ПГТ - Вадим Сериков Страница 16

За это я и люблю свою профессию. Даже когда работаю бесплатно. В смысле, за зарплату.

Вот такая у нас работа – сложная, но тяжелая. Главное – мало кто оценить может. Да не жалуюсь я, просто плачусь.

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Онегин, я была моложе

Как говаривал мой школьный приятель: "хочешь, не хочешь, а тут как хочешь". Так сказал себе и я, потому что настало время приниматься за практическую работу. Не все же в полулюксах загорать и прожигать жизнь на средства работодателя.

Одевшись поприличнее и надежно, как мне казалось, закамуфлировав французским парфюмом остатки перегара, я двинулся в сторону местного храма истории – Государственного архива Белгородской области.

Конечно, ни по давности создания, ни по количеству документов Белгородский архив даже и приблизиться не мог к моему родному РГИА, но, тем не менее, учреждение было довольно серьезным. Шестьсот тысяч единиц хранения. Ну, да, знаю, не пещера Аладдина. Чистенько, но бедненько. Ну, так я и не пытаюсь найти тут тайную переписку Бенкендорфа. Меня интересуют местные сюжеты. А для их распутки региональные архивы незаменимы.

Из моего бодрого тона может сложиться впечатление, что шел я абсолютно наобум, рассчитывая исключительно на силу мужского обаяния и талант авантюриста. Как оно было бы, скажем, в кино?

Захожу я, значит, этаким бандеросом в сию провинциальную богадельню. Горящим взором обвожу склонившихся к столам архивных див. Величественно игнорирую пару случившихся от одного моего вида обмороков. Выбираю из дам одну, наиболее перспективную.

Подхожу к ней, выпятив грудь, несколько бочком, локти слегка назад. Звучит испанская гитара и кастаньеты. Склоняюсь к диве близко-близко, на расстояние дыхания. Прожигаю ее пламенным взором насквозь, так, что взгляд мой заканчивается где-то в районе ее затылка. Она вжимает голову в плечи, но из-под шкурки серой мышки вдруг с безудержной страстью блистают на меня черно-карие глаза Кармен.

"Асталависта, бейби, – говорю я голосом, охрипшим от ночных серенад и пыли мадридских улиц, – а дайте-ка мне папку за нумером три тысячи сто двадцать девять". Откуда я знаю, какая папка мне нужна? О, я знаю все. Я прозреваю и прошлое, и будущее, и мысли, и сердца, и смыслы бытия.

Дама медленно встает из-за стола. Уныло-серая шаль змеей сползает с плеч ее, открывая иссиня-черное платье с кровавым подбоем (это вроде где-то уже было? Про "подбой"? Ну, пусть и тут побудет). Звук гитары нарастает. Вторая гитара, сестра первой, сначала робко, потом все смелее и смелее вплетается в страстный наигрыш, слившись, в конце концов, с ним воедино.

Остальные архивные работницы, встав со своих мест и чуть приподняв руки к голове, отбивают ладонями захвативший всех ритм фламенко.

Мышь, ставшая гордой орлицей, сердцем устремляясь ко мне, а телом – к полкам, приносит предмет моего вожделения – папку за нумером три тысячи сто двадцать девять. Как можно передвигаться в ритме фламенко с папкой в руках, я еще не придумал, но тем занимательнее. Интересно, как настоящая Кармен выкрутилась бы?

На несколько мгновений прижимаю ее талию к своей, мы замираем, но… Долг влечет меня, и, резко отвернувшись, я погружаюсь в сладостное созерцание документов. За моей спиной раздается шорох платья и звук негромкого падения о старый рассохшийся паркет. Не оборачиваюсь, но, по прошелестевшему по залу робкому шепоту "убита… сражена…", понимаю, что случилось. Но это уже не важно, потому что в руках моих трофей, в котором есть все. В папке под номером три тысячи сто двадцать девять хранятся все тайны мира. Что там говорить о жалкой загадке происхождения олигарха Чувичкина! Об этом, за незначительностью, сообщается в примечаниях. А на первой странице кратко, но ясно решается вопрос первичности курицы и яйца.

Не оборачиваясь, покидаю ставшее роковым место. Миссия моя завершена. Я победил. Возвращаюсь домой по пустынным переулкам вечерней Севильи, по дороге заколов верной шпагой пятнадцать-семнадцать гвардейцев кардинала (это, вроде, не отсюда?).

Да. Можно было бы вести себя и так. Да, так я могу, и это красиво. Но есть и некоторые риски. В частности, я был не до конца уверен в комфортабельности местных психиатрических больниц, куда меня почти наверняка отправили бы для продолжения зажигательного перформанса.

Поэтому я пошел путем скучным и не романтическим.

***

Еще будучи в Питере, сразу перед отъездом, я по своим каналам узнал, к кому в Белгородском архиве стоит обратиться. К директору Воскресному И.П. идти было бесполезно: долго это, да и не его масштаба вопрос. Из пушки по воробьям.

А вот "Отдел использования архивных документов" и его руководительница Татьяна Михайловна Ларина – это то, что нам нужно. Во-первых, литературные имя-фамилия впечатляли. "Но я другому отдана и буду век ему верна". Во-вторых, мы примерно в одном весе. Она – руководитель отдела, я – зам, но, учитывая разные масштабы наших заведений, я-то, глядишь, и потяжелее буду. Столичная штучка, как никак. Можно эдак и на скромности поиграть. Мол, да, оттуда, с культурной столицы. "Поребрик", "парадная", Мариинский театр. Но не кичусь, не кичусь. Да, можете со мной запросто. Да, с академиком Лихачевым приходилось встречаться, масштабный человек. Даниил Гранин, ну, как же, практически соседи. Владимир Владимирович… Нет, вот этого не надо. Тут главное не переборщить. А то только все дело испортишь.

Для надежности я подписал у Зои Павловны Жуковской вверительную грамоту. Одна страничка: мол, предъявитель сего такой-то и такой-то, просьба оказать всяческое содействие. Начальник отдела и прочая-прочая. Печать и подпись.

Понятно, что подобная бумажка не обладает никакой юридической силой. Зато она обладает силой, скажем так, психологической. Вот сидите вы у себя на работе, пасьянсы раскладываете, вдруг приходит какой-то хрен с горы, в смысле, человек с улицы, и говорит: сделайте мне хорошо. А на каком основании, друг ситный? И тебе остается что-то мямлить про коллег, про чувство корпоративной солидарности и, в конце концов, совать потной ладошкой купюры. Тьфу, ненавижу. Я же не делаю ничего предосудительного: не пытаюсь получить секретную информацию или склонить человека к государственной измене. Архивы наши открыты: приходи, читай. Мне всего лишь нужно чуть ускорить процесс.

А с бумажкой ты сразу человек. К тебе, конечно, сначала с осторожкой отнесутся, но это нормально. Никто лишнюю работу не любит. Но у тебя появится возможность спокойно изложить суть