Летящие строчки. Сборник - Ольга Евгеньевна Бондаренко Страница 13

Вдруг замечаю, что взяла не ту папку. Не те ноты. А значит, спеть хорошо не смогу.

Не раздумывая, бегу – на троллейбус и домой. Отчаянно спешу. Но троллейбус попадает в пробку.

Выхожу на своей остановке – уже не такая нарядная и гордая. Подхожу к дому и обнаруживаю, что потеряла ключи.

Понимаю, что нужно бежать обратно и попытаться спеть. Понятно, что нотами со мной никто не поделится. Но, может, наизусть?..

Решаю пройти к остановке более короткой дорогой. Через стройку.

Огромная стена из деревянных ящиков – раза в четыре выше меня. Бегу вдоль нее. И вдруг навстречу мне выезжает погрузчик.

Не просто выезжает – летит на огромной скорости, целясь своими длинными зубьями прямо в меня.

В ужасе еле-еле успеваю прижаться к этой стене из ящиков.

Погрузчик лихо разворачивается. Я вижу оскалившееся в ухмылке лицо водителя. Очень четко.

Вновь ревет мотор и погрузчик несется прямо на стену, к которой я прижалась. Врезается своими зубьями в ящики справа от меня – чуть выше моей головы. Ящики жалобно трещат, из них вываливаются огромные тюки. Я, по-прежнему прижавшись к стене, старательно уворачиваюсь от летящих тюков.

А погрузчик вновь ревет мотором и несется на стену. На этот раз нацелившись зубьями точно на меня.

Закрываю в ужасе лицо руками. Вот сейчас…сейчас он меня подцепит, как на вилку цепляют сосиску.... Обреченно жду удара и дикой боли…

…и просыпаюсь.

Всего лишь сон. Это был всего лишь сон.

ЧЕГО НЕ ДЕЛАЮТ ХОРОШИЕ ДЕВОЧКИ

Их знают как вежливых, воспитанных и деликатных.

Хорошие Девочки всегда корректны. Они не спорят – ведь по умолчанию собеседник всегда прав. Спорить – признак дурного тона.

Хорошие Девочки просят прощения. Всегда. Как так – не виновата? Ладно, всё равно проси прощения – не виновата здесь, но провинилась в чем-то другом. Споришь? То-то же.

Хорошим Девочкам незачем защищаться от нападений окружающих. Им нельзя злиться, нельзя высказать обидчику то, что они о нем думают.

Да, и Хорошие Девочки не обижаются. Не уходят, хлопнув дверью. Не плачут при всех. Нет, в подушку плакать тоже нельзя. И вообще – слёзы? Фу… как некрасиво!

Хорошие Девочки не кричат во весь голос. Следует говорить тихо, мягко. Как – не услышат? Кому надо, тот услышит. Нельзя обращать на себя лишнее внимание, это неприлично.

Хорошие Девочки не отказываются выполнить чью-то просьбу. Никогда. Что значит – обстоятельства? Важнее всего твой ближний!

Любить себя? Но каждый человек с рождения по умолчанию себя любит. Излишняя любовь к себе – эгоизм, крошка. Забудь о себе, помогай другим до потери сознания – так правильно, так ведут себя Хорошие Девочки.

А еще Хорошие Девочки не бывают в веселых компаниях. Не срываются с места только потому, что им захотелось попутешествовать. Не покупают шаурму в киоске, не пьют ледяную колу с больным горлом. И уж конечно, не борются за личное пространство, не отпихивают наглого соседа в автобусе, не ложатся спать тогда, когда захотелось. Не опаздывают – никогда, слышишь, никогда!

Хорошие Девочки не отпрашиваются с работы только потому, что болит голова. Сильно болит? Выпей таблетку! И вперед! А на выходных после таблетки – генеральную уборку! Ну и что, что болит – ты же не головой моешь пол.

Хорошие Девочки не покупают себе красивые вещи. Это расточительство. Лучше купить что-то другим. Да, можно и дорогое. Для других – всё самое лучшее, это правильно.

Долгое время я старалась быть Хорошей Девочкой.

Изо всех сил старалась.

Ребят, у меня не получилось.

Так что сегодня я посылаю с любовью подальше всех, кто хочет меня видеть Хорошей Девочкой.

Я буду такой, какой мне хочется быть.

КОГДА СВОЕЙ ЧУЖАЯ СТАНЕТ БОЛЬ

Боль бывает разная.

– И вот я объясняю ей, что не могу поехать на эту свадьбу! – мамин голос в трубке становится жестким. – Как я буду смотреть на то, что её сын – возвращается из армии, женится – вот и свадьба… а у моего сына этого никогда не будет, потому что сына уже нет!..

Голос жёсткий. Но за ним слышны слёзы. И огромная боль – боль нашей семьи, которой уже четыре года.

– Мам… – тихонько говорю и тут же замолкаю.

Я хочу сказать ей, что понимаю эту боль. Что и мне больно, когда мимо пробегают пятнадцатилетние мальчишки. Больно, когда встречаю двадцатилетних парней – таким бы мог быть мой брат, если бы не то ДТП…

Но я молчу. Потому что знаю: начну говорить – слёз будет больше. Мы вместе зальем эфир слезами в трубке.

Я не знаю, как себя вести, когда собеседник плачет от боли. Хоть душевной, хоть физической. Или даже не плачет, но я шкурой чувствую его боль.

Когда мне было 14, случилась одна неприятная история. В тот солнечный летний день дома мы с мамой были вдвоем. Нет – втроем, считая пса.

Этот огромный рыжий лохматый полукавказец мне никогда не внушал доверия. Но поскольку я всю жизнь боялась собак, мое мнение не учитывалось. Пан (так звали пса) считался верным сторожем.

Он был свободолюбивым псом. И в то утро в очередной раз отцепился и пошел гулять в огород между грядками. Я быстро сделала вид, что увлечена прополкой. Мама же решила его привязать.

Пан рыкнул предупреждающе, когда мама стала привязывать его на место. А услышав в ответ строгий выговор, рассвирепел. И вцепился маме в руку.

Очень быстро. Вода. Мамин крик. Бегом в дом. Аптечка. Где бинт? Антисептик? Ножницы?

Я никогда никому не делала перевязок. Школьные уроки ОБЖ у нас были лишь формальностью. Но, видимо, не случайно я перечитала почти все бабушкины медицинские книжки.

У мамы на руке – огромная рваная рана. Она сидит на диване и периодически начинает терять сознание от боли. Я должна сделать перевязку, срочно. Больше некому.

Повязку нужно