Филипп Эриа - Семья Буссардель Страница 5

Флоран наконец возвратился. И когда он проходил между столиками, лавируя среди суетившихся с подносами лакеев, лицо его сразу успокоило Лидию. Однако, сев на свое место, он не проронил ни слова. Плотно сжав губы и полузакрыв глаза, он уставился рассеянным взглядом в одну точку - видимо погрузился в какие-то размышления.

- Друг мой, - окликнула его Лидия. - Скажи мне только одно: что-нибудь плохое?

Флоран не шевельнулся, не отвел затуманенного взгляда от чудесных видений, возникших перед ним, только коротко ответил:

- Наоборот!

Лидия вздохнула с облегчением, сунула монету обратно в ридикюль и велела лакею подать волован, который по ее требованию держали на слабом огне. Она покорно ждала, когда Флоран сам все расскажет, - может быть, он не хотел говорить при детях и няне. Он наконец вернулся к действительности.

- Ну, давайте будем завтракать, - сказал он.

Девочки принялись за еду, не дожидаясь его приглашения, и восторгались вкусной подливкой. Флоран поглядел вокруг и увидел русских офицеров, о которых он совсем позабыл.

- Все-таки нельзя допустить, - сказал он, не повышая голоса, но так явственно, что соседи могли его услышать, - нельзя допустить, чтобы меня принимали за человека, не имеющего чувства собственного достоинства. Душенька, сделай милость, пересядь на место Аделины.

Лидия несколько удивилась, но послушно поменялась местами с дочерью; теперь она сидела не по правую, а по левую руку мужа, спиною к русским офицерам. Флоран, наклонившись к ней, сказал:

- Мне предлагают выгодное место. С блестящими перспективами.

- Повышение?

- Нет, ты не понимаешь. Служить буду уже не в Казначействе, а в частном предприятии.

Лидия едва не вскрикнула от испуга. Неужели в предприятии Уврара?.. И она даже не посмела расспрашивать дальше.

- Наверх меня пригласил некий господин Сушо. Он знал моего отца. То есть встречался с ним в Амстердаме, когда отец служил там контролером в Таможенном управлении. Сушо приходилось иметь с ним дела. А в прошлом году он несколько раз обращался к нам, в фондовое управление Казначейства. Я совсем его не помню - столько у нас бывает всякого народу! Но у финансистов великолепная память. Сегодня, проходя через ресторацию, он сразу меня узнал, а я его и не заметил. Словом, он встретил меня с распростертыми объятиями, с уважением отзывался о моем отце: "Такого добросовестного чиновника нынче не встретишь, юный друг мой", - вот его подлинные слова. Осведомился, чем я занимаюсь. Я ответил. Он спрашивает: "Что ж, вы решили всю жизнь прослужить в канцеляриях?" Я не знал, что сказать... Из армии я не освобожден, как же тут строить планы?.. "Если вы захотите перейти в частное предприятие, загляните ко мне. У меня есть кое-какие проекты, и мне нужны молодые люди, вроде вас". Любезно говорил, не правда ли? Я собрался откланяться, он на прощание познакомил меня со своими приятелями. Все люди значительные. Со всеми я обменялся рукопожатиями. И господин Уврар протянул мне руку.

- Господин Уврар? - переспросила Лидия.

- Ну да. Неужели я должен был отдернуть свою руку, - добавил Флоран через секунду, хотя Лидия больше ничего не сказала.

- Нет, друг мой... ты не мог отказаться пожать ему руку... Но...

- Что - но? Договаривай.

- Нет, я не решаюсь об этом судить, такие вопросы выше моего разумения. Я только хотела бы знать, что ты думаешь делать, чего ты хочешь...

- Прежде всего хочу поразмыслить... Они-то меня знают, а я их не знаю. Я со своей стороны тоже должен навести справки.

Он подозвал лакея.

- Скажите, любезный, что за кушанье вы подали нашим соседям? - спросил он, указывая глазами на русских офицеров.

- Фазан, сударь, только по-особому приготовленный, - ответил лакей. Придумано лучшим парижским поваром.

Флоран без стеснения рассматривал дичь, которую разрезал один из офицеров. Кушанье очень аппетитное и роскошное. Такое блюдо, конечно, могли позволить себе только люди со средствами.

Подошел метрдотель и рассказал, как готовят это лакомое кушанье.

- Сударь, это великолепный откормленный фазан - такие подают за столом его превосходительства господина Брийа-Саварена. Фазан фаршированный. Для фарша берется мясо бекасов, мозг из бычьих костей и трюфели. А гарнир к нему - последняя новинка. В него входят: пюре из протертого ливера бекасов, шкварочки, трюфели и филе анчоусов. К гарниру добавляются ломтики померанцев.

