Кэтрин Тейлор - Адресат выбыл Страница 3

С самыми горячими заверениями в неизменной преданности и дружеских чувствах к тебе и твоей семье

Твой

Макс

Deutsch-Volkische Bank und Handelsgesellschaft, Munchen

9 июля 1933 г.

М-ру Максу Эйзенштейну

Галереи Шульце-Эйзенштейна

Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой Макс,

как видишь, я пишу на почтовой бумаге моего банка. Делаю это по необходимости - у меня к тебе просьба, и я хочу избежать цензуры, которая теперь чрезвычайно строга. Нам придется пока перестать писать друг другу. Для меня сейчас невозможно переписываться с евреем, даже независимо от моей должности. Если тебе будет необходимо связаться со мной, вложи письмо в конверт с банковским чеком, а на домашний адрес больше не пиши.

Что же до суровых мер, которые так тебя огорчают, мне самому они поначалу тоже не нравились, но потом я понял, что, как это ни горько, они необходимы. Евреи - тяжкий крест для любого народа, который дал им прибежище. Я никогда не ненавидел ни одного еврея, а тобой всегда дорожил как другом, но поверь мне говорю тебе с полной откровенностью, - не потому я тебя любил, что ты еврей, а вопреки этому.

Евреи всегда и везде козлы отпущения. Такое не бывает без причины, и им не доверяют вовсе не из-за того, что они будто бы распяли Христа. Но эта беда с евреями - всего лишь мелкий эпизод. Здесь вершится нечто куда более значительное.

Имей я возможность показать тебе, имей ты возможность увидеть собственными глазами рождение этой новой Германии под руководством нашего Благородного Вождя! Мир не вечно будет подминать под себя великий народ. Потерпев поражение, мы четырнадцать лет жили с опущенной головой. Мы ели горький хлеб позора и пили жиденькую кашицу бедности. Но теперь мы свободные люди. Наша мощь растет, и мы глядим на все народы с высоко поднятой головой. Мы очищаем нашу кровь от низкопробных элементов. Мы с песней шагаем по долинам, и наши могучие мускулы гудят в предвкушении работы, а с гор доносятся голоса Водана и Тора - древних могучих богов германской расы.

Я пишу, и это новое видение вызывает у меня огромный душевный подъем, но я уверен, что тебе не понять, как все это необходимо для Германии. Ты поймешь только, что твой собственный народ в беде. Тебе не понять, что ради спасения миллионов меньшинство должно пострадать. Ты будешь прежде всего евреем и станешь оплакивать свой народ. Что ж тут удивительного. Такова натура семитов. Вы сокрушаетесь, но вам недостает мужества ответить ударом на удар. Вот чем вызваны погромы.

Увы, Макс, я знаю, тебе будет больно, однако ты должен знать правду. Есть движения куда более значительные, чем те, кто их создал. Что до меня, я вхожу в это движение. Генрих - офицер юношеских частей, которые возглавляет барон фон Фрайше, - наш дом теперь купается в лучах его славы, ибо он часто у нас бывает, приходит повидаться с Генрихом и Эльзой, от которых он в полном восторге. Я же по уши в работе. Эльза мало интересуется политикой, только обожает нашего Благородного Вождя. Последнее время она быстро устает. Наверно, она слишком часто рожает. Когда дитя появится на свет, ей станет легче.

Мне жаль, Макс, что наша переписка должна прекратиться таким вот образом. Быть может, в один прекрасный день мы станем лучше понимать друг друга и снова найдем общий язык.

Как всегда твой

Мартин Шульце

Галереи Шульце-Эйзенштейна

Сан-Франциско, Калифорния, США

1 августа 1933 г.

Herrn Martin Schulse

(с любезной помощью Дж. Ледерера)

Schloss Rantzenburg

Мюнхен, Германия

Мартин, дорогой мой друг,

посылаю это письмо через Джимми Ледерера, который отправляется в отпуск в Европу и скоро будет проездом в Мюнхене. После твоего последнего письма я потерял покой. Оно так на тебя не похоже, я думаю, его можно объяснить только твоим страхом перед цензурой. Человек, которого я любил как брата, чье сердце всегда было исполнено сострадания и дружелюбия, вряд ли может, пусть даже пассивно, поддерживать бессмысленные и жестокие убийства невинных людей. Я надеюсь, ты не станешь ничего объяснять мне в письмах; прошу тебя, не делай этого, не подвергай себя опасности - мне будет довольно простого "да". Тогда я пойму, что тобой движет практическая необходимость, но в душе ты не изменился и я не обманывался, считая, что ты человек высокой пробы, либеральных взглядов, для которого зло есть зло, от чьего бы имени оно ни совершалось.

