Автопортрет. Самоубийство - Эдуар Леве Страница 20

У меня было четыре мотоцикла: Kawasaki Zephyr 750, Yamaha SR 125, Honda CB500 и Kawasaki ER500. Я не пишу повестей. Я не пишу романов. Я не пишу рассказов. Я не пишу театральных пьес. Я не пишу стихотворений. Я не пишу детективов. Я не пишу научной фантастики. Я пишу фрагменты. Я не пересказываю истории, которые читал, или фильмы, которые видел, я описываю свои впечатления, выношу суждения. Бесполезно просить меня рассказать о каком-либо злободневном факте, даже произошедшем всего несколько недель назад. Я не знаю на память имена министров. То немногое, что я знаю относительно общей сельскохозяйственной политики, я вынес из подготовительного класса. Я посещаю множество зданий, не обладая никакими техническими познаниями в архитектуре, меня восхищает, что кто-то может возвести свод или потолок на высоте в двадцать метров, сконструировать туннель или небоскреб, я не стремлюсь узнать об этом больше из опасения, что очарование рассеется. Я ничего не знаю о механизме автомобиля, но не восхищаюсь тем, что машина едет. Мне бы хотелось свыкнуться с идеей очищенной от страсти любви. Спорт по телевизору наводит на меня тоску. Концерты по телевизору наводят на меня тоску. Я нахожу, что концертанты плохо одеты и плохо причесаны. Я не хожу на концерты. Меня постоянно посещает один и тот же кошмар: в квартире, где прожил уже несколько лет, я вдруг обнаруживаю в комнате, в которой редко бываю, ведущую наружу дыру в стене, все это время всякий, кому не лень, мог без моего ведома проникнуть ко мне, возможно, так и бывало. Я предпочитаю лампы с абажуром галогенным лампам. Пила как музыкальный инструмент угнетает меня сильнее, чем аккордеон, но не так сильно, как клоуны. Традиционный цирк отвратителен мне в большей степени, чем фигурное катание. Я готов насмехаться над синхронным плаванием, но не над фигурным катанием. В керлинге люди со щетками вызывают у меня смех. Я испытываю жалость к комедиантам, низведенным до трубадуров звука и света, особенно если они принимают свое ремесло всерьез. Я присутствовал на соревновании по воздушной гитаре. В пародистах мне видятся реакционеры. Я вообще предпочитаю плохих подражателей, которые полагают, что подражают знаменитостям, хотя на самом деле подражают другим подражателям. На заброшенных заводах и среди покинутых амбаров и риг я испытываю чувства эстетические (определяемая функциональностью красота), ностальгические (производственные места, которые ничего более не производят), эротические (воспоминания о детских играх), благодатной пустоты, покоя, которые трепетным образом сочетаются с ощущением смерти, страха (идеальное место для преступления) и запрета (никто не давал мне права вторгаться в эти частные владения). Я всякий раз жалею, что вечером принял душ, горячая вода нервирует меня и не дает заснуть. Я раздражителен и липок, если не вымылся утром. Мое самое раннее воспоминание — бухточка в Испании в обрамлении обрывистых берегов, у меня на голове белая шляпка, я не умею плавать, по словам моей матери, мне не было еще двух лет. Тиканье будильника и капанье радиатора мешают мне спать. Я лучше сплю в полной темноте. У меня сухая кожа. Будучи ипохондриком, я рад, что не знаю о существовании большинства болезней. Я пью воду. Я не пью лимонад. Я пью кока-колу. Я не пью пиво. За едой я пью красное вино, без еды — сладкое белое. Я часто вспоминаю, что что-то забыл, но что именно? Я предпочитаю начала концам. Я не пренебрегаю тем, чему меня учила мать. Я не смогу описать боль от сильного электрического разряда. Меня удивляет, что существуют поклонники Сатаны, этому имени подходит скорее осквернение, чем культ. Я безуспешно принимал прозак, празепам, миансерин, бромазепам и лоразепам. Я крал у торговцев, но не у простых людей. Я ни у кого ничего не вымогал. Я не получаю удовольствия, делая кому-то зло. Я видел, как какой-то ненормальный шел в носках посреди проезжей части бульвара Бомарше, порождая пробку, которая продвигалась с его скоростью, он был одет в белое и смотрел в небо, преследуемый разъяренным кортежем сигналящих автомобилей, он соизволил свернуть на тротуар, лишь добравшись до площади Республики. Когда я жил на улице Лежандр, я регулярно видел женщину лет шестидесяти, которую непрерывно бил нервный тик, мне было любопытно, как ей удается курить не обжигаясь. Три вещи делают бассейн мне неприятным: раздевалка, неоновые лампы и запах хлорки. У меня нет проблем с деньгами. Я откладываю на потом разбор своей почты. По жизни я не похож на психа. Я бы предпочел, чтобы вино продавалось в литровых бутылках. На одном заброшенном заводе я почувствовал смешанный запах давней пыли, отработанной смазки, старого паркета и пота. Я верю, что богатые злее бедных. «Я люблю тебя» может быть формой шантажа. Я не порываюсь восторгаться, даже если нахожусь среди восторгающихся. Я разговаривал с несколькими американскими индейцами. Я разговаривал с несколькими сотнями индийцев. Я разговаривал по меньшей мере с тысячей американцев. У меня нет тучных друзей. У меня нет друзей-анорексиков. Я не могу влиться в уже сложившуюся дружескую компанию, оставаясь всего лишь примкнувшим, я люблю приятельские компании, сложившиеся тут же и сразу. Я не знаю, чего жду от любви. Пламенные признания напоминают мне истерию. Один из моих друзей уверяет, что люди относятся к нему агрессивнее, когда он надевает красный костюм. Я рассказываю историю Иисуса следующим образом: неверная жена убеждает мужа, что понесла от Бога, этой историей она сводит с ума поверившего в нее сына, он отправляется по дорогам возвещать благую весть и за этим занятием погибает. Иногда мне приходит в голову, что все, что я знаю, содержится внутри моего мозга, я начинаю напряженно вдумываться в этот не слишком весомый кусочек плоти, но наталкиваюсь на пустоту, этот орган ничего не вызывает в представлении: мне не удается помыслить орган моего мышления. Я не глажу свои рубашки. Не думаю, что мой род клонится к смерти. Избыток света не смущает меня днем, но ночью аукается головными болями. У меня нет духовного отца. Не знаю, перед кем из художников я в долгу. Не уверен, что на меня повлиял кто-либо из писателей. Меня зовут в гости чаще, чем зову я. Я не ношу тесных брюк, они мешают писать. Я никогда не кончу читать Библию. Я не доберусь до цели в «В поисках...», добравшись до конца, я забываю начало, а когда начинаю снова, это ничего не меняет. Я восхищаюсь Дугласом Хьюблером и Эдом Рушеем. Я восхищаюсь Уокером Эвансом, Дианой Арбус, Стивеном Шором и Джоэлом Стернфелдом. Если произведение, идея которого