Игорь Плотник - Книга счастья, Новый русский водевиль Страница 15

Семен расстегнул ширинку, вывалил наружу все свое хозяйство перед объективом телекамеры и скромно улыбнулся. В тот же миг с профессором Комиссаржевским случилась форменная истерика. Такого позора ему не доводилось видеть ни разу в жизни. Шланг Семена болтался где-то в районе колена, напоминая своим видом ливерную колбасу и едва помещался в телевизоре. Профессор смотрел на экран и яростно сжимал кулаки. В нем просыпался зверь.

"Обратите внимание на это чудо природы, -- говорил человек с экрана, водя указкой вокруг Сениных причиндалов. -- Вы представляете, что будет, если эта штука встанет? Зрелище, я вам скажу, незабываемое... Полундра, Сеня, идут... А теперь слушайте особенно внимательно. Мы должны напиваться и трахаться, ведь мы мужчины и женщины! Для этого мы родились, болели скарлатиной, плохо учились в школе и, наконец, выросли... Линяем, Сеня... Я сделал все, что мог, господа... Будьте начеку..."

Нужно ли говорить, что нетрезвым факелоносцем был Иван Фридман.

Комиссаржевские немедленно снарядили экспедицию на квартиру к Фридману, поскольку небезосновательно полагали, что Семена следует искать именно там. Так и случилось. Более того, их обнаружили вместе на одной кровати, где они безмятежно валялись вперемешку с тремя голыми барышнями.

Семена спеленали, принесли под конвоем к профессору в дом и бросили в ледяную ванну. Когда он очухался настолько, чтобы воспринимать звуки человеческой речи и воспроизводить хотя бы некоторые из них, между ним и профессором состоялся крепкий мужской разговор. Профессор в двух словах обрисовал ситуацию. Нажимая, в основном, на совесть и чувство гражданской ответственности, пару раз он, тем не менее, припугнул Семена кастрацией.

-- Да не волнуйтесь вы так, -- ватным языком отвечал ему Семен. -- Я в принципе не отказываюсь жениться. Конечно, ваша дочь не так красива, как мне хотелось бы, но что поделаешь. Беру. Заверните. Сдачи не надо.

-- Красота, вундеркинд вы мой жизнерадостный, это очень субъективно, -по-отечески тепло, но в то же время нравоучительно говорил будущий тесть Семена. -- Когда я впервые увидел на кафедре ассистентку Зинаиду Канцельбоген, меня чуть не стошнило.

-- А потом?

-- А потом я восемнадцать лет платил самые настоящие алименты по исполнительному листу. Вот такие, бля, пироги, голубец вы мой лучезарный.

Семен закрыл глаза и сию минуту уснул прямо на стуле. Во сне он принял запотевшую стопку водки, закусил это дело жирной малосольной селедочкой, прикинул, какая за восемнадцать лет может образоваться стопка денег, и понял, что обратной дороги у него нет.

-- Только, батенька, фамилию давайте поменяем, -- нажимал теряющий всякие остатки терпения профессор.

-- Какую на какую? -- пробудился ото сна Семен.

-- Вашу Печальный -- на нашу Комиссаржевский.

-- Ни хуя мы не поменяем. Вы что, издеваетесь, папаша, меня же никто не поймет.

-- Вы представляете себе Майю с ее-то лицом и такой фамилией? -настаивал на своем профессор, который уже за одного "папашу" готов был расплющить Семена до состояния двухкопеечной монеты. -- Она будет привлекать к себе много внимания.

Торговались долго. В результате утомительных и вялотекущих переговоров, после многочисленных препирательств остановились на среднем варианте. Теперь Майя носит двойную фамилию Комиссаржевская-Печальная и совершенно не привлекает к себе внимания. По-хитрому, правда, записывать эти изменения никуда не стали в надежде на то, что вскорости все недоразумение рассосется само по себе.

Много воды с тех пор утекло, но ничего до сих пор не рассосалось.

Картина седьмая

Жилплощадь Комиссаржевских-Печальных. Московское время 10 часов 45 минут утра (99 ч. 615 м. 075 с.). Все семейство, как видно по горам фантиков, объедков и перепачканной посуды на столе, полу и в раковине, только что завтракало. За столом в разобранном виде сидит Семен. Он пьет чай со сгущенным молоком и круассаном.

Максимовский двумя пальцами взял из тарелки рогалик, откусил и осторожно пожевал.

-- Что это такое?

-- Круассан, -- ответил Семен с набитым ртом.

-- Зачем ты, Сеня, выпендриваешься? Может, ты бутерброды не любишь отечественные, например, с "Пошехонским" сыром или "Докторской" колбасой?

-- Почему, люблю.

-- Так, с этим разобрались, -- не унимается Максимовский. -- Отлично, идем дальше, А почему на тебе надеты девчачьи трусы?

Трусы действительно немного того -- микроскопический лоскуток на жиденьких веревочках частично закрывает гениталии, и кругом -- сплошная волосня. В старину такие трусы назывались "бикини", и носили их только женщины легкого поведения. Правда, надо отдать им должное, волосню и гениталии на показ они не выставляли.

