Алексей Винокуров - Люди Черного Дракона Страница 9
Алексей Винокуров - Люди Черного Дракона читать онлайн бесплатно
Когда утром Соломон поднялся с одинокого своего ложа, первое, что он увидел в окно, был голем. Он стоял посреди двора и жмурился на ярком солнце, кожа его блестела таинственным негритянским оттенком.
Ликованию Соломона не было пределов. Он выбежал из дома и танцевал вокруг голема, словно вокруг невесты, целовал его холодные руки, глотал кусочки глины вместе с солеными слезами радости…
Не прошло и пяти минут, как во двор к Соломону сбежались падкие на чудеса евреи. В почтительном изумлении созерцали они рослого глиняного мужчину, вращавшего головой, поднимавшего руки, ходившего по двору и выполнявшего простейшие команды своего создателя.
Соломон дал голему имя Мойшке — в честь пророка Моисея, выведшего народ израильский из Египта. Такая смелость удивила остальных евреев. И в самом деле, не было ли кощунством называть глиняного истукана именем пророка?
Однако Соломон совершенно не смущался дерзостью своей идеи.
— Вы не понимаете, — говорил он сородичам, и глаза его горели жарким огнем, словно перед ними явился машиах-мессия. — Однажды мой Мойшке встанет во главе народа израильского и поведет нас всех в Землю обетованную, где течет молоко и мед.
Пока, однако, Мойшке не собирался никого вести ни к меду, ни к молоку. Больше того, на второй день он возгордился и перестал слушаться своего создателя. Он уже не желал поднимать руки, поворачивать голову и выполнять простые работы по дому. Большую часть времени голем бродил теперь по деревне и задирал девушек. Старшая дочь Менахема и Голды Сара утверждала даже, что голем ее домогается и всякий раз, встречая на улице, подает ей неприличные, то есть любовные, знаки. Ей никто не верил, хотя она приводила убедительные доводы. По ее словам, чресла у голема, когда он распалялся любовью, были огромные и холодные…
Но девушки — это было еще полбеды. У голема оказался нечеловеческий аппетит. Скромной стариковской еды в доме Соломона ему не хватало, и он стал залезать в русские огороды и воровать там кур. Кур голем Мойшке ел живьем, немного пообщипав для приличия. Полуголые куры бились от ужаса в мускулистых руках, кудахтали, сыпали пухом — и как голодные звезды светились над ними глаза голема.
Ходил он в основном в русскую часть, там ему нравились куры и женщины. Одна — вдовая, нестарая еще Наталья — кажется, разделила его интерес. Уверенности, само собой, ни у кого не было, но если не так, с чего она зачастила к бабке Волосатихе советоваться насчет вытравления плода? Конечно, травить плод — грех, но какого ребенка можно было ждать от еврейского глиняного папаши, а, значит, кто ее осудит?
Каждый день, когда старый Соломон вставал с постели и видел своего Мойшке, был для него днем радости. По ночам он тоже почти не ложился: сидел, улыбаясь, над спящим големом и гладил его по черным жестким волосам.
А потом голема убили.
Как-то ночью он проснулся от приступа голода и привычно полез в русский огород — воровать кур. Заспанный хозяин решил, что это любовник пришел к его жене. Он выбежал в огород в чем мать родила, но с ружьем в руках, увидел темную фигуру и что было сил ударил по ней из обоих стволов.
Голем упал на жаркую, не успевшую еще остыть землю, облился мочой и черной собачьей кровью — и умер. Набежали ближние соседи, а потом и все остальные поселяне. Русские и евреи голосили, китайцы смотрели молча, соображая, выгода ли им тут светит, или убыток.
Особенно убивалась над големом русская женщина Наталья.
— На кого ж ты нас покинул?! — кричала она, имея в виду себя и своего невытравленного ребенка.
Явившийся последним Соломон неожиданно поднял всех на смех. Любой каббалист знает, что голема невозможно убить. А чтобы вернуть его к жизни, надо просто залепить дырки в нем, не давая духу вытекать наружу, и обновить письмена на лбу.
Соломон положил голема на лавку в доме, аккуратно заклеил все дырки, написал на лбу таинственные знаки и стал ждать. Он ждал всю ночь, и целое утро, и еще целый день. А с заходом солнца произошло чудо: голем не поднялся со скорбного своего ложа, но завонял. Изумленный Соломон поводил носом — ошибки не было.
С каждым часом голем вонял все сильнее. Через пару дней запах стал таким нестерпимым, что Соломону приходилось ночевать во дворе, в дом он заходил теперь только по крайней нужде.
