Леонид Иванов - Глубокая борозда Страница 39

Павлов пообещал поговорить сам.

— Только обязательно! Дело-то какое! И если уж, Андрей Михайлович, нынче нас будут клеймить позором, то знайте: не преступник Гребенкин, не срывщик плана. — Большие глаза его лукаво смеялись.

Павлов рад. Наверное, и он на его месте пошел бы на это.

А Гребенкин развивал свои мысли дальше:

— Тут ведь можно и по-другому, Андрей Михайлович! В некоторых колхозах семена надо заменять, десять лет сортообмен не производили. Вот эти хозяйства пусть сдают зерно за счет соседей, а соседи и для них из первых намолотов семена будут готовить. Вот и выход!

В ответ Павлов только улыбнулся. Гребенкин нравился ему все больше и больше.

Они побывали на полях. И, уезжая домой, Павлов думал о Гребенкине. Он имел обыкновение сравнивать с собой людей равного звания с позиций своих недостатков. При таких сравнениях они более рельефно выступали. И вот сейчас он сравнивал Павлова — секретаря Дронкинского райкома с Гребенкиным. Чем Гребенкин сильнее? Знанием жизни, знанием людей. И Павлов был председателем колхоза, но в другие, совсем в другие годы. Техника не та, масштабы несравнимы, люди… люди не так горячо были настроены. А Гребенкин попал в колхоз при большом взлете новой жизни, в годы больших изменений, в колхоз пришел, имея неизмеримо больший кругозор, чем Павлов. И потому для него работа в колхозе была школой, высшей партийной и хозяйственной школой. Павлов же смотрел на изменения жизни деревни с другой высоты, вернее, глубины. Для него тоже школа, но не переподготовка, а обычный переход в старший класс. Правда, и у Павлова кругозор расширился, у него оказались замечательные учителя: Иван Иванович, Несгибаемый. И помощники. А Гребенкин в это время… Нет, не то… Тут трудно проводить аналогии. Но для Павлова ясно одно: Гребенкину самое время быть в обкоме!

9

В ряде районов уже велась выборочная косовица хлебов. И вот в преддверии большой страды Смирнов собрал у себя в кабинете ближайших помощников. Он попросил «высказать все разумные мысли по организации уборки и хлебосдачи».

Павлов понимал, что первое слово его. И он высказал свои мысли об уполномоченных: надо попробовать обойтись без них.

— Что? На самотек? — Смирнов обвел взглядом сидящих. — На самотек пустить самое главное — хлеб?

— За нами право проверять, где плохо — вмешаться. Но надо же снять опеку. Мелочная опека играет роль тормоза, сковывает инициативу людей на местах. Люди же в районах сильно выросли, — защищался Павлов.

— На местах выросли. А вот в областном аппарате этого не чувствуется! — бросил Смирнов. — Несвоевременно это, Павлов.

Но второй секретарь Ларионов возразил:

— Из газет известно, Иван Петрович, что в некоторых областях начинают отказываться от руководства с помощью постоянных уполномоченных. Мне думается, надо попробовать, хотя бы в южных районах, как предлагает Павлов.

— Еще что нового? — глянул Смирнов на Павлова.

Павлов поднял вопрос о засыпке семян из первых намолотов.

— Вот он о чем думает! — покрутил головой Смирнов. — А ведь все это звенья одной цепи: уполномоченных не посылать, чтобы в районах жилось поспокойней, хлеб первых намолотов не сдавать. Это не государственный подход к делу!

Раздался спокойный голос Ларионова:

— Иван Петрович, я тоже слышал эту мысль от хорошего ученого. Все же два центнера прибавки урожая.

— Допустим, что все это так, — заметил Смирнов. — Однако что же получается? Если в государственные закрома будет сложено зерно первых намолотов, это плохо, а если оно останется в хозяйстве, то… отлично?

— Но это же семена, Иван Петрович! — Павлов даже руку к груди приложил. — У каждого хозяйства свои, местные, а на элеваторе они будут обезличены.

— Это от нас зависит. Во всяком случае, не эта задача главная. Нам надо решить с графиками сдачи хлеба. А отсюда и уборки. Надо поставить задачу: к десятому августа скосить половину зерновых, к двадцатому — все остальное. Тогда массовый обмолот развернется с десятого августа. За двадцать дней можно все обмолотить. Прибросим на погодные и прочие условия еще пять дней. Стало быть, к пятому сентября можно завершить весь обмолот, а к десятому выполнить план сдачи хлеба. Вот об этой задаче давайте толковать.

— Теоретически расчеты правильны, — глухо отозвался Павлов. — У нас они давно составлены. Но вот одно обстоятельство: до десятого нельзя скосить половину зерновых, потому что не будет такого количества зрелых. Даже в южных районах, где я только что был, возможна лишь выборочная косовица. А сегодня второе августа.