На белом фоне синими нитками на трусах прописью вышито: "СЕМЕН".

-- А что? Сейчас так модно. Я их, кстати, выписал по каталогу.

-- Да ты стиляга, Семен. Забавно, я не знал. Два желтеньких бантика, сумочка для разных мелочей и босоножки здесь были бы очень к месту. А ну снимай эту дрянь немедленно! Майя! Ты там где застряла?!

Примчалась Майя с младшей дочерью на руках. Перепачканная соплями и конфетами девочка сразу потянулась к Максимовскому, но он ее отстранил.

-- Майя, ты, что ли, дала ему свои трусы поносить? -- сурово спросил он.

Майя ловким тренированным движением перекинула дочь на другую руку и освободившейся рукой показала наверх. Там, на бельевой веревке, перетянутой между шкафов, сушатся несколько ползунков и два огромных паруса. При более детальном и внимательном изучении паруса оказались обычными женскими трусами. Или необычными. Кому как больше нравится. Посвятив обсуждению этого животрепещущего вопроса следующие десять минут, мы пришли к заключению, что трусы слишком велики и заслуживают самой жестокой критики.

-- Матерь Божья! Это же уму непостижимо!

-- Максимовский, не заставляй меня краснеть, -- ущипнула его Майя. -Давайте переменим тему, господа. Покушайте лучше блинчиков с мясом.

-- Майя, отстань, у нас тут такие дела завертелись, а ты пристаешь со своими блинами.

Максимовскому позволяется все в этом доме, даже материться в присутствии Майи и ее детей. Мне -- никогда.

-- Ой, мальчики, какие-то вы чудные, -- сказала Майя извиняющимся тоном. -- А я все равно заверну вам на дорогу, вдруг пригодятся.

-- Наверное, пригодятся, если ты в них мышьяка вместо мяса напихаешь. Постой, на какую дорогу? Что я опять пропустил?

Я тоже ни черта не понял. Пятнадцать минут назад, когда мы позвонили Семену, казалось, что вопрос уже решен. Сеня обещал выделить столько средств, сколько будет необходимо. 21 000 $? Пустяки. До обеда? Нет вопросов. Фридман в опасности? Спасем. В лепешку расшибемся, а Фридмана в беде не бросим. Всех шапками закидаем!

-- Где деньги, идиот?

-- Денег нет.

-- ???

Как всегда, по местам все расставила премудрая Майя. Она рассказала подробную и довольно эмоциональную историю о том, как плохо у Семена последнее время шли дела на работе...

-- А Ваню убьют, как вы думаете?

-- Обязательно убьют, -- подтвердил Максимовский.

...Чтобы хоть немного поправить положение, решили избавиться от Сениной кибитки...

"Jaguar XJ-12 6.0, V 12, 99 г. в., нашпигованный всякой всячиной, белый, в салоне дерево, белая кожа, все остальное тоже правильное, ориентировочная стоимость 100 000 $".

-- ...а в милицию нельзя?

-- Нельзя.

-- А почему?

-- По кочану. Потому, что милиция первая его убьет.

-- Батюшки, а за что?

-- За все.

...На автомобиль уже давным-давно положил глаз один клиент -латифундист, рабовладелец и просто хороший старикан из Подмосковья. Дело остается за малым: отвезти ему машину, взять деньги и вернуться обратно. Конечно, желательно целыми и невредимыми, а по возможности даже живыми.

-- Ну и денек. -- Максимовский по-хозяйски налил себе и мне крепкого чаю. -- Да, Семен, с тобой не соскучишься. Кажется, сегодня нас ждет настоящее приключение. Что ж, одевайся, сладкоежка. Майя, дружок, сооруди-ка нам банкетик на две персоны и червячка заморить.

-- Может, не надо?

-- Надо. Для поднятия боевого духа.

-- Мне тоже, -- сказал Семен, но, получив подзатыльник от жены, сразу успокоился.

-- Вам покрепче или как?

-- Нам главное до обеда дотянуть.

Майя уверена, что Максимовский всегда все сделает правильно. На чем основывается эта уверенность, до конца не ясно. Она принесла бутылку клюквенной водки, наполнила до краев два стакана, вытерла подолом свежий огурец, разломила пополам, протянула мне и Максимовскому со словами:

-- Мальчики, приглядывайте там за этим долбоебом.

Нет. Майя сказала не так. Она сказала "лоботрясом".

-- Не беспокойся, -- ответил Максимовский.

-- В натуре, -- добавил я. -- За базаром следи!

Пока мы с Максимовским хрустели огурцом и допивали клюкву, Майя большими небрежными штрихами нарисовала приблизительный портрет нашего контрагента.

МАХНО

Нестор Захарович Костромской -- закадычный приятель профессора Комиссаржевского. Их знакомство приключилось на Нижнетагильской каторжной пересылке в семьдесят четвертом году, куда профессор, тогда еще молодой отважный аспирант, совершенно неожиданно угодил за нарушение валютного законодательства. На полном пансионе у государства Нестор Костромской, наоборот, оказался за изготовление и сбыт крепких спиртных напитков домашней выработки.