывая бумаги.

Наконец он нашёл письма. Одно было от Краснова. Тот просил прислать Ему пяток электросвёрл и буровые коронки. В конце письма, как бы между прочим, сообщал, что с планом управились хорошо. Звонил Никишов и поздравил с досрочным освобождением. Колосов долго смотрел на ровные строчки письма и видел человека, который всегда Являлся для него примером.

Второе письмо Его поразило. Оно было от Прохорова, всего в несколько строк.

«В третий раз тряхнула меня судьба! Воевал, имел награды, был ранен, оказался в плену, и вот снова привезли на Колыму. Как сложится дальнейшее, и не представляю, но хорошего ждать не привык. Если вы сможете забрать к себе, буду полезен и признателен.