Автопортрет. Самоубийство - Эдуар Леве Страница 21

пришла, уже было создано, я не отступаюсь, произведение же не идея. Я неспособен читать украденную книгу. Мне нравится казенный стиль полицейских отчетов. Я чувствую себя манихейцем. Один из моих друзей относит свои попытки покончить с собой на счет того, что его били в детстве. Я потерял всякий контакт с друзьями, которые были мне дороги, не знаю почему, и вряд ли знают они. В магазине китайской фармакопеи на одной из банок мне привиделась надпись «Парики осьминогов». В час аперитива я пью чай. Я пью лапсанг-сушонг, юньнаньский пуэр, кимун, ходзитя. По утрам я выпиваю стакан апельсинового сока, ем йогурт, выпиваю пол-литра чая. Мне больше нравится название дарджилинга, чем его вкус. Я не так чувствителен к протяженности пути, если его уже знаю. Я прожил 14370 дней. Я прожил 384875 часов. Я прожил 20640000 минут. Во мне один метр восемьдесят шесть сантиметров. Мои глаза не пресытились видеть, уши — слышать. Иллюзия дежавю доставляет мне куда больше удовольствия, чем лучшее вино. Транспортные развязки предместий вызывают у меня стресс, хотя я редко сбиваюсь на них с дороги. Я горд, когда иду на рок-концерт, и немного стесняюсь, когда иду на концерт классической музыки. Продвинутая публика джазовых концертов наводит на меня скуку. Пожилые белые калифорнийские джазмены прямо противоположны мне в своем представлении о джазе. Один из моих фантазмов связан с ученицами художественной школы. Я не учился в художественной школе. Я сам научился всему, что знаю в искусстве. Я не устаю фотографировать. Я не слушаю оперы. Я предпочитаю камерную музыку симфонической. Мой любимый музыкальный инструмент — виолончель, жаль, для нее написано мало сольных партитур. Я играю на фортепиано. Возможно, придет день, когда я опробую батут. Один раз я прыгнул с парашютом, это делается быстрее, чем говорится. Меня очаровывает дымок от сигареты светлого табака, выплюнутой летом соседкой на лужайку. Я чаще фотографирую стариков, чем детей, что противоречит нормам семейных альбомов. У меня было несколько машин, но меня никогда не волновали их технические характеристики. Я покупал лишь подержанные машины. Любовь не особо ко мне благосклонна. Мне не нравится запах, испускаемый в дождливую погоду кожзаменителем автомобильных сидений. Я только раз купил новое транспортное средство: мотоцикл Kawasaki ER500. С появлением интернета я не стал писать меньше почтовых открыток. Я пишу эту книгу на компьютере, от нее не останется рукописи. У меня слишком любезный вид, чтобы нравиться злым девицам. Иногда я делаю фотографии, наперед зная, что они окажутся неудачными. Я лучше послушаю музыку в наушниках, нежели в зале. Я лучше посмотрю фильм в кинотеатре, нежели по телевизору. Я более внимателен к тексту пьесы, когда ее читаю, чем когда присутствую на спектакле. Один-единственный раз я сходил на оперу, это было лишнее, в дальнейшем я отказался от предложения щедрых друзей, которые пригласили меня на постановку «Мадам Баттерфляй» на арене в Вероне, пробормотав в ответ: «Я не люблю оперу». Я не могу читать лежа толстые книги: от них устают руки и тяжело животу. Вечером я ем слишком много. Мне чаще кажется, что я переел, чем недоел. Я никогда не жалею, что не поужинал. В машине мне больше нравится въезжать в туннель, чем из него выезжать, на мотоцикле — наоборот. Я далеко не сразу полюбил пластиковую мебель. Я не люблю привлекать внимание. Я не завладеваю беседой. Я внутренне вздыхаю, когда кто-то начинает рассказывать забавную историю. Мне не приходит в голову пойти в кинотеатр на комедию. Я не пойду на приключенческий фильм. Я не смотрю вестерны. Мне нравится идея научной фантастики, но не ее воплощение в литературе или кино. Мне было бы любопытно посмотреть научно-фантастический порнофильм. Мне было бы любопытно посмотреть пьесу Шекспира в исполнении фигуристов. Мне было бы любопытно посмотреть трагический фильм в исполнении комиков. Мне было бы любопытно посмотреть танцевальный спектакль в исполнении людей с неподходящими для танцев телами. Мне было бы любопытно посмотреть выставку картин, написанных знаменитостями, которые думают, что умеют рисовать. Я проходил мимо галереи, не зная, что она вышла из бизнеса, и с тротуара заметил инсталляцию, из-за которой мне захотелось войти внутрь: манекен, начерно обращенный в евангелиста, расточал благую весть другим манекенам, облаченным в более или менее соответствующие эпохе одежды, вокруг, неизвестно почему, находились плуг, стенные часы с кукушкой и плакат про Ямайку, только войдя внутрь, я понял, что галерею сменил мормонский центр и «инсталляция» отнюдь не представляет собой пародию. По счастью, я не знаю, чего, собственно, ожидаю от жизни. Я опасаюсь взгляда гипнотизеров, в том числе на фотографиях. Бывает, я пересекаюсь с людьми, которым приписываю гипнотические способности, тогда мне приходится прибегнуть к ритуалу, чтобы избежать порчи: зажмурить глаза и откинуть голову назад. Французские слова в устах американцев вызывают у меня смех. Бедняки не вызывают у меня страха. Мои родители не давят на меня. Картошка нагоняет на меня скуку. У одного моего американского друга есть виниловый диск под названием «Музыка, которая поможет вам бросить курить», среди прочего там фигурирует попурри из Чайковского и Шопена. У меня был проект сделать «Автопортрет с конфетой», на котором верхняя губа оттопыривалась бы прикрытыми ею сластями. Если, лежа, я смотрю на перевернутое лицо своей партнерши, ее подбородок становится чудовищным носом, а рот — ртом калеки, когда она говорит, изменившие направление движения ее губ мешают мне сосредоточиться на том, что она произносит. Я не ощущаю один и тот же запах на английской и французской лужайках. В пейзаже то, что находится на заднем плане, неспособно до меня что-либо донести. Подростком я обожал серию снимков фотографа, чье имя тогда не знал, на них Христос возвращался в образе хиппи и его забивали до смерти, годы спустя я наткнулся на фотографии Дуэйна Майклса, которые полюбил, но пришлось ждать еще какое-то время, пока не обнаружилось, что он и был автором той самой серии, озаглавленной «Христос в Нью-Йорке». За границей улица — это выставка. Списки того, что я должен сделать, слишком длинны. Когда я укладываюсь в общественном месте, в парке или на пляже, я вытягиваюсь во всю длину, раскинув руки крестом, слегка раздвинув ноги, я становлюсь похож на мертвеца или этакого свалившегося с неба Христа, бывает, что кто-то подходит узнать, все ли со мной в порядке. Все, что я пишу, правда, но какая разница? В супермаркете за границей мне постоянно приходит в голову песня Clash «Заблудившись в супермаркете». Мне труднее есть плохую пишу, чем рассматривать плохую