Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 170

Анфиса. Ах, а я разве не твоя волчица? Позови! Сил больше нет терпеть. (Распахивает кофту. Грудь в кровоподтёках.) Зверь он совсем. Лютый зверь! Каждый день меня лупит, каждый день. Матвейка!

Матвей. Ладно. Поговорю с братом. Может, выделит отдельный чум. Там кто? (Указал на школу.)

Анфиса. Девка чужая. Из города приплыла. Где так долго был?

Матвей. Лечился. Ногу сломал – отвезли в Лурьян... к русскому доктору. В Лурьяне хорошо. Там колхоз. Знаешь?

Анфиса. Колхоз – у! Ефим говорит, колхоз – шибко худо. Всё забирает у людей: детей, жён, оленей, рыбу...

Матвей. Тебе-то чего бояться? У тебя оленей нет.

Матвей. Нет оленей. Гришка горюет. Всё стадо пало. Потому и бьёт меня часто. И пьёт без просыпу.

Матвей (вслушиваясь). Эх, будто ручеёк со скалы падает! Красиво!

Анфис (злобно, начиная ревновать). Шаманка!

Матвей. Ты не понимаешь, Анфиса. Это музыкой называется. Я в Лурьяне слыхал. Музыка!

Анфиса. Му-зы-ка... (Смеётся.)

Голос Маши. А музыка, точно алая бабочка, трепещет волшебными крылышками. Песня, словно луч солнечный, проникает в сумрачные души, пробуждая в них свет, вызывая радость... Думал ли Григ, что его будет слушать зачарованные звуками ненцы? Думали ли ненцы тогда, что через несколько лет музыка Грига в тайге и в тундре станет привычной?..

Такие вот Маши, сами лёгкие, беззащитные, как бабочки, бесстрашно прошли через тысячи рек и озёр, через вражду и оговор, принесли чистую душу свою людям...

Вот ненцы помаленьку собираются, шажок за шажком подходят к своим чумам. Бедные, запуганные, оглуплённые существа! Не духи, а великие души говорят с вами! Они повествуют вам о любви, о красоте мира, о бескрайности родины, которая много больше, чем ваш крохотный посёлок.

На крыльцо вышла Маша. В глаза ей ударило весёлое солнце. Маша заливисто, радостно засмеялась, закинула косу на спину.

Матвей. Она похожа на белочку.

Анфиса. Колдунья! Учи-тел-ка!

Появился Григорий.

Григорий (совсем уже осмелев). Я беру её в жёны. Так решено.

Матвей без робости подходит к крыльцу, на котором стоит улыбающаяся девушка, и сам улыбается. Улыбка его восторженна. Анфиса ревниво смотрит на него.

Анфиса (о муже и о Матвее). Вы как два сохатых во время гона.

Григорий. А тебя я убью. Или – Матвейке отдам. Зачем ты мне старая-то? Тебе уже двадцать пять зим. И ты рожаешь мёртвых детей.

Матвей вскакивает на крыльцо.

Маша. Пыдар тямдэ... хибяри нгаворота... (Улыбается, довольна тем, что хоть как-то может общаться с незнакомым человеком.)

Матвей (оторопев). Ругаешься как... нехорошо! (Укоризненно покачал головой.)

Маша. Ругаюсь? Неправда! Я сказала, что ты сильный, как лось. И, судя по глазам, наверно, добрый.

Матвей(угрюмо). Ты сказала, что я лягушка. И людоед. Я не лягушка и не людоед. Я Матвей, охотник.

Маша(увидав ухмыляющегося шамана). Зачем ты врал мне, Ефим? Зачем учил меня не тому?

Шаман достал из сумки какой-то гриб, похоже, мухомор, проглотил его и, ударив в бубен, закружился, завыл, выговаривая несвязные, нечленораздельные слова.

Матвей. Так это он тебя учил? (Смеётся.) Он научит.

Маша(Шаману). Как тебе не стыдно, Ефим?

Матвей. Он не слышит. Он перед камланием мухоморов наглотался и ошалел. (Решительно.) Я буду звать тебя белочкой.

Маша (строго, «учителъно»). Меня зовут Мария Васильевна Корикова.

Матвей. Мария Васильевна. Белочка.

Маша. Пойдём, Матвей. Ты мне поможешь. Столько времени зря потратила с этим прохвостом! (Указывает на беснующегося шамана). Он учил меня совсем не тем словам. Как по-вашему охотник?

Матвей. Ханёна. Нанём пэртя.

Маша. А лось? А добрый?

Матвей. Хабарта. Сава, Марья Васильевна, белочка.

Шаман, сорвав один из бубенцов, камлает.

Ты играла красивую музыку.

Маша. Правда? И ты её не боялся?

Матвей. Музыки разве боятся? Музыку слушают.