Бернард Маламуд - Рассказы Страница 7

Они прижались друг к другу за телефонным столбом. Оба мерзли, Исаак хныкал.

- Исаак, видишь, какая большая луна? Все небо белое.

Он показал рукой, но Исаак не хотел смотреть.

Менделю приснилось на минуту осветившееся длинные полотнища света протянулись во все стороны. Под небом, в Калифорнии, сидел дядя Лео и пил чай с лимоном. Менделю стало тепло, но проснулся он в холоде.

Через улицу стояла старая кирпичная синагога.

Мендель принялся колотить в громадную дверь, но никто не вышел. Он сделал перерыв, чтобы отдышаться, и отчаянно застучал снова. Наконец внутри послышались шаги, дверь синагоги, скрипя массивными бронзовыми петлями, открылась.

С оплывшей свечой в руке на них сердито смотрел служка в черном.

- Кто ломится с таким грохотом поздно ночью в дверь синагоги?

Мендель объяснил служке свое затруднение.

- Мне надо поговорить с раввином, прошу вас.

- Раввин пожилой человек. Он уже спит. Его жена вас не пустит. Идите домой и приходите завтра.

- С завтра я уже попрощался. Я умираю. Служка, хотя и с сомнением, но показал на соседний дом, старый и деревянный:

- Он живет там. - Служка скрылся в синагоге с горящей свечой, распугивая тени.

Мендель с Исааком, цеплявшимся за его рукав, поднялся по деревянным ступеням и позвонил в дверь. Через пять минут на крыльце появилась грузная, седая широколицая женщина в ночной рубашке и наброшенном на плечи рваном халате. Она решительно сказала, что раввин спит и его нельзя будить.

Но пока она втолковывала это, к двери приковылял сам раввин. Он послушал с минуту и вмешался:

- Кто хочет увидеться со мной, пусть войдут.

Они очутились в захламленной комнате. Раввин, тощий с согнутой спиной и сквозной белой бородкой, был в фланелевой пижаме, черной ермолке и босиком.

- Vey is mir {Горе мне (идиш).}, - заворчала его жена. - Или ты наденешь или завтра у тебя будет воспаление легких. - Она была заметно моложе мужа, женщина с толстым животом.

Пристально посмотрев на Исаака, она отвернулась. Мендель виновато изложил свою задачу.

- Мне нужно всего тридцать пять долларов.

- Тридцать пять, - сказала жена раввина. - Почему не тридцать пять тысяч? Кто имеет такие деньги? Мой муж - бедный раввин. Врачи отнимают последний грош.

- Дорогой друг, - сказал раввин. - Если бы у меня было, я бы вам дал.

- Семьдесят у меня уже есть, - сказал удрученный Мендель. - Мне нужно всего тридцать пять долларов.

- Бог тебе даст, - сказал раввин.

- В могиле, - ответил Мендель. - Мне нужно сегодня. Идем, Исаак.

- Подождите, - крикнул раввин.

Он торопливо ушел внутрь, вынес долгополое узкое пальто на меху и отдал Менделю.

- Яша, - взвизгнула его жена, - только не твое новое пальто!

- У меня есть старое. Кому нужно два пальто на одно старое тело?

- Яша, я кричу...

- Кто способен ходить среди больных, скажи мне, в новом пальто?

- Яша, - крикнула она, - что он будет делать с твоим пальто? Ему деньги нужны сегодня. Ростовщики спят.

- Так он их разбудит.

- Нет. - Она ухватилась за пальто. Мендель держал его за рукав и тащил к себе. Знаю я тебя, - подумал Мендель.

- Шейлок, - проворчал он. Глаза у нее сверкнули. Раввин стонал и кружил по комнате как пьяный. Мендель вырвал пальто у жены, и она вскрикнула.

- Бегите, - сказал раввин.

- Бежим, Исаак.

Они выскочили из дома и сбежали по ступенькам.

- Остановись, вор, - кричала жена раввина.

Раввин схватился за голову и упал на пол.

- Помогите! - зарыдала жена. - Ему плохо с сердцем! Помогите!

А Мендель и Исаак убегали по улицам с новым меховым пальто раввина. За ними бесшумно мчался Гинзбург.

Поздно ночью в последней открытой кассе Мендель купил билет на поезд.

Купить бутерброд было уже некогда, поэтому Исаак съел свои орехи, и по огромному пустынному вокзалу они устремились к поезду.

- Утром, - задыхаясь, говорил на бегу Мендель, - приходит человек и продает бутерброды и кофе. Поешь, но возьми сдачу. Когда поезд приедет в Калифорнию, тебя будет ждать на станции дядя Лео. Если ты его не узнаешь, дядя Лео тебя узнает. Скажи ему, что я передавал привет.

Когда они подбежали к платформе, ворота туда были заперты и свет выключен.

- Поздно, - сказал контролер в кителе - грузный, бородатый мужчина с волосатыми ноздрями, пахший рыбой. Он показал на вокзальные часы:

- Уже первый час.

- Но поезд еще стоит, я вижу, - сказал Мендель, приплясывая от горя.

