Сэмюэль Беккет - Мэлон умирает Страница 4

Я так и не сумел выяснить, почему Сапо не исключили из школы. Придется оставить этот вопрос открытым. Попробую не радоваться. Я потороплюсь отойти на безопасное расстояние от Сапо и этой непостижимой поблажки, заставлю Сапо жить так, словно он сполна получил по заслугам. А к маленькому облачку мы повернемся спиной, но не выпустим его из поля зрения. Оно закроет небо только с нашего ведома, и мы не поднимем вдруг глаза, оставшись без крова, оставшись без помощи, к небу чернее чернил. Так я решил. Другого выхода не вижу. Это лучший из тех, что я способен найти.

В четырнадцать лет он был пухлым розовощеким мальчуганом. У него были широкие лодыжки и запястья, что позволило его матери сказать однажды: Он будет выше своего отца. Странное умозаключение. Но самым поразительным в его внешности была большая круглая голова с ужасными светло-рыжими волосами, жесткими и торчащими во все стороны, словно щетина на швабре. Школьные учителя в один голос соглашались, что у него поразительная голова, и тем более приходили в отчаяние, что им не удается в нее ничего заложить. Его отец часто говорил, пребывая в хорошем настроении: Когда-нибудь он поразит нас всех. На это смелое суждение наводил его череп Сапо, и, вопреки фактам и собственному разумению, он повторял его неоднократно. Но выдержать взгляд Сапо он был не в состоянии и всячески старался избегать его. У него твои глаза, говаривала жена. После таких замечании господин Сапоскат раздраженно искал уединения и внимательно изучал свои глаза в зеркале. Глаза его были водянисто-голубые. Чуть-чуть светлее, говорила госпожа Сапоскат.

Сапо любил природу, интересовался.

Это ужасно.

Сапо любил природу, интересовался животными и растениями и охотно поднимал глаза к небу, днем и ночью. Но он не умел смотреть на все это, взгляды, которые он обращал на окружающее, ничему его не научили. Он не различал птиц, путал деревья, не мог отличить одно растение от другого. Он не связывал крокусы с весной, а хризантемы - с Михайловым днем. Солнце, луна, планеты и звезды не наполняли его восторгом. Порой ему хотелось бы разбираться в этих странных предметах, иногда красивых, которые должны были всю жизнь окружать его. Но он черпал радость в своем невежестве, как и во всем, что вызывало приговор: Ты - простофиля. Однако хищных птиц он любил и мог по полету отличить от всех других. Он застывал, восхищенный, впиваясь взглядом в осоедов, в трепетное парение, в крылья, высоко поднятые перед тем, как ринуться вниз, обрушиться и вновь взметнуться, он трепетал при виде такого желания, гордости, терпения и одиночества.

Я все же не сдамся. Только что я покончил с супом и откатил тумбочку назад, на ее место у двери. В одном из окон дома напротив зажегся свет. Когда я говорю "окна", я имею в виду те два окна, которые вижу постоянно, не отрывая головы от подушки. Когда я говорю "два окна", я не имею в виду два окна целиком - одно целиком, а другое только отчасти. Именно в этом последнем и зажегся свет. На мгновение я увидел женщину, которая ходила по комнате. Потом она задернула штору. Я не увижу ее до завтрашнего дня, только тень ее, возможно, изредка. Она не всегда задергивает штору. Мужчина домой еще не вернулся. Домой. Я приказал своим ногам, и даже ступням, выполнить некоторые движения. Я изучил их хорошо и потому почувствовал усилие, которое они сделали, чтобы подчиниться. Мы прожили вместе этот краткий промежуток времени, исполненный всевозможных драматических событий, от приказа до жалкой попытки послушания. Наступает день, когда старый пес, поднятый на ноги свистом хозяина, отправляющегося на рассвете в путь с палкой в руке, не может бежать за ним. Он остается в своей конуре или на подстилке, хотя цепь его не держит, и прислушивается к шагам, а шаги удаляются и стихают. Хозяин тоже огорчен. Но вскоре чистый воздух и яркое солнце успокаивают его, и он не вспоминает больше о своем старом друге, вплоть до самого вечера. Огни родного дома радушно приветствуют его, а слабое тявканье вызывает мысль: Пора усыплять. Хороший кусок у меня получился. Скоро я сочиню еще лучше, скоро все будет лучше. Я близок к тому, чтобы порыться немного в своем имуществе. Потом спрячу голову под одеяло. Потом все будет лучше, для Сапо и для того, кто следует за ним, кто просит только об одном - чтобы ему разрешили идти по следу, по следам, оставленным на безопасных и доступных тропах.

