Ко мне приходил ангел - Александр Селих Страница 11

Стал согреваться, матрас сыроват, но пуховичок редкостно хорош. Натянул еще и капюшон на голову до самого носа и лежал темно-серой кучей тряпья в желтых пятнах, раскачивая перед носом правами и думал… только ничего не думалось. Куда-то надо спрятать бумажник. Потому что этот высокий может и вернуться, и спустить собак, и я тогда потеряю последнюю ниточку. Непонятно пока — куда эта ниточка. Надо встать. Но встать не получилось, я пригрелся и провалился в затяжной сон, это уже был сон, мне снилось лето, деревня, цветущая трава и запах клевера. Снился мальчишка взлохмаченный, чумазый и счастливый, стоявший, задрав голову в небо и кричащий во все горло — там жаворонки, жаворонки, смотрите, они поют прямо в небе! И мальчишка подпрыгивал, размахивая руками — я тоже жаворонок, я жаворонок.

Я проснулся, когда опять стемнело. Вроде даже и не замерз, а наоборот согрелся. Я встал, кое-как и пошел вдоль стены к домам. Дойдя до угла, я высунулся, никого. Ну, вот и хорошо. Покрутив головой по сторонам, я решился и пошел, чем ближе я подходил к этим самым домам, тем больше разочаровывался, знакомого окна не было, сердце, усевшееся наконец-то на свое место, не екало, и воспоминания не накатывали теплой волной. Остановки как остановки, прохожих не было, наверное, поздно. Я подходил все ближе, и ангарчики при ближайшем рассмотрении оказались маленькими грязными аквариумами с сигаретами, водой, шоколадом и прочей мелочью. Остановился у самого первого, устал. Оперся рукой о сам ларек, чтобы перевести дыхание, казалось, что прошел невероятно много. Стал осматривать выставленные прелести скороперкусочной торговли. И только сейчас, глядя на все это, я понял, как хочу курить, ни есть, ни пить, а именно курить. Я сглотнул и судорожно дернул руками по карманам, видимо, я курю, и раньше в левом кармане носил сигареты. Продавец, молодой парень восточной внешности, настороженно смотрел в мои заплывшие глаза. Я посмотрел на него, зря, подумалось мне, он так встрепенулся, я видимо в душе не налетчик, я улыбнулся своей мысли и отвернулся, чтобы идти. Оттолкнулся от стенки ларька и пошел куда-нибудь.

— Эй, мужик, — окликнул продавец из окошка, — курить будешь?

Я обернулся и кивнул. Что-то лязгнуло и заскрипело с боку.

— Ну, че встал, иди сюда.

Подошел к двери, и парень протянул мне сигарету и коробок спичек. Я улыбнулся во весь рот, и взял сигарету, пальцы заходили ходуном, но четко чиркнули спичкой о коробок, и я затянулся… и понеслось, желудок скрутило, а голова сладостно сжалась. Дым заполнил меня, и я стал дымом. Я качался и мир качался. Вот уже что-что! А то, что я курю, я теперь точно знаю. Хорошо звучит — “точно знаю”. Я привалился к стене, закружился и поплыл. Все сжалось в комочек и как хорошо было, тошнотворно хорошо. Стоял и улыбался, как дурачок, очень стало хорошо, плыл за сигаретным дымом. Продавец не закрыл двери, он тоже закурил, и стал рассматривать меня. Та еще видимо картинка, или он бомжар не видел. Хотя может бомжара не самый распространенный вид человека. Не знаю.

— Спасибо вам большое. Так это здорово покурить. Прям вот такой кайф.

Я продолжал улыбаться всем своим разбитым ртом.

— Да ладно… — он даже вроде смутился.

— Нет, правда, кайф, — у меня тряслись пальцы, я смотрел на сигарету, как на волшебную палочку, провожал каждый дымный выдох. Докурил до самого фильтра.

Отстрелил щелчком окурок.

— Всего доброго вам, — и пошел, раскачиваясь, к остановке, надо было сесть, падать уже надоело, а ноги окончательно отказывались держать.

— Постой, мужик, — продавец нырнул в свой ларек, чем-то там загремел-зашуршал. Я на всякий случай отошел подальше, кто его знает, сейчас как запустит чем-нибудь. Он возился внутри недолго.

— На, держи, — высунулся парень, спустился со ступеньки и сунул мне пакет. — Приходи завтра вечером, уберешь мусор, дам пожрать, денег давать не буду, пропьешь. –

Он ушел обратно. Дверь закрылась. Лязгнула изнутри.

А я все стоял. Куда приходить и откуда приходить. До меня медленно, медленно, доходил смысл того, что мне сказал парень. Он мне работать предложил, работать за кормежку. Вот это да. Теперь я бомжара при работе. А это значит, что уходить далеко нельзя, иначе как потом вернусь сюда, я ведь вообще не понимаю, где я. Да и паспорт с правами, единственная ниточка ко мне настоящему, спрятаны тут. И тогда мне и в голову не пришла мысль что в паспорте есть прописка. И я стал осматриваться, только уже не как затравленный пес с мыслью, куда бы спрятаться. А как обычная дворняга с мыслью, где бы наиболее спокойно пересидеть ночь до утра и день до вечера. Бродил, покачиваясь, после выкуренного желудок сжался в комок, а мозги и вовсе превратились в болезненный каменный осколочек. Думал, может пойти обратно на помойку, но было боязно, вдруг спустят собак, или что-то понесут выбрасывать и наткнутся на меня.

Чуть отходил от освещенной части улицы и вовсе терялся, боялся, что вот заверну куда-нибудь за угол и не смогу вернуться. Башка-то совсем отбитая, себя не помню, а уж как потом палатки найти и вовсе проблема. Ходил, ходил, думал, озирался, и ничего не придумывалось, а ноги уже не слушались, слабость накатывала тяжелыми волнами. Слабость норовила скосить совсем. Поволок себя к помойке, единственный выход — зарыться обратно в коробки и перележать до утра, а утром, как только первые лучи, уйти куда-нибудь, чтобы не попадаться никому на глаза, но и чтобы не терять из виду остановки и палатки. Дошел до гаражей, завернул за ржавую стену, которая еще недавно казалась бесконечной, и начал было сваливать побольше коробок в кучу, чтобы точно никто не заметил, и чтобы не замерзнуть. Пакет ужасно мешал, а положить его не пришло в голову. Засмеялся сам над собственной глупостью. Открыл пакет и обмер, обмер прям до самых кишок. В пакете лежал батон белого хлеба, пакет томатного сока, пачка сигарет и какая-то жестяная банка. Выхватил батон и накинулся на него как сумасшедший, ел, давясь, вгрызался в батон, отрывая зубами огромные куски, прямо руками впихивал в себя куски, понимал,