Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 163

Маша Корикова, учительница.

Матвей, охотник.

Ефим (Шаман), брат его старший.

Григорий Салиндер, пастух.

Анфиса, его жена.

Пётр Рочев (Зырян), бригадир.

Матвей в старости.

Ефим в старости.

Катерина.

Муж.

Ядне.

Жители стойбища.

Тридцатые годы, Север Западной Сибири – в воспоминаниях двух пожилых братьев.

ПРОЛОГ

У костра два старика. Один маленький, шустрый, на шапке – бубенчики. Другой крупный, медлительный, грустный. Оба по очереди курят одну трубку. Молчат...

Задумчиво молчат и себя пережившие горы. Они всё на свете видели. И боль, и радость отражались в них эхом. А горы молчали. И старились. Иногда, точно скупые слёзы, роняли они вниз камни. Камни, случалось, падали на чьи-то головы. А горы молча скорбели о тех, кого придавили обвалом. Но, может, и ни о ком... просто так скорбели... философически.

Гаснет костёр, погасла трубка. Крупный старик, Матвей, медленно, со всхлипом «раскачивает» её.

Матвей. Не горит... погасла.

Маленький старик зажигает спичку, даёт прикурить. Спасибо, Ефим.

Ефим (наблюдая за догорающей спичкой). Красивая была спичка, белая, с золотой головкой. Головка росла, росла и лопнула. Почернела спичка.

Матвей. И мы почернеем, когда погаснет наш костёр. Не пора ли копать могилу?

Ефим. Лучше остаться наверху. По обычаю наших предков. Зачем прятаться в землю? Лягу, когда позовёт смерть, вытяну руки и, мёртвый, буду смотреть на звёзды, на зимние сполохи.

Матвей. Человек должен лежать под землей, растить деревья и травы. Он и мёртвый должен трудиться, чтобы отблагодарить землю, родителей за дарованную ему жизнь.

Ефим. Мне не за что благодарить своих родителей. Они сотворили меня без моего согласия. Дай трубку. Теперь мой черёд.

Матвей. Тебя мать родила. И когда ты был в её чреве, ты просился на волю. Девять месяцев стучал головой, руками, ногами.

Ефим (энергично затряс головой). Не девять, Матвейка, шестьдесят лет. У человека нет воли, не-ет! Живёт он и до последнего часа болтает о воле, так и не изведав её. Вот ты волен?

Матвей. Я?! (Подумав.) Да, я волен.

Ефим. Врё-ёшь, не волен! Потому что убить меня хочешь. И помереть со мной рядом. Но, и оставшись жить, ты не освободишься от меня, мёртвого. Я – тынзян на твоей шее.

Матвей. Ты волк, попавший в капкан. Ты всегда был волком.

Ефим(не без гордости). Был. И остался. Такая жизнь. Ну, копай мне последнее жилище. Земля стылая – долго провозишься.

Матвей. Начну, когда догорит костёр. Под ним и начну. Ты мне поможешь.

Ефим (покачав головой). Помог бы. Но я никогда не работал.

Матвей. И там тоже?

Ефим. И там. Там были люди, которые всё делали за меня. Я был паханом. Знаешь, что это такое?

Матвей. По-лагерному, наверно, шаман. Раз нигде не работал.

Ефим. Ты угадал. Это почти одно и то же. (Передав трубку.) Кури.

Матвей. Тебе не страшно умирать, Ефим?

Ефим (бесшабашно смеётся). Если мне не было страшно жить, то почему же я должен бояться смерти?

Матвей. Ая боюсь.

Ефим. Боишься – живи.

Матвей. Я дал себе слово. Я дал слово, когда отыщу тебя, – убью. И сам умру тоже.

Ефим (сочувствуя ему). Как мало тебе нужно! Двадцать или даже больше лет жить одной мыслью! Да погоди! Ты счёту-то хоть научился?

Матвей. Меня учила считать Маша. Это было в тридцать третьем.

Ефим(кивает): Однако так.

Матвей. Охотился – считал убитых зверей. Воевал – считал убитых врагов. Я умею считать.

Ефим. Столько лет прошло – подумать! А ты так и не поумнел. Жил маленькой местью за одну маленькую никому не нужную жизнь.

Матвей. Эта