Борис Штейн - Донный лед Страница 22

Как ни странно, явление Фисы в образе истопника было непосредственно связано с предприимчивостью Арслана Арсланова.

Прежде Зудин держал на этом участке уборщицу Палей, которая в дневное время по ходу дела топила печи. И всегда находился хотя бы один механизатор на участке, у которого простаивала техника, чаще всего это были водители самосвалов, и этот отлученный от основного дела механизатор получал наряд на подсобные работы. Однако после получения красноумского стенда для регулировки топливной аппаратуры простои дизельных машин резко сократились и "безработных" механизаторов практически не стало. Вместе с тем крепчали холода, и Валентина Валентиновна Палей физически не могла справиться с четырьмя печками и четырьмя бойлерными системами. Механизаторы только приволакивали бульдозерами сухие хлысты и пилили их "Дружбой". На большее у них не было времени - они с утра до позднего вечера пропадали на трассе. И все чаще "зеленому мастеру" Славику самому приходилось колоть дрова и помогать Валентине Валентиновне притаскивать четырехведерные фляги с водой. Это отрывало его от трассы, а он должен был следить за правильной разработкой карьера и выверять геометрию земляного полотна. И пришел момент, когда Славик взмолился. Он приехал в поселок в воскресенье - повидаться с Людочкой, и вместе с Людочкой пришел к Зудину домой. Жена Зудина Тамара усадила молодых за стол и принялась хлопотать, как и полагается хлопотать гостеприимной хозяйке дома, а Зудин и Славик молча закурили, как и полагается солидным мужчинам.

Потом Зудин все так же молча вышел из-за стола и принес из другой комнаты пачку фотографий.

- Это вам, - сказал он. И, помолчав, пояснил: - От меня.

Это были фотографии свадьбы Славика и Людочки, и особенно удался один снимок: Славик и Людочка, оба в свадебном, оба такие юные и хрупкие, стоят у радиатора махины "Магируса", украшенного белой капроновой лентой. Хорошая была у Славика свадьба, впечатление о ней осталось теплое, даже ласковое. Тут чай подоспел, Славик совсем разомлел, и у него пропало всякое желание говорить о производственных делах. Людочка рассматривала фотографии, улыбалась чему-то своему, смущаясь каких-то своих мыслей, а Зудин подмигнул Славику:

- Ну вот, а ты боялся, что твоя кулема не приедет!

И Славик ответил на это очень наивно, но в то же время совершенно серьезно. Он сказал:

- Приехала, потому что очень меня любит!

И такая была в этом беззащитная и доверчивая правда, что Зудин испытал даже не свойственную ему неловкость за грубоватую свою реплику, а Людочка обвела всех затуманенным, каким-то заговорщицким взором, словно тайная сообщница, и радостно кивнула.

И все-таки Славик вспомнил участок и измученную ночными бдениями Валентину Валентиновну и сказал Зудину, что без истопника на участке завал.

Для Зудина это не было неожиданностью. Надо сказать, что он, как опытный строитель, прекрасно знал и понимал структуру жизни на прорабском участке. И, если быть откровенным, давно ждал, что Славик запросит истопника, и удивлялся, что он как-то еще справляется. Поэтому он сразу согласился, что истопник нужен, и обещал прислать. Спросил только:

- А как там Палей у вас поживает? Не пьет?

- Кого там пьет! - по-сибирски воскликнул Славик. - Не до этого ей. Если в вагончиках холодно, мужики, сами знаете...

Зудин, безусловно, знал.

Он сказал только:

- Ладно, в понедельник будет истопник... Или во вторник. Не позже.

Утром он пригласил в кабинет Фису, объяснил ей положение, обещал, что это на один-два месяца, не больше. Фиса согласилась.

Фиса встала, надела валенки, отогнула постель, взяла ведро и флягу и вышла из вагончика. Было морозно, но безветренно Фисе предстояло пересечь дорогу и, пройдя мимо вагона-котлопункта, спуститься к реке Холодная, к проруби. Небольшой пятачок с Фисиными вагончиками, котлопунктом, вагоном-клубом и жилыми вагончиками строительно-монтажного поезда был окружен тайгой, вековые лиственницы и ели держали на своих лапах снег, накопленный с первого снегопада. Солнце, ясное, как начищенный медный таз, плавало в чистом холодном небе, и накатанная дорога, и сугробы, и ломти снега на еловых лапах блестели, все блестело вокруг, слепя глаза и немного все-таки веселя угрюмую Фисину душу.

Флягу Фиса оставила наверху, а сама с ведром спустилась по протоптанной тропинке к проруби.