- Хитроумное сочетание! - заметил Флоран. - И как же это кушанье называется?

- Фазан а ля Священный Союз. Блюдо очень нравится господам иностранным офицерам.

- Не удивительно! Ведь вот вы какое название ему дали.

Флоран бросил на жену иронический взгляд.

Метрдотель ответил с почтительной улыбкой, казалось напоминая о требованиях злободневной действительности. С конца сентября слова "Священный Союз" были у всех на устах. Если они проникли в поварские изобретения, то это было не столько признанием факта, сколько лестью, и даже не столько лестью, сколько необходимостью.

Опытный парижанин не мог тут ошибиться.

- А скажите, - спросил вдруг Флоран, - долго это кушанье готовится?

- Нафаршированный фазан должен вылежать сутки, поэтому мы всегда их фаршируем заранее. Сейчас у меня на вертеле поджариваются три фазана. Надо только хорошенько подрумянить, выложить на блюдо и гарнировать. Через четверть часика можем подать на стол.

- Ну что же, милейший, почему бы и нам не попробовать фазанов а ля Священный Союз, раз вы не отдаете это кушанье в исключительное пользование победителей! Примите, пожалуйста, наш заказ на фазана.

И когда метрдотель удалился, Буссардель сказал жене:

- Видишь, дорогая, как иной раз полезно бывает потратиться. Ты вот спрашивала, стоит ли идти к Вери, это, мол, неблагоразумно. И что ж, мне думается...

Он не договорил. Вновь взгляд его устремился к лестнице. Меж двух колонн с лепными украшениями и позолотой открывалась взору алая ковровая дорожка, устилавшая ступени, которые вели наверх, в гостиную с грифонами, где собирались такие значительные посетители, где обсуждались финансовые комбинации, уже подготовлявшиеся там, над головами победителей.

Наконец Буссардели встали из-за стола, несколько возбужденные праздничной трапезой, и вновь услышали гомон толпы, увидели солнце в небе и гуляющих, нахлынувших в сад. Спустившись с террасы Фельянов, они растерянно озирались вокруг. Первыми оправились девочки.

- Папа, - спросила Аделина, - куда идут все эти люди?

Все прохожие двигались в одном направлении, к площади Согласия.

- Вероятно, идут на Елисейские поля. Там стоят бивуаком казаки.

Жюли стала проситься на Елисейские поля. Старшая сестрица предпочитала отправиться в Булонский лес; в английском лагере, утверждала она, гораздо веселее: там живут солдаты в юбках.

- В другой раз, - сказала мать. - В другой раз свезем вас посмотреть англичан, если, конечно, вы будете умницами.

Должно быть, Лидия считала, что за день она достаточно налюбовалась на иностранные войска. Но Флоран, по-видимому, не разделял ее чувств. В воспитании, так же как и во всем другом, он объявил себя сторонником новейших идей. По его мнению, картина русского лагеря, хотя бы и расположенного на французской земле, должна была заинтересовать любознательные юные умы. Для семилетнего ребенка было бы полезно запечатлеть ее в своей памяти: на старости лет Аделина и даже Жюли могли бы рассказать обо всем этом своим внукам. И семейство Буссардель направилось вслед за толпой прохожих.

Первые палатки казаков стояли уже у подножия мраморных коней Марли. По случаю воскресенья большинство офицеров уехало из лагеря в город: ведь некоторые роялистские салоны открыли для них свои двери. Правда, то были узкие кружки, но завсегдатаи их блистали титулами, изящными манерами, и у молодых московских офицеров, желавших познакомиться с парижским высшим светом, они имели большой успех. Благовоспитанные господа из предместья Сен-Жермен не отказывались заглянуть из вежливости на казачий бивуак с ответным визитом, но делали это только в будни: по праздникам знатные посетители предоставляли Елисейские поля шумной толпе простых смертных и офицеры уже с утра исчезали из лагеря. Поэтому перед павильонами казачьих атаманов Буссардели не увидели сборища элегантных господ, так сказать, аристократических салонов под открытым небом; с июля месяца такого рода развлечения были признаны хорошим тоном. Но если лагерь кое-что утратил в отношении светского блеска, он выиграл в живописности и в оживлении.

Да и в сердечности тоже. Всем в столице русские были ближе, чем другие союзники, многие парижанки заявляли, что они влюблены в царя Александра, и все парижане знали, как обязаны и столица и вся Франция его заступничеству на конференциях. Его выделяли среди всех победителей. Чувства, которые страна питала к нему, французы переносили и на его войска. Поэтому на Елисейских полях царила приятная атмосфера дружеской близости, какой не было на других бивуаках. Казаки устраивали свои игры, теснившиеся вокруг любопытные охотно смотрели на них и аплодировали.