Время шло, и големова вонь стала расходиться по деревне. Когда дошло до китайцев, они настучали районному начальству. Уполномоченный прислал санитарную команду. Команда надела медицинские противомикробные хари и вошла в дом Соломона, невзирая на звезды Давида и другие начальствоотпугивающие знаки, которые Соломон в изобилии начертал на стенах и дверях.
Через полчаса по деревне пронесся ужасный слух. Когда с голема стерли глину, под ней обнаружился мертвый племянник Соломона по имени Перчик. Пару месяцев назад он приезжал из города в гости к дяде, потом уехал обратно — но, видно, не совсем.
Не до конца уехавший племянник лежал теперь на лавке у Соломона и смердел так, что разбежались даже ко всему привычные мыши…
История приобретала нехороший оборот. Два дня все евреи обходили Соломона, как зачумленного, на третий из города приехали милиционеры и взяли Соломона за жабры.
Ввиду необычности дела допрос, говорят, вели с пристрастием. Однако Соломон ни в чем не признался. По счастью, это и не требовалось — злой еврейский умысел и без того был налицо.
После краткого и энергичного расследования состоялся суд — строгий, но справедливый. Перед Соломоном нарисовалась неприятная перспектива расстрела за умышленное убийство племянника. По правде сказать, за убийство следовало бы казнить стрелявшего русского мужика, но с него спрос был небольшой — он охранял свой дом. А вот переодевание обычного еврея в глиняного голема советские власти могли трактовать и как шпионаж, и как измену родине.
Напуганные евреи скинулись и понесли деньги судье. Добросердечный судья деньги взял, но сказал, что поделать ничего нельзя — приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Всю ночь накануне казни еврейская диаспора рыдала и молилась о душе невинноубиенного Соломона.
А утром в поселок явился сам Соломон — живой и невредимый, разве только чуть похудевший по сравнению с обычным своим видом. Оказалось, его не казнили, а отпустили на все четыре стороны. Увидев Соломона, евреи окончательно уверовали в чудодейственную молитву богу Яхве — даже и те, кто был законченным атеистом.
Однако Яхве, как ни печально, тут был вовсе ни при чем, а спасла Соломона простая русская женщина Наталья — та самая, что понесла ребенка от покойного голема. Она пришла к следователю и рассказала, что голем незадолго до смерти открылся ей. Во всем мире одна лишь Наталья знала, что голем — племянник Соломона, но только обмазанный глиной.
— Зачем же он это сделал? — спросил изумленный следователь.
— Уж очень любил своего дядю, жалел его, — отвечала Наталья простодушно. — Ему обидно стало, что над ним все смеются. Вот и решил изобразить из себя голема. А Соломон ни о чем и не догадывался.
Правосудие, пораженное вновь открывшимися обстоятельствами, вынуждено было отпустить Соломона.
Тот, узнав всю эту историю от следователя, был потрясен до глубины души и горько заплакал. Горючие слезы текли по его старому лицу и жгли как огонь, но никто их не утирал.
«Пока ты лепил големов, Соломон, — говорил он себе с горечью, — подлинный сын, выходит, был все время с тобой рядом. Это оказался твой двоюродный племянник Перчик. Он единственный на всем свете так любил тебя, что пошел против всего еврейского народа, против человечества и всей Вселенной. Перчик отдал жизнь за старого Соломона, а старый Соломон даже не разглядел его под глиняной кожей голема. И к чему тогда, скажите, все премудрости каббалы и Торы, если жизнь прожита, а ты по-прежнему слеп и не можешь увидеть человека?»
Плачущий Соломон поцеловал мертвого племянника в полуразложившийся рот и похоронил его, как праведника. Спустя положенное время на могиле его появилась стела с надписью, которую Соломон выбил собственноручно. Надпись эта гласила:
«Здесь лежит Мойшке — первый голем Черной реки».
Змей
Народ китайский искони был древний и мудрый, а как поселился у нас в Бывалом, сделался таким хитрым, что даже сам себя понимал с трудом и сам на себя временами удивлялся.
Наши долго присматривались к соседям — они всегда присматривались, прежде чем вдарить — но никак не могли раскусить, что это за малый желтый брат такой, чего от него ждать и ждать ли вообще чего-нибудь. Приглядывание это кончилось известной историей с исходом амазонок из нашего села, но так уж устроен китаец, что, сколь к нему ни приглядывайся, яснее он не станет.
И в самом деле, жизнь китайская была загадочная или, больше сказать, таинственная, и не всякий еврей даже мог в ней разобраться, не говоря уже о русском.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.