Прорубь была невелика диаметром - чуть больше ведра, черпать воду было неудобно, но Фиса приспособилась. У нее для этого имелась лопата, она ее здесь, возле проруби, и оставляла. Сначала почистила лопатой прорубь, соскребла сало со стенок, потом, встав на одно колено, поставила ведро на воду и надавила на днище. Когда оно наполнилось, не выпуская из руки дужку, поднялась с колена и осторожно вынула из проруби полное ведро. Ей предстояло поднять это ведро на горку, вылить воду во флягу, повторить эту операцию четырежды, потом принести еще одно полное ведро и, оставив его возле фляги, сбегать за Валентиной Валентиновной или попросить кого-нибудь из механизаторов, если кто-нибудь окажется не на трассе, и вдвоем дотащить это водное богатство до ближайшего вагончика.

Однако не успела Фиса выпрямиться с ведром, как раздался нарастающий рев тракторного двигателя, и старенькая "Беларусь", этот несравненный "Аполло" сварного Забелевича, приглушив обороты, застыл на краю спуска, отсвечивая старомодными фарами.

Вскоре показался и сам сварной.

Тонкие Фисины губы тронула чуть заметная улыбка. Он был славный парень, сварщик, "сварной" Юра Забелевич, дружелюбный, участливый, по-студенчески свойский.

Он выпрыгнул из кабины и уставился на Фису, уперев руки в колена, как рыбак с картины Перова. Потом, что-то сообразив, крикнул: "Берегись!" - и катанул флягу с горки, и вслед за флягой легко сбежал сам, и, бросив на лед бухту алюминиевого провода, поставил флягу на попа, откинул крышку и скомандовал:

- Заливай!

- Командует, - с удовольствием отметила Фиса, и ей отчего-то стало приятно.

Вдвоем они быстро наполнили флягу, и Забелевич плеснул из ведра на задраенную крышку и сказал:

- Запаяли.

Потом, к Фисиному ужасу, он плеснул водой на ее валенки и, увидев, как округлились ее глаза, улыбнулся:

- Суше ноги будут!

Он был долговязый и смешной в брезентовке, напяленной на ватную одежду, в серой прожженной ушанке, с покрытыми инеем обвислыми усами.

И тут Фиса совершенно определенно почувствовала душевное облегчение и подумала опять удивленно: "Парень - уже не парень, дядька - еще не дядька, но хороший человек!"

Валенки звенели как стеклянные, и Забелевич объяснил, что в обледенелых валенках можно полчаса находиться в тепле - не промокнут. Сибирская наука!

Фисе пришла в голову веселая мысль, что, оказывается, можно не только спасаться от мороза, но и распоряжаться морозом по-хозяйски, и настроение ее стало совсем хорошим, и она взялась прикручивать к фляге провод, и от этой несложной работы раскраснелась, и румянец и хорошее настроение сделали свое дело: Фиса как-то мгновенно похорошела, и Забелевич, в это же самое мгновение взглянув на нее внимательно, словно что-то в ней заметил, и Фиса этот его взгляд перехватила, и может быть, от этого румянец ее стал даже немного погуще. Во всяком случае она весело доложила:

- Готово дело!

Они волоком затащили на горку запаянную льдом флягу, Забелевич привязал конец провода к буксирному крюку, забравшись на трактор, подвинулся на узком сиденье, освобождая Фисе место:

- Давай!

Фиса, недолго думая, вскарабкалась, грохая пустым ведром, в пронизанную морозом фанерную кабину, едва втиснулась между боковой стенкой и Забелевичем и утвердила пустое ведро на коленях.

Тут на худощавом закопченном лице Забелевича блеснула неожиданная озорная улыбка. Он нажал сцепление, включил скорость и прокричал, перекрывая треск двигателя:

- Пять, четыре, три, два, один!

- Старт! - крикнула Фиса, включаясь в игру, и трактор побежал резво и весело, отталкиваясь от неровной дороги большими задними колесами.

Забелевич кричал: "Третья космическая!" Фиса тоже кричала какие-то смешные глупости, держась за Забелевичеву спину, а сзади, перекатываясь с боку на бок, послушно скользила полная фляга. Минут пять какого-то странного, безудержного веселья, и вот уже вагончики. "Мягкая посадка!" крикнул Забелевич, и они соскочили с трактора. Забелевич отвязал флягу и, отстранив Фису, сам втащил ее в вагончик. Потом, достав из-под своей койки связку электродов, сказал неловко:

- Ну, так...

И уехал.

А Фиса вышла на улицу безо всякой надобности и постояла, глядя вслед неутомимому "Аполло".

- Эй, девка, че-т ты неспроста загляделась... Будут дети!

Валентина Валентиновна Палей, сонно кутаясь в ватный бушлат, хрипло смеялась, поблескивая помолодевшими от трезвой жизни глазами.

Фиса поежилась. Она вдруг почувствовала, какая на дворе безжалостная стужа!