Невозмутимое спокойствие Сапо мало кому нравилось. В гуще шума и криков, в школе и дома, он неподвижно стоял на одном месте и пристально смотрел прямо перед собой глазами, белесыми и немигающими, как у чайки. Никто не знал, о чем он размышляет часами. Отец считал, что в нем пробуждается половое чувство. В шестнадцать лет со мной было то же самое, говорил он. В шестнадцать лет ты зарабатывал себе на жизнь, говорила его жена. Это верно, говорил господин Сапоскат. Но при виде учителей Сапо являл все тот же классический вид круглого дурака. Челюсть его отвисала, он дышал ртом. Непонятно, почему такое выражение лица несовместимо с эротическими мыслями. Но действительно, его сознание гораздо меньше занимали девочки, чем он сам, его собственная жизнь, его будущая жизнь. От таких мыслей самый способный и чувствительный мальчик может засопеть с раскрытым ртом. Но пора мне немного отдохнуть, для верности.

Мне не нравятся эти заячьи глаза. Они напоминают о каком-то кораблекрушении, не помню о каком. Я знаю, что это пустяк, но меня теперь легко напугать. Мне хорошо знакомы эти фразочки, на вид такие безобидные, которые, стоит их только подпустить, засоряют всю речь. Нет ничего более реального, чем ничто. Они поднимаются из бездны и не знают отдыха, пока не утащат тебя в глубину. Но я теперь начеку.

Впоследствии он жалел, что так и не научился думать, когда для начала загибаешь средний и безымянный пальцы, чтобы указательный лег на существительное, а мизинец на глагол, как показывал учитель, и жалел, что его голова не справилась с вавилонским столпотворением сомнений, желании, воображения, ужасов. И, мало наделенный силой и мужеством, он тоже отчаялся бы узнать, что он за человек и как он проживет жизнь, и жил он подавленный, жил вслепую, в безумном мире, в окружении чужих.

Когда задумчивость проходила, он выглядел измученным и бледным, и это подтверждало мысль отца, что он подвержен сладострастным мечтаниям. Ему нужно больше бегать, говорил отец. Мы продвигаемся, продвигаемся. Мне говорили, что из него получится хороший спортсмен, продолжал господин Сапоскат, а он не играет ни в одной команде. Занятия отнимают у него все время, говорила госпожа Сапоскат. Но он учится хуже всех, говорил господин Сапоскат. Он очень любит гулять, говорила госпожа Сапоскат, долгие прогулки на лоне природы действуют на него благотворно. Лицо господина Сапоската перекашивалось от мысли о долгих одиноких прогулках сына и об их благотворном влиянии. И, случалось, он забывался и говорил: А не лучше ли научить его какому-нибудь ремеслу? После чего обычно, хотя и не всегда, Сапо убегал, а мать восклицала: Ах, Адриан, ты его обидел!

Мы продвигаемся. Никто так мало не напоминает меня, как этот терпеливый, разумный ребенок, столько лет сражающийся в одиночестве за то, чтобы пролить на себя хоть немного света, безудержно жадный к малейшему проблеску, не знакомый с радостями, которые сулит нам мрак. Вот воздух, который мне нужен, живительный разреженный воздух, несравнимый с питательным мраком, убивающим меня. Я не вернусь больше в это тело, ну, может быть, только за тем, чтобы узнать, который ему год. Я окажусь в нем перед самым погружением, чтобы в последний раз закрыть над собой люк, попрощаться с владениями, в которых я обитал, затопить свое прибежище. Я всегда был сентиментален. Но от этой минуты и до той я успею порезвиться, на берегу, в прекрасной компании, о которой я всегда мечтал и к которой стремился, всегда, хотя она всегда обходилась без меня. Да, на душе моей теперь легко, я знаю, что игра выиграна, до этой минуты я проигрывал все партии, но важна только последняя. Превосходное достижение, должен я сказать, вернее сказал бы, не бойся я противоречить самому себе. Бояться противоречить самому себе! Если так будет продолжаться, я проиграю самого себя, для этого имеется тысяча способов. И буду похож на тех несчастных из притчи, которые были раздавлены осуществленными желаниями. Но мной овладевает страстное желание, желание узнать, что я делаю и почему. Таким образом я приближаюсь к цели, которую поставил перед собой в юности и которая лишила меня возможности жить. Стоя на пороге небытия, мне удалось перевоплотиться в другого. Очень мило.

Летние каникулы. По утрам он брал частные уроки. Ты доведешь нас до богадельни, говорила госпожа Сапоскат. Это выгодное капиталовложение, говорил господин Сапоскат. В полдень он уходил из дома, держа книги под мышкой, под тем предлогом, что на свежем воздухе работать лучше, нет, не произнося ни слова. Когда городок, в котором он жил, скрывался из виду, он прятал книги под камень и бродил по полям. Стояло время года, когда трудолюбие крестьян достигает пароксизма, и долгие солнечные дни становились слишком коротки для всей работы, которую предстояло сделать. Нередко им светила луна, во время последней ходки от поля, возможно, самого отдаленного, к амбару или току, или для осмотра техники, которую надо было успеть подготовить к грядущему рассвету. Грядущий рассвет.