Дмитрий Красавин - Микеланджело из Мологи Страница 24

- И даже мою аполитичную "Купальщицу"?

- На нее они вообще не могли смотреть без смущения, и, посовещавшись с ткачихой, чиновник из Наркомата посоветовал прикрыть "срамное место" купальщицы камышами, а над обрывом трактор подрисовать, чтоб было ясно, кто купается. И название тот тип подсказал новое: "Мадонна-трактористка".

- Абсурд какой-то.

- А то, что Вашу еще дореволюционную картину "Иловна. Усадьба графа Мусина-Пушкина" они посоветовали переименовать так, чтобы слов "усадьба" и "граф" не было в названии, разве не абсурд? Вместо "кисейных барышень" на берегу реки, надо, говорят, нарисовать девчат-пионервожатых или отдыхающих колхозниц. А чтобы было совсем ясно, что все это не графское, а наше советское, над главным порталом повесить какой-нибудь хороший плакат, типа: "Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство!" Люди должны радоваться красоте сегодняшнего дня, а не умиляться дореволюционным бытом графьев.

- Это уже кощунство! Это... - начал было возмущаться Летягин, но тут же, учитывая дефицит времени, удержался от дальнейших комментариев и поинтересовался: - А как остальные картины?

- С остальными еще сложнее. Все церкви и монастыри рекомендовано замалевать краской, так как они, навевая ненаучные размышления о Боге, оскорбляют атеистические взгляды советских людей. Эскизы Поцелуева на исторические темы: "Посещение императором Павлом Первым Мологи"31)" и "Отдых княгини Ольги" 32) забракованы по причине их якобы монархического содержания. Его знаменитое полотно "Изгнание холопов"33) названо контрреволюционным, а "Мологская ярмарка" 34) - восхваляющим мелкособственнические инстинкты. Короче, после ухода комиссии я лично разрезал на кусочки и выбросил в мусорный ящик свои соцреалистические "шедевры", позвонил Блинову, сказал то, что о нем думаю, и заявил, что больше Анатолия Сутырина как художника не существует. Старик Рубинштейн и Паша Деволантов пытались меня успокоить, я им наговорил массу гадостей, вырвался и убежал на улицу. Долго бродил по Москве, а ночью, при попытке проникнуть внутрь Кремля, чтобы встретиться с товарищем Сталиным, меня арестовала кремлевская охрана.

- Это ты зря, так резко, - рассудительно заметил Летягин, - люди по записи к Сталину попасть не могут, а ты на ура, как кавалерист.

Старые друзья немного помолчали.

Несмотря на позднее время, на реке было еще светло. По правому обрывистому берегу Волги тянулись к небу высокие корабельные сосны. В одном месте берег подмыло во время весеннего паводка, и два дерева-великана упали в воду, склонив вершины по направлению к фарватеру. Чуть ниже их по течению вышел к реке встретить пароход лось.

Проводив взглядом сохатого, Анатолий продолжил дальше рассказывать о своих мытарствах:

- Месяц почти меня в кутузке35) держали, выясняли - кто такой. Блинов лиса, на второй день уже нашел, стал требовать, чтобы я у него прощения просил, тогда мол, выпустят. Я заявил, что выставка мологских художников цель моей жизни, а так как цель стала недостижимой, то мне все равно, где без цели умирать. Он думал, я шучу. Потом видит - серьезно. Что-то кому-то сказал, меня отпустили, он сам у меня прощения попросил и взялся без всяких проволочек тут же организовывать выставку. Но тут выяснилось, что я уничтожил и "стахановца", и "пограничников", и "Конституцию". Он раскричался, сказал, что я варвар, сам себе жизнь порчу, и в конце концов направил меня с делегацией деятелей культуры на строительство Рыбинской ГЭС вдохновляться тем, как человеческий гений намеревается укротить полноводную Волгу. Я должен привезти из поездки серию набросков, мы с ним вместе определим композицию будущего большого полотна, я начну рисовать, а он займется вопросами организации выставки с условием, что к моменту ее открытия моя картина будет готова.

- И ты снова веришь ему?

- Ну он же большой начальник, коммунист. Любит искусство. Мои картины считает гениальными. Вызволил меня из кутузки. Если бы я был более выдержанным, рассудительным, каким и подобает быть настоящему мужчине, если бы я не порвал своих злосчастных стахановцев с Конституцией, то сегодня Сталин, возможно, уже смотрел бы на наши картины. Леонид Дормидонтович говорил, что на май месяц и помещение для выставки было уже зарезервировано...

Друзья снова помолчали. Можно не верить чекисту, но другого выхода у них просто нет. Пароход подходил к пристани ""асильевское". Анатолию вместе с другими членами делегации надлежало выходить, чтобы, заночевав в местной гостинице "Волгостроя", с утра отправиться на знакомство с ходом строительства Рыбинской ГЭС на реке Шексне. Летягин, как человек посторонний, не имеющий соответствующего пропуска для посещения секретных объектов, вынужден был снова расстаться со своим молодым другом и в поисках ночлега ехать до следующей пристани, расположенной на правом берегу возле здания Рыбинской хлебной биржи.

Примечания.

31. Император Павел Первый посетил Мологу в июне 1798 года при возвращении из Казани в Петербург. Через Волгу императора доставил в город специальный катер с четырнадцатью гребцами. Свита сопровождала Павла Первого на двух паромах, двух лодках и барже. На карандашном эскизе Михаила Поцелуева был запечатлен момент встречи императора дворянами города во главе с городничим Глебовым у Мологской заставы.

32. В Мологе ходила легенда о том, что в мологских лесах любила забавляться охотой княгиня Ольга и однажды, в версте от города, отдыхала на огромном камне-валуне, который с тех пор называли "Ольгин камень".

33. В основе сюжета картины "Изгнание холопов" лежит легенда. Однажды новгородские воины отправились попытать военной удачи к вратам Царьграда. Удачен или нет был тот поход, история умалчивает, а только вернулись они домой лишь через семь лет. К тому времени их жены вышли замуж за рабов, которые встретили своих господ возле стен Новгорода с мечами и копьями. Но господа, бросив на землю щиты и оружие, пошли на холопов с плетками, и холопы в страхе бежали от разгневанных их коварством хозяев. Позднее опальные холопы поселились на берегу Мологи в тридцати верстах выше устья реки и основали там так называемый Холопий городок.

34. Мологская ярмарка с конца ХIV века была самой известной на Руси и славилась далеко за ее пределами. Существует версия, что основал ее мологский князь Михаил по совету своего друга, князя московского Ивана Калиты. На ярмарке встречались товары со всех концов света. Бархат, шелк, восточные пряности обменивались на местный товар - меха, лен, деготь... Первоначально ярмарка располагалась в районе Холопьего городка, позднее была перенесена ближе к стенам Мологи на пойменный Боронишинский луг. Однако, ввиду появления на Волге многочисленных мелей, что создавало опасности для купеческих судов, в XVI веке ее снова перенесли - на этот раз в Рыбную Слободу, а позднее в Макарьев и Нижний Новгород.

Глава тринадцатая

Новое место работы Юрки Зайцева, лагпункт номер три Волглага НКВД СССР, с точки зрения обывателя, было гораздо хуже прежнего. Вместо просторной кулацкой избы в Юршино - обнесенный колючей проволокой барак. Вместо родительского дома в Мологе - тесная комната в общежитии. Добротную домашнюю пищу вытеснили сухие пайки и казенные каши. Книги небольшой, подобранной в соответствии со вкусами хозяина домашней библиотеки заменили подшивки газет в красном уголке. Но для молодого чекиста все эти минусы с лихвой окупались пришедшим к нему осознанием собственной важности и нужности для такого же, как он, молодого Советского государства. Отныне он не чувствовал себя бесконечно малой величиной в масштабах великой империи, он стал ее значимой единицей, ибо обладал теперь реальной властью над тысячами, десятками тысяч людей.

Тогда осенью 1936 года, убив Сосулю, отчима, а затем земляков-мологжан, он одновременно убил полуинтеллигентного, нерешительного, мягкотелого юношу - насквозь прогнившую половинку самого себя. Убил, чтобы освободить дорогу для рвущегося из глубин души настоящего мужчины, человека-властелина, призванного дулом нагана, росчерком пера, взглядом, небрежным жестом руки повелевать массами, объединять разрозненные человеческие судьбы в одну общую судьбу, судьбу строителей нового общества.

Жалел ли он хоть об одном из четырех совершенных им убийств? Пожалуй, нет. Так сложились обстоятельства. Он стоял перед выбором - погибнуть самому или убить других. С точки зрения государственных интересов, его жизнь, жизнь умного, преданного, молодого, сильного человека была нужнее, чем вместе взятые жизни юродивой старухи, озабоченных личными проблемами мологжан и постоянно зализывающего в больницах многочисленные раны пожилого чекиста. Поэтому они должны были погибнуть, а он остаться жить.

И они погибли. Перешли предел индивидуального, раздельного пространственно-временