Конвой - Станислав Васильевич Вторушин Страница 2

Иван Спиридонович отвернулся от окна и тяжело вздохнул. И в это время услышал, как в сенях кто-то шаркнул, затем в дверь постучали. Ответить он не успел. На пороге появился Николай Михеевич Долгопятов, его давний приятель с соседней улицы. Долгопятов был грузным человеком с круглыми плечами и переваливающимся через ремень животом. Может быть, именно поэтому он поражал своей подвижностью. Он не шагал, а подпрыгивал, словно мячик. Иван Спиридонович никогда не мог угнаться за ним. Закрыв за собой дверь, Долгопятов переступил с ноги на ногу и, опустив голову, глухо произнес:

— Прими мои соболезнования, — подошел к Ивану Спиридоновичу, стиснул его за плечи мягкими сильными ладонями и добавил: — Крепись, Иван. Теперь уж ничего не поделаешь, а жить еще надо...

Иван Спиридонович не удивился тому, что Долгопятов так быстро узнал о смерти Вари. Рудногорск — городок маленький, любая новость здесь распространяется тут же. Не сейчас, так через час она становится достоянием всех.

Долгопятов сел за стол напротив Ивана Спиридоновича, поднял на него глаза. Несколько мгновений молчал, потом спросил, отведя взгляд в сторону:

— Когда хоронить-то будешь?

Иван Спиридонович даже вздрогнул от неожиданного вопроса. О похоронах он не думал. Сама мысль об этом пряталась где-то в подсознании, словно специально до времени не хотела бередить больную душу. Он еще не до конца осознал, что Вари больше нет и в дом она никогда не вернется. Острая боль резанула сердце, он не знал, что ответить.

Зазвонил телефон.

— Я возьму, — сказал Долгопятов, поднимаясь из-за стола. Прошел в комнату, снял телефонную трубку и тут же вернулся на кухню, сказал: — Из школы звонили. Сейчас придут к тебе.

Минут через десять в дом вошли Михаил Кондратьевич Хомутов и Леночка Былинкина. Хомутов был суховатым, рассудительным человеком, как и подобает учителю физики. Серебристые виски и редкие сединки в бровях делали серьезным его, казавшееся еще молодым, лицо. Иван Спиридонович был уже давно на пенсии, а Хомутову предстояло до нее служить еще два года.

Леночка Былинкина преподавала биологию. В школу она пришла три года назад, сразу после института. И очень жалела об этом.

— Представляете, если бы я получила диплом не тогда, а сейчас, — мечтательно говорила Леночка. — В нем бы значился не какой-то занюханный институт, а педагогический университет.

Однажды она произнесла это при Иване Спиридоновиче, на что он заметил:

— От перемены названий знаний в твоей голове все равно бы не прибавилось.

Он никак не мог понять, почему вдруг все институты враз переименовали в университеты. Количество профессоров там не увеличилось, академиков среди преподавателей как не было, так и нет. Но Леночка не отреагировала на его замечание. Все пожилые люди казались ей ретроградами, а Иван Спиридонович даже среди них выглядел реликтом.

Сейчас у Леночки были испуганные глаза, стоя рядом с Хомутовым, она все время переступала с ноги на ногу.

— Проходите в комнату. Чего остановились у порога? — сказал Иван Спиридонович, поднимаясь из-за стола.

Он усадил их на диван, сам вместе с Долгопятовым сел за стол.

— Екатерина Ивановна еще не знает об этом, — сказал Хомутов, усаживаясь в угол дивана. — Она в районо. А мы с Леной как услышали, сразу решили пойти к тебе... — Хомутов чуть склонил голову и положил руки на колени. — Ты не суетись. Школа хоть и бедная, но похоронить человека сумеет. Екатерину Ивановну пошлем к главе администрации, чтобы выпросила место на старом кладбище. Ты же все-таки заслуженный человек. Чуть ли не последний живой участник Великой Отечественной войны в нашем городе.

Хомутов выпрямился и посмотрел на Леночку, словно спрашивал ее одобрения своим словам. Та промолчала, но все расценили ее молчание за согласие.

— Столяр-то у вас на месте? — спросил Долгопятов, повернувшись к Хомутову.

— Только что видела его, — сказала Леночка. — Причем совершенно трезвого.

Иван Спиридонович понял, что они ведут речь о гробе. И как бы подтверждая догадку, Долгопятов спросил, уставившись на него:

— У Вари какой рост был? Ты же должен знать.

Иван Спиридонович пожал плечами. В молодости Варя была ростом сто шестьдесят пять сантиметров. С тех пор ни разу не измерялась. К старости люди становятся меньше. Он окинул взглядом Леночку и заметил:

— Пожалуй, с нее. У тебя сколько?

— Сто шестьдесят восемь, — ответила Леночка, явно смутившись неожиданным вопросом.

— Надо идти в школу, — сказал Долгопятов, поднимаясь со стула. — Если столяр напьется, гроб нам сегодня не сделать.

— Не суетись, — сказал Иван Спиридонович. Ему вдруг стало не по себе оттого, что Варю собираются хоронить чужие люди. — Гроб надо сделать не какой попало, а...

Договорить он не смог. Горло перехватили спазмы, он опустил голову и переступил порог. За ним направились остальные.

Во дворе лежали с десяток тесин, заготовленных для ремонта крыши. Иван Спиридонович стал перекладывать их, выбирая самые сухие и ровные.

— Машину бы надо, — сказал он, повернувшись к Долгопятову. — Я схожу к Генке Савельеву, он вроде недавно домой проехал.

— Мы с Кондратьичем и без Савельева обойдемся, — ответил Долгопятов. — Тут и взять-то надо по две тесины. До школы недалеко, а у тебя и без того забот хватит.

Иван Спиридонович подал им доски, подождал, пока выйдут на улицу, и направился в дом. Надо было решать, как сообщить о беде дочери.

Две недели назад Маша в своем далеком Смоленске попала под машину. Пьяный шофер на иномарке решил обогнать неторопливо пыхтящий по улице грузовик. Слева сделать это было невозможно, и он попытался обойти его по тротуару. На ту беду там оказалась Маша. Машина зацепила ее бампером. У Маши оказался сломанным тазобедренный сустав и кость лодыжки. Она до сих пор лежала в больнице.

Муж Маши был офицером, служил в танковой части. И хотя он остался дома один с тремя ребятишками, может быть, и приехал бы на похороны, если бы не было так далеко. От Смоленска до Рудногорска четыре тысячи километров, да еще две пересадки: в Москве и областном центре. К похоронам ему не успеть. Иван Спиридонович, взявший было ручку, чтобы составить текст телеграммы, понял это и положил ее на место. Решил, что телеграмму надо будет послать после похорон. Ее текст сложился сам собой: «Мать похоронил вчера. Поправишься, поставим памятник». Ивану