— И у Павлова зеленые настроения, — усмехнулся Смирнов. — К твоему сведению, Павлов, хлеба кое-где уже перестаивают… Значит, сегодня задания надо послать райкомам. А чтобы не допустить раскачки, сегодня же утвердим бригады уполномоченных. Выезд людей — в ночь.

Часа через три Королев принес Павлову графики по косовице и обмолоту зерновых. Бросались в глаза цифры: к десятому августа каждый район обязан скосить половину зерновых. Разве хлеба созревают по этому графику?

— А какое это имеет значение? — пожал плечами Королев.

Павлов забрал расчеты, пошел к Смирнову.

— У меня, Иван Петрович, серьезный разговор относительно вот этих графиков, — показал он бумагу. — Нельзя ориентировать на косовицу половину зерновых к десятому. Нет столько зрелых хлебов. Зачем же заставлять людей губить выращенный урожай?

— Губить-губить… — сердито передразнил Смирнов.

— Иван Петрович! Скажите откровенно: вы верите в реальность этого задания? Я не верю. Говорю прямо.

— Ну ладно. Через час — бюро. Будем утверждать. — Строго взглянув на Павлова, показал ему на стул, приглашая садиться. — Тебе, Андрей Михайлович, пора уже понимать кое-что в политике, — неожиданно мягким тоном продолжал он. — Скоро областная партийная конференция, а там съезд. С чем мы с тобой придем на конференцию? В промышленности у нас терпимо. А в сельском хозяйстве? На твоем участке. По мясу не только обязательство — план проваливаем…

— Мы его еще в прошлом году провалили, низковесный молодняк гнали ради рапорта.

— Ты думаешь, там, в Москве, удовлетворятся таким твоим объяснением? — покривил губы Смирнов. — По молоку план тоже под угрозой. Таким образом, у нас с тобой остается один козырь — хлеб! С первых дней набрать темпы косовицы, опередить соседние области. Урожай нынче выше прошлогоднего, значит, сверх плана можем сдать миллионов десять.

— Если начнем валить зеленые хлеба, то и план может оказаться под угрозой.

Лицо Смирнова стало хмурым.

— Ничего ты, Павлов, не понял, — глухо произнес он. — Бюро будет утверждать графики, не я один.

— Не нужны никому эти графики! — почти выкрикнул Павлов. — Люди на местах лучше нашего знают, какое поле когда надо косить.

— Похоже, что до работы в низах тебе недолго осталось ждать. Планы провалены на твоем участке…

С грустными мыслями уходил Павлов. Ему все хотелось понять Смирнова. Но чем дальше, тем сильней крепла мысль: «На себя работает… только на себя… И сейчас ему нужен только рапорт…» Зрело решение: бороться! Не за свой пост, нет! Бороться с любителями работать на себя. Он напишет в Центральный Комитет, если надо, поедет туда, но молчать больше не будет. Пусть и его накажут — есть за что. Но нельзя, чтобы большим делом и дальше руководил человек, думающий только о себе, о своем благополучии.

К концу дня телеграммы с графиками, подписанные Смирновым, полетели в районы. Разъехались и бригады уполномоченных.

И скоро Павлову пришлось выдерживать недоумевающий взгляд Несгибаемого.

— Вы же только что у нас были, Андрей Михайлович… Большинство полей видели. Как же вы могли согласиться с таким графиком?

— Посмотрим еще раз, — смущенно произнес Павлов.

Уже в дороге спросил, довели ли задания до хозяйств.

— Нет. Зачем же ставить себя в глупейшее положение?

На полевых дорожках стояли комбайны, сцепы жаток, виднелись и тракторы. Все наготове. Кое-где уже косили: подошел ячмень. Но картина ясна: в ближайшую неделю подойдет для косовицы не более десятой части хлебов… И Павлов посоветовал Несгибаемому установить колхозам и совхозам лишь сроки завершения косовицы.

А Гребенкин настроен бодро. Начал с критики:

— Что? Не выдержал, представитель низовки? — весело рассмеялся он. — Я ведь вижу, чей тут почерк!

Веселое настроение Гребенкина передалось и Павлову. В самом деле: о чем горевать? Нужен ли график таким, как Гребенкин? И здесь они договорились — вместе с агрономами и руководителями хозяйств обследовать все поля, наметить примерные даты косовицы, а отсюда и маршруты передвижения отрядов жаток и комбайнов.

Но на другой день позвонил помощник Смирнова. Павлову надлежало съездить в Тавровский район. Помощник намекнул, что, возможно, секретарь Тавровского райкома Кутузов станет «первой жертвой». Павлов знал, что этим приемом иногда пользовался Смирнов.