- Уже ушел - через одну минуту.

- Минуты хватит. Только открой ворота.

- Поздно, я сказал.

Мендель ударил себя в костлявую грудь обеими руками.

- От всего сердца прошу тебя об этом маленьком одолжении.

- Хватит с тебя одолжений. Для тебя поезд ушел. Тебе к полуночи полагалось умереть. Я тебе вчера сказал. Больше ничего не могу для тебя сделать.

- Гинзбург! - Мендель отпрянул от него.

- А кто же еще? - Голос звучал металлически, глаза поблескивали, лицо было веселое.

- Для себя, - взмолился старик, - я ничего не прошу. Но что случится с моим сыном?

Гинзбург пожал плечами.

- Что случится, то случится. Я за это не отвечаю. Мне хватит забот без того, чтобы думать о каком-то с половиной шариков.

- За что же ты тогда отвечаешь?

- Создаю условия. Чтобы случилось то, что случится. Антропоморфными делами не занимаюсь.

- Не знаю, чем ты занимаешься, но где у тебя жалость?

- Это не мой товар. Закон есть закон.

- Какой закон?

- Космический мировой закон, черт возьми, которому я сам подчиняюсь.

- Что же у тебя за закон? - закричал Мендель. - Боже мой, ты понимаешь, сколько я терпел в жизни с этим несчастным мальчиком? Посмотри на него. Тридцать девять лет, со дня его рождения я жду, когда он станет взрослым, а он не стал. Ты понимаешь, каково это для отцовского сердца? Почему ты не пускаешь его к его дяде? - Он возвысил голос до крика.

Исаак громко захныкал.

- Ты успокойся, а то обидишь кого-нибудь, - сказал Гинзбург, моргнув в сторону Исаака.

- Всю мою жизнь, - закричал Мендель, и тело его задрожало, - что я видел? Я был бедняк. Я страдал от плохого здоровья. Когда я работал, я работал слишком много. Когда я не работал, это было еще хуже. Моя жена умерла молодой. Но я ни от кого ничего не просил. Теперь я прошу об маленьком одолжении. Будьте так добры, мистер Гинзбург.

Контролер ковырял в зубах спичкой.

- Ты не один такой, мой друг, некоторым достается хуже. Так уж устроено.

- Пес ты пес. - Мендель схватил Гинзбурга за глотку и стал душить. Сукин сын, есть в тебе что-нибудь человеческое?

Они боролись, стоя нос к носу. Хотя глаза у Гинзбурга изумленно выкатились, он рассмеялся.

- Попусту пищишь и ноешь. Вдребезги заморожу.

Глаза у него яростно вспыхнули, а Мендель ощутил, что нестерпимый холод ледяным кинжалом вонзается в его тело и все его части съеживаются.

Вот я умираю и не помог Исааку.

Собралась толпа. Исаак повизгивал от страха.

В последней муке прильнув к Гинзбургу, Мендель увидел в глазах контролера отражение бездонного своего ужаса. Гинзбург же, глядя Менделю в глаза, увидел в них себя, как в зеркале, узрел всю силу своего страшного гнева. Он видел мерцающий, лучистый, ослепительный свет, который рождает тьму. Гинзбург поразился.

- Кто, я?

Он отпустил извивавшегося старика, и Мендель, обмирая сердцем, повалился наземь.

- Иди, - проворчал Гинзбург, - веди его на поезд. Пропустить, - велел он охраннику.

Толпа раздалась. Исаак помог отцу подняться, и они заковыляли вниз по лестнице к платформе, где стоял освещенный и готовый к отправлению поезд.

Мендель нашел Исааку место и торопливо обнял сына.

- Помогай дяде Лео, Исаак. И помни отца и мать. Не обижай его, - сказал он проводнику. - Покажи ему где что.

Он стоял на платформе, пока поезд не тронулся с места Исаак сидел на краешке, устремив лицо в сторону своего следования. Когда поезд ушел, Мендель поднялся по лестнице, узнать, что сталось с Гинзбургом.

МОЙ СЫН УБИЙЦА

Он просыпается, чувствуя, что отец стоит в передней и прислушивается. Прислушивается к тому, как он встает и ощупью ищет брюки. Не надевает туфли. Не идет есть на кухню. Смотрится в зеркало, зажмурив глаза. Час сидит на стульчаке. Листает книгу, не в силах читать. Прислушивается к его мучениям, одиночеству. Отец стоит в передней. Сын слышит, как он прислушивается. Мой сын чужой, ничего не говорит мне. Я открываю дверь и вижу в передней отца. Почему стоишь тут, почему не идешь на работу?

Потому что взял отпуск зимой, а не летом, как обычно. И проводишь его в темной вонючей передней, следя за каждым моим шагом? Стараешься угадать, чего не видишь? Какого черта шпионишь за мной все время?

Мой отец уходит в спальню и немного погодя украдко, возвращается в переднюю: прислушивается.

Иногда слышу его в комнате, но он со мной не разговаривает, и я не знаю, что с ним. Я, отец, в ужасном положении.

Может быть, он когда-нибудь напишет мне письмо: Милый папа...