История села Мотовилово. Тетрадь 10 (1927 г.) - Иван Васильевич Шмелев Страница 15

Однажды между ними: Семионом и Марфой произошел забавный случай. Семион, как и всегда почти не вынимая изо рта трубку, всегда дымил ею. И случилось же такое, что трубка у него в зубах подымила, подымила и угасла. Семиону вздумалось закурить, но он запамятав о том, что трубка у него в зубах начал искать ее. Обшарив карманы штанов, сунулся туда-сюда и трубку не обнаружив. Стал донимать Марфу не видела ли она где его трубку. Марфа же заметив, что трубка-то у него в зубах, решила подшутить над Семионом. Она потешаясь над ним, начала с ехидством разыгрывать старика:

– Ты разве не знаешь, что я из твоей-то трубки сейчас, только курила! – эта издевательская старухина речь, не на шутку начинала раздражать Семиона.

– А ты скажи прямо, без подковырок, видела мою трубку, или нет?

– Как же, видела! На ней волки в лес поехали! – нахально издеваясь проговорила Марфа.

– А ты пощупай в зубах-то! Не твоя ли трубка, торчит у тебя во рту-то! – наконец прекратила растерянность в поисках деда. Под старость, он стал каким-то растерянным и крепким на уши. Да и она под старость-то, согнувшись коромыслом, ослабла глазами, не могла нитку в иглу вздеть. Марфа, с детства природой обижена, еще будучи ребенком она лишилась матери. С детства познала нужду и бедность. Росла сиротой. Мать ее, Лукерья семерых нfродила, а будучи ею, Марфой, беременной, с большим трудом разроживалась.

Сначала ее через хомут протащили, но это не помогло. Потом повитуха стала со всей силой приросшее место драть, – выдрала, а роженица через сутки, как говорится, лапти вздернула. А в этом все цыганка виновата, это она Марфину мать заколдовала, сказав ей: «Чтоб тебе не разродиться!» – за то, что Марфина мать Секлетея, в бытность свою, отказала, не подала милостыню цыганке, которая просила у нее подать что-нибудь из одеянья. Да и Семион, под старость лет стал не лучше своей Марфы, после того, как он побывал на помоче, у него частенько стало прибаливать брюхо. Часто получался то запор, то неудержимый понос, так что он едва успевал застегивать штаны: то выбегая на двор, то вбегая обратно в избу.

Ванька на пашне. Один в поле

В этот день, отец разбудил Ваньку рано, солнышко едва показалось из-за крыш изб.

– Поезжай, в поле за большую дорогу. Спаши те два загона под пар, которые я тебе третьёво дни указал. Тебе уж одиннадцатый год попер так, что смыслишь. Поезжай и спашешь, я лошадь-то уже запряг, – сквозь дремотный сон наговаривал отец в уши Ваньки.

– Чего с него еще взять-то! Он ведь еще совсем ребенок! – плаксиво заступилась за Ваньку мать. Эти слова всполыхнули Ваньку, он оторвавшись от подушки и вылезши из-под теплого одеяла стал обуваться, в лапти. Развяленный сном, он позевывая лениво расхаживался по избе, по-стариковски шаркая ногами. Отец, раздраженный тем, что мать защитительно вступилась Ваньку, с большей строгостью, напутственно наговаривал Ваньке:

– Второй-то наш загон вклинился в болото Ендовин, место приметное, ты его сразу найдешь, а первый-то я тебе показывал: он концом-то в коровье болото уперся, так что его найти можно с завязанными глазами. А начинай пахать-то с того который у коровьего болота, а там и к Ендовину переедешь! – назидательно наказывал отец Ваньке. – А чтоб с сонливостью-то расстаться, поди умойся из лошадиной колоды и сон как рукой с тебя сымет! В общем поезжай и паши!

Мать, старательно и сердобольно укладывала в кошель на обед в поле Ваньке. Она положила пирогов, кусок вареного мяса и две бутылки молока. Не торопясь ехал Ванька в поле. Пока он ехал до коровьего болота, вдоволь наслушался жаворонечьего пения. Поднимающееся ввысь солнышко ласково пригревал его кудрявую голову, ветерок поигрывал прядями колечками завитыми его волос. Серый, чуя что на телеге сидит не сам старшой хозяин, а молодой невзыскательный хозяин Ванька, с ленцой шагал по проторенной лошадиными копытами тропинке дороги. День обещал быть жарким: на небе ни одного облачка. Солнце с утра пригревало землю упорно выжимая из нее влагу. Видит Ванька, как на пригорке, около взгорья у большой дороги, игриво колышется, волнисто-струистое марево. Вот и Коровье болото, до деревни Михайловки рукой подать, издали видно, как по улице ее, дурашливо бегают телята, слышно, как там поют петухи. Перво-наперво, Ванька сунулся искать загон. Он сразу же отыскал его, глазами заметя свою знакомую и родную мету, по форме похожую на санной полоз. Выпрягши Серого из телеги, и запрягши его в постромки, он снял плуг с телеги и зацепил его за валек постромок. По примеру отца, перед началом пашни, Ванька троекратно осенил грудь свою крестным знаменьем и пустился в пашню. Он то и дело, строго и властно покрикивал на Серого: «Ближе! Ближе, тебе говорят! Вылезь! Вылезь! У дьявол!» – досадливо орал Ванька на Серого, когда тот нечаянно вступал в борозду. Черно-воронные грачи, перелетая с места на место следовали за Ванькой, они важно расшагивая по борозде, хлопотливо отыскивали червей, набивая ими свои запасники – зобы, предварительно очистив их от прилипшей земли пропуская червей сквозь пальцы ног. На передышку, Ванька пустил лошадь на затравнившийся зеленый рубежок попастись, а сам с мыслью в голове: «Не пора ли на кашель поглядеть!» присев около телеги принялся за завтрак. Очистив от скорлупы яйцо, он целиком засунул его в рот: у него поперхнуло, он закашлялся, чуть не подавился, попавшими кусочками яйца не в то горло. Выпив молока из горлышка бутылки, тщательно разжевав Ванька оправился от кашля, вытерев слезы с глаз, которые навязчиво заслоняли зрение. После плотного завтрака, Ванька снова принялся за дело, а дело шло у него хорошо, Серый бойко шагал легко таща за собой отлаженный плуг. «Какой, вокруг, простор – глазами не окинешь! Какая даль – глазами не достанешь!» – размышлял про себя Ванька, оглядывая поле, по которому где-нигде, пахали мужики свои загоны, размеренно шагая за плугом. Иногда вдалеке, выволоченный из земли плуг, отполированным до зеркальности, отвалом, отбрасывал отблеск солнечного луча, который ослепляюще попадал в глаза.

К обеденной поре, Ванька кое-как, одолел первый загон: жара, зной, слепни, стали гнетуще действовать, на приуставшего уже Ваньку. Закончив пашню первого загона он решил тут же переезжать на второй загон к Ендовину: там пруд с водой, где можно искупаться, да и ближе к дому.