Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 165

Звуки бубна.

Маша. Здравствуйте.

Анфиса (неприязненно покосившись на неё). Э...

Маша. Вы не говорите по-русски?

Анфиса. Каким ветром тебя занесло? (Говорит она замедленно, сипло.)

Маша. Учительница я. Ваших детей грамоте учить буду. (Вслушиваясь.) Там кто-то болен или рожает?

Анфиса. Шаман там. Камлает. (Махнув рукой.) Э, ты не знаешь.

Маша. Камлает? Как интересно! (Намеревается идти к чуму шамана.)

Анфиса. Не ходи. Это нельзя.

Маша. Ну вот ещё! Я в церкви была когда-то... из любопытства, конечно. Вообще-то я атеистка. Неверующая, проще говоря. Понимаете?

Анфиса. Ты слепая, однако, э?

Маша. Но почему же? В стрелковой секции занималась. Даже значок имею.

Анфиса. Чум видишь?

Маша. Разумеется, вижу.

Анфиса. Гришку моего под деревом видишь? Пьяный спит.

Маша. Какое безобразие! Вижу и его. Бессовестный! Он спит, а вы дрова колете.

Анфиса. Нет, должно быть, не совсем слепая. Ну так смотри: вот бог. (Показывает на замурзанного идола.) Гришка проснётся сейчас – бить его станет. А потом и меня.

Маша. Бога-то – пусть, его всё равно нет. А вас за что?

Анфиса. Раз бьёт, значит, есть бог. Бог есть, рыбы нету. Ушла из котцов рыба.

В чуме закричал ребёнок. Спящий зашевелился, поднял голову. Взяв обломок хорея – палки, которой подгоняют оленей, – принялся дубасить и без того жалкого идола.

Маша. Что это он?

Анфиса. Сказала же: бога бьёт... за то, что рыба ушла.

Маша (услыхав вой Шамана). А тот?

Анфиса. Тот пытает: почему рыба ушла. Однако и мне пора. Бог устал. Дрова умеешь колоть?

Маша. Я в городе жила. У нас паровое отопление.

Анфиса. Учись, если ты... женщина. (Отдаёт Маше топор, подходит к мужу, становится перед ним на колени. Тот бьёт её раз и другой.)

Маша (ошеломлённо молчит, потом бросается на выручку). Нет! Не сметь! Вы что, рехнулись? Не сметь! В сельсовет пожалуюсь!

Григорий(продолжая истязать жену). Сельсовет далеко. Два дня на оленях ехать. Я сам себе... сам сельсовет!

Анфиса безропотно сносит его побои.

Маша (пытается оторвать его от жены, но от сильного толчка отлетает в сторону). Не трогай! Слышишь? Лучше не трогай! (Замахивается топором.) Уйди, паразит, раскрою череп!

Григорий (удивлённо, но с некоторым уважением). Смелая девка! Лихая девка! Мне бы в жёны такую!

Маша. Ты и своей недостоин.

Григорий. Своя старая, двадцать пять зим прожила. Мне молодая нужна, как ты. Смелая, как ты. Давай выходи замуж. На охоту вместе ходить будем, винка пить будем. (Великодушно протягивает ей недопитую бутылку.) Н-на, пей!

Маша. Сам отравляйся! (Выбивает бутылку.)

Анфиса. Бить-то ещё не будешь? Если не будешь – пойду сына кормить.

Григорий (жестом отпуская её). Сейчас некогда. Завтра побью. А может, вовсе убью. (Спрашивает у Маши). Убить? Надоела.

Маша. Вот зверь! Вот дикарь! Только тронь её! Только тронь!

Анфиса. Убей. И Костю убей. А то кормить его надо.

Маша. Не бойся, спьяна говорит. Как можно убивать человека? Тем более жену. Тебя спрашиваю, палач: как жену убивать можно?

Григорий. Оленя убиваю – почему жену не могу? Олень добрый, красивый. Олень везёт меня, одевает, кормит, себя кормит. А я его убиваю. Жена не везёт и не кормит. Я её кормлю. Только расходы! О-олень! Он как цветок весенний, как солнышко! Он верен, как смерть. Я маленький был, грудной был совсем, чуть больше ружейного приклада. Мать на груди меня держала... сама от голода мёртвая была. Олени привезли меня за четыре пробега... живого привезли... мать мёртвую. Привезли и – пали. А я жив. Вот они какие, олени! (Плачет.) О-о-о!

Вой в дальнем чуме прекращается. Оттуда выходит маленький юркий человек, это шаман.

Старики у костра наблюдают происходящее 20 лет назад.

Ефим. О, я ловок тогда был! Я был умён и быстр, как горностай! Кто мог сравниться со мною в быстроте и гибкости ума? А слова были медленны, как падающий снег. Ум мой успевал шкуру