Цензура, преследование всех свободомыслящих людей, костры из книг и нравственное падение преподавателей и студентов были бы неприемлемы для тебя, даже если бы ни единого сына моего народа в Германии никто пальцем не тронул. Ты либерал, Мартин. Ты всегда отличался дальновидностью. Массовое движение, в котором так много дурного, каким бы мощным оно ни было, конечно же, не может сбить тебя с толку.

Мне ясно, почему немцы бурно приветствуют Гитлера. Это их реакция на те безусловные несправедливости, которые им пришлось претерпеть после военной катастрофы. Но ведь в те годы ты стал, можно сказать, американцем. Нет, не мой друг Мартин написал это письмо, у меня еще будет возможность убедиться, что это лишь голос осмотрительности и практической необходимости.

С нетерпением жду того единственного слова, которое успокоит мою душу. Поскорей напиши "да".

Привет всем вам!

Макс

Deutsch-Volkische Bank und Handelsgesellschaft,

Munchen

18 августа 1933 г.

М-ру Максу Эйзенштейну

Галереи Шульце-Эйзенштейна

Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой Макс,

получил твое письмо. Мое слово - "нет". Сентиментальный ты человек. Не понимаешь, что люди скроены вовсе не по твоему образу и подобию. Наклеиваешь на них милые ярлычки и ждешь, что они станут поступать так-то и так-то. Но ты ошибаешься. Итак, по-твоему, я американский либерал? Нет! Я немецкий патриот.

Либерал - это человек, который не считает нужным действовать. Он разглагольствует о человеческих правах, но только разглагольствует. Он любит поднимать шум по поводу свободы слова, а что такое свобода слова? Просто возможность сидеть сложа руки и все, что бы ни совершали люди действия, объявлять злом. Либерал - самый пустой человек на свете. Я хорошо его знаю, прежде я сам был либералом. Он осуждает бездеятельное правительство за то, что оно ничего не меняет. Но стоит появиться сильной личности, стоит человеку действия приняться осуществлять перемены, и как ведет себя либерал? Он против этого. Любые перемены либерал считает злом.

Он называет это дальновидностью, на самом же деле он просто в панике, что ему самому придется что-то делать. Его хлебом не корми - дай поговорить и торжественно кого-нибудь наставить, но он совершенно бесполезен для тех, кто делает мир таким, какой он есть. Только они и важны - созидатели. И здесь, в Германии, появился созидатель. Человек, исполненный жизненной силы, меняет весь порядок вещей. И сразу меняется само течение жизни - оттого, что пришел человек действия. И я присоединяюсь к нему. Я не просто подхвачен течением. Бесполезной, бездеятельной жизни, которая состояла из одной только болтовни, я кладу конец. Я всеми силами поддерживаю это великое новое движение. Я действую - значит, я человек. Иначе я просто голос. Я не спрашиваю, какова цель наших действий. В этом нет необходимости. Она, конечно же, справедлива, ведь она так насущна. На дурные дела люди не устремляются с такой радостной готовностью.

Ты пишешь, что мы преследуем свободомыслящих людей, разрушаем библиотеки. Очнись, отбрось свои косные сантименты. Разве хирург жалеет раковую опухоль, когда приходится ее вырезать? Мы жестоки. Конечно, жестоки. Все роды грубы, грубы и роды нашего нового движения. Но мы радуемся. Среди народов мира Германия шествует с высоко поднятой головой. Она следует за своим Благородным Вождем к торжеству победы. Как можешь ты судить об этом, ты, который сидит сложа руки и предается мечтам? Ты понятия не имеешь, что такое Гитлер. Это обнаженный меч. Это белое сиянье, но горячее, как солнце занимающегося дня.

Убедительно прошу тебя, не пиши мне больше. Нам обоим надо осознать, что мы перестали понимать друг друга.

Мартин Шульце

Галереи Эйзенштейна

Сан-Франциско, Калифорния, США

5 сентября 1933 г.

Herrn Martin Schulse

c/o Deutsch-Voelkische Bank

und Handelsgesellschaft

Мюнхен, Германия

Дорогой Мартин,

посылаю тебе чек и отчет за месяц. По необходимости посылаю также короткую записку. Гризель уехала в Берлин. Она чересчур смела. Но ей пришлось так долго дожидаться успеха, не станет она им жертвовать, и она смеется над моими страхами. Она будет играть в Королевском городском театре. Ты должностное лицо. Умоляю тебя, во имя старой дружбы, пригляди за ней. Съезди в Берлин, если можешь, и посмотри, не угрожает ли ей опасность.

Ты огорчишься, увидев, что мне пришлось вычеркнуть твое имя из названия нашей фирмы. Тебе известно, кто наши главные клиенты, и они теперь не притронутся ни к чему, что им предложит фирма, в названии которой есть немецкое имя.