Франсуа Ларошфуко - Мемуары Страница 9

Г-жа де Шеврез заявила, что будет неуклонно следовать моим советам. Она прибыла ко двору в этой решимости, и, хотя была принята королевою со многими изъявлениями дружбы, мне было нетрудно заметить различие между радостью королевы по случаю свидания с нею и той, какую она когда-то испытывала, беседуя со мною о герцогине. Г-жа де Шеврез, однако, этого различия, естественно, не заметила и возомнила, что ее присутствие мигом развеет все то, в чем против нее преуспели ее враги. Герцог Бофор и Высокомерные еще больше укрепили ее в этой мысли, и они решили, что объединенными силами легко справятся с кардиналом Мазарини прежде, чем он окончательно утвердится, Этот союз и некоторые явленные королевой свидетельства нежности и доверия побудили г-жу де Шеврез рассматривать все хитроумные подольщения Кардинала как доказательства его слабости, и она вообразила, что достаточным ответом на них будет не выказывать ему открытой враждебности и что для того, чтобы его неприметно свалить, не требуется ничего больше, как вернуть г-на де Шатонефа. Его здравый смысл и многолетний опыт в делах были хорошо известны королеве; он претерпел суровое заключение за приверженность к ней; он был тверд и решителен; он любил государство и более, чем кто-либо другой, был способен восстановить старинную форму правления, которую кардинал Ришелье начал изничтожать; он был теснейшим образом связан с г-жой де Шеврез, и она отлично знала вернейшие способы подчинить его своей воле. Итак, она принялась настойчиво добиваться его возвращения и так же настойчиво хлопотать о предоставлении герцогу Вандому его прежнего губернаторства Бретань {23} или о пожаловании ему, как возмещение за него, должности генерал-адмирала. Тогда же, чтобы рассчитаться со мной за все, чем она почитала себя обязанной мне, и вместе с тем создать в обществе выгодное мнение о присущем ей чувстве благодарности и о своей влиятельности, она с горячностью предложила королеве изъять из рук герцога Ришелье {24} управление Гавром и передать его мне, на что королева изъявила согласие. Посредством этого полезного для королевы назначения г-жа де Шеврез сотворила бы мне добро и одновременно чувствительно задела бы родню кардинала Ришелье. Королева, однако, не была в состоянии предпринять столь важный шаг без одобрения кардинала Мазарини. Тот вознамерился мне повредить и весьма ловко проделал это, сказав королеве, что, неизменно послушный ее желаниям, он готов был бы исполнить и это, но не может удержаться от сочувствия к фамилии кардинала Ришелье и не испытывать крайней горести при виде ее унижения; что королева слишком обязана мне признательностью, чтобы не сделать для меня чего-нибудь исключительного, и что нет никого, для кого он столь же искренне хотел бы любых ее милостей, лишь бы только я не обездолил фамилию Ришелье. Хватило бы и менее веских доводов, чтобы остановить королеву. Тем не менее это дело ее затрудняло: она не отваживалась показать г-же де Шеврез, что нарушает свое обещание, но еще меньше могла решиться пойти наперекор желаниям кардинала Мазарини. Поддержанная Кардиналом г-жа д'Эгийон не упустила ни малейшей возможности оградить свои интересы: через м-ль де Рамбуйс {25} она надоумила королеву предложить мне должность главноначальствующего галерами. Кардинал, прибегнув к хитрой уловке, впоследствии применявшейся им в стольких случаях, задумал открыть мне другие виды на должность, чем те, что были передо мной, и побудить меня оставить мысль об обещанном Гавре, соблазнив более отдаленными надеждами, осуществлению которых он мог бы с большей легкостью помешать. Он знал мой ответ на предложения г-жи д'Эгийон, а именно, что я не просил ни Гавра, ни галер, но помышляю только о том, чтобы королева использовала меня на таком месте, где бы я был всего полезнее ее службе, и что такое назначение было бы мне более всего по душе. Королева вслед за тем заявила о своем желании приобрести у маршала Грамона его должность полковника королевских гвардейцев, чтобы передать ее мне. Предлагалось, кроме того, вернуть герцогу Бельгарду должность главного шталмейстера, на которую он сохранил права, с предоставлением ее мне, когда она станет свободной. Столько различных надежд, поданных мне почти одновременно и тотчас же у меня отнятых, навлекли на меня много зависти, не доставив ни одного назначения, и я хорошо понял, что королева прониклась намерением Кардинала тешить меня пустыми посулами. Она больше не говорила со мной о делах, но постоянно заставляли себя расточать уверения в своих дружеских чувствах ко мне. Больше того, когда я как-то попросил ее совета, то услышал и ответ, что, дабы избавить меня от труда обращаться к ней с подобными просьбами, она наперед подает мне решительно все советы - какие только могут пойти мне на пользу. Из этой ее благосклонности я, однако, не извлек ни малейшей выгоды, ибо в течение двух месяцев, пока она сохранялась, мне не представилось надобности ею воспользоваться. В это самое время был опасно ранен Гассьон, {27} впоследствии маршал Франции. Королева тотчас же предназначила мне его должность командира полка легкой кавалерии, говоря, что жалует меня ею не в возмещение своего долга передо мной, а затем, чтобы я с большей приятностью дожидался того, что она хочет для меня сделать. Я узнал, что этой должности домогается для одного из своих братьев г-жа де Отфор, и умолил королеву пойти навстречу ее ходатайству и помышлять лишь о том, чтобы назначить меня на такое место, где я имел бы возможность служить ей с особою пользой.

Между тем г-жа де Шеврез начинала терять терпение: ни для нее, ни для ее друзей ничего не делалось; власть Кардинала возрастала день ото дня; он же тешил ее изъявлениями своей покорности и всяческими любезностями и даже порою пытался заставить ее поверить, что пылко в нее влюблен. Сперва ей показалось, что он стал меньше противиться возвращению г-на де Шатонефа, чего она страстно хотела. Эта снисходительность коренилась, несомненно, в уверенности Кардинала, что тот окончательно изничтожен в глазах королевы и что Принцесса, {28} а также весь род Конде никогда не согласятся на назначение человека, которого они обвиняют в гибели герцога Монморанси. {29} Кардинал, кроме того, полагал, что достаточно предоставить действовать Канцлеру, {30} и тот из самосохранения не может не постараться оттеснить г-на де Шатонефа, так как его возвращение ко двору повело бы к отобранию у него печати. Чтобы избежать этой неприятности, Канцлер и в самом деле принял все возможные предосторожности, ловко использовав дружбу и исключительное доверие, питаемое королевой к одной из его сестер, монахине в Понтуазе, и к Монтегю, о котором я говорил выше.

Между тем г-жа де Шеврез видела во всех этих промедлениях не более чем уловки кардинала Мазарини, мало-помалу приучавшего королеву никоим образом не даровать ей того, чего она добивалась, и этими своими действиями нанесшего заметный ущерб тому мнению о всесилии герцогини, которое она так желала утвердить в обществе. Она часто заявляла о своем недовольстве королевою и к своим жалобам неизменно примешивала что-нибудь язвительное и насмешливое о присущих кардиналу Maзарини недостатках и слабостях. Она не могла смириться с необходимостью прибегать к помощи этого министра, чтобы добиться того, чего хотела от королевы, и предпочитала вовсе не получать ее милостей, чем быть ими обязанной Кардиналу. Он же, напротив, искусно пользовался этим поведением г-жи де Шеврез, чтобы исподволь убедить королеву, что герцогиня стремится ею руководить. Он говорил королеве, что, поскольку г-жу де Шевреэ поддерживают герцог Бофор и Высокомерные, честолюбие и разнузданность которых общеизвестны, регентская власть в конце концов сосредоточится в их руках, и королева окажется еще более зависимой и удаленной от дел, чем при жизни покойного короля. Одновременно он постарался изобразить, каковы будут послания и уведомления союзников, {32} буде они запросят о том, к кому же им отныне следует обращаться, чтобы выяснить намерения королевы, и угрожающих отказом от выполнения своих обязательств по отношению к французскому государству, если его властители - герцог Бофор и Высокомерные.

Стараясь угодить королеве. Месье неизменно поддерживал Кардинала; он был малодушен, робок, легкомыслен, прост в обращении и одновременно кичлив. Кардинал обильно снабжал этого принца средствами для оплаты его непомерных карточных проигрышей; держал он его в руках и играя на тщеславии его любимца аббата Ларивьера, {33} которому подавал надежды на кардинальскую шляпу по представлению Франции. Принц Конде, великий политик, отменный придворный, по к Личным делам-прилежавший больше, чем к государственным, все свои притязания ограничивал лишь одним - обогащаться. Его сын, герцог Энгиенский - юный, статный, наделенный большим, ясным, проницательным и всесторонним умом, покрыл себя величайшей славою, какую только могли снискать двадцатилетнему принцу победа в битве при Рокруа {34} и взятие Тионвиля. {35} Он возвращался со всем блеском, какого заслуживало столь замечательное начало, и сохранял верность тому соглашению с королевой, о котором я говорил и которое было заключено по моему почину. Принцесса, его мать, вела себя в соответствии с принятыми им на себя обязательствами. Она и лично была признательна королеве, которая возвратила ей Шантийи {36} и все то, что покойный король удержал из конфискованного имущества герцога Монморанси. Герцогиня Лонгвиль, {37} ее дочь, также блюла интересы своего дома. Она была слишком занята чарами своей красоты и неотразимым впечатлением, производимым ее остроумием на всякого, кто ее видел, чтобы вмещать в себя вдобавок и честолюбие, и еще бесконечно далека от предвидении роли, которую ей предстояло играть в смуте времен конца Регентства и первых лет по достижении королем совершеннолетия.