Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 117

– Ннно! – замахнулся на него Васька.

Отлас, сидевший на передней упряжке, хмуро оглянулся.

– Тих-хо!

– Кого здесь будить-то? – пробурчал Васька. Но голосу убавил.

Уходя из острога, казаки крестились на церквушку, задние наказывали оставшимся передать поклоны родне в Якутске. Оставались те, кому настала пора возвращаться в воеводство.

«Погуляем!» – хмурился Отлас, а душа, истосковавшаяся на месте, ликовала.

Следом за ним шли упряжки Луки и Потапа, четвёртой, никому не доверив оленей, правила хореем Марьяна, единственная женщина в отряде. За её спиной маячил Григорий. Тут же был брат, был племянник, Мин, знакомые и надёжные товарищи, с которыми хоть к чёрту в пасть бросайся – не пропадёшь. И он ехал и любовно оглядывал раздавшуюся в бёдрах Марьяну. Радостно, гордо думал: «Не оскудеет род Отласов...».

Олени мчались без отдыха. Уж ропот в отряде слышался. Роптали не только юкагиры, но и свой брат, казаки, подобранные с особым тщанием.

Оленей загонишь, – угрюмо предупредил Архип Микитин, весь в шерсти, лишь глаза синели из густых рыжих зарослей. Бывал не раз в тяжёлых дальних походах, но и ему не по силам шальная эта гонка.

– Ты ведь тут бывал? – не слушая его, спросил Отлас Луку.

– Здесь и Михайла Зиновьев был, – отозвался тот. – Лонись[10] ясак собирал.

Он тоже устал, устал смертельно, но сознаваться в том не желал.

Пал первый олень, не выдержав бешеной гонки. Отлас велел добить его и, разрубив на части, бросил на грузовую нарту. К ночи рухнули ещё два оленя, но и тогда Отлас не остановился.

– За смертью, что ль, гонишься? – пытался образумить атамана Архип.

– Пусть она за мной бежит, не догонит, – ухмыльнулся тот и, достигнув коряцкого стойбища, объявил привал.

Юрты раскидывать не стали, потеснили коряков.

Ещё не развидняло, Отлас велел запрягать. Казаки, хмурясь, выползали наружу. Хотелось спать, хоть немного передохнуть после томительного перехода. То горы, то заснеженные перевалы и лощины. Выдохлись олени. Выдохлись люди. Но Отлас гонит и гонит.

Спустившись с гор, Отлас дал долгий отдых. Уединившись с друзьями в юрту, всем налил по чарке. Пили скоро, говорили медленно. Точнее, говорил сам Отлас.

– Ну как дорога? – спросил с усмешкой.

– Дорога... – проворчал Лука, одним махом опрокинув чарку. – Путь чертоломный! Вдругорядь иду, а всё страх берёт.

– Далее потрудней будет.

– Горы-то миновали.

Мин дремал. Открыв на минуту глаза, снова закрыл их, запосвистывал носом.

– Горы одолели, – подтвердил Отлас. – Как людей тутошных одолевать станем?

– Перед вами люди – не муравьи, – раздумчиво молвил Григорий. – И в каждом душа живая...

– Верно, Гриня, не муравьи, – Отлас задумался, потеребил прошитую тонким серебром бороду, сурово блеснул тёмными глазами. – Миром, браты, надобно. Миром! – Он рубанул жёсткой ладонью, как саблей, заставив всех напрячься и внимательно вслушаться. – Край этот велик, люден. И – не хожен.

– Мы-то с Лукой хаживали, – обиделся Потап.

– Много ль? – всем корпусом повернулся к нему Отлас. – Нам всю Камчатку ходить. Всю, до края!

– До края-то к чему? – спросил Григорий.

– Худо ли, братко, ежели мы державе нашей новые земли сыщем? Ты, Гриня, про чертежи-то не забывай, рисуй. И речения здешние постигай. Немтырями нам быть не с руки. И ты, Василко. Скоро надвое разделимся... В каждом отряде толмач понадобится.

– Пошто надвое-то? – спросил Лука.

– А чтоб скорей землю эту разведать... – Отлас насторожился, бесшумно прыгнул к выходу и, откинув нюк, толкнул прижавшегося к нему юкагира. – Что ж ты на улке стоишь? Заходи.

Юкагир, не выказывая ни смущения, ни страха, шагнул внутрь, что-то забормотал по-своему. Григорий начал переводить:

– Олешки захворали. Два юкагира тож. Тыкно брюхом мается...

– Русский-то позабыл, что ли? Давай вспоминай, – Отлас словно не замечал, что рука у того синеет.

– Не позабыл, а наш язык лучше, – спокойно ответил Ома. Жилистая рука от медвежьего отласовского жима не хрупнула.

– Силён, – одобрительно хмыкнул Отлас.

– Тебя не слабее. Ежели хочешь – поборемся.

– Сдюжишь? – отмахнув нюк, Отлас пригласил юкагира войти.

Кинулись встречь друг другу, как два соболя, норовя одним толчком повалить друг друга. Ома подобрался, зло сощурил глаза, оскалил зубы. Отлас – был спокоен. Борьба для него, как и сабля, свычна с детства. Бросал на лопатки посильнее себя бойцов, то через голову, то подсекая неожиданно под колено или, вскинув на плечи, кружил и клал куда указывали зеваки.

Тут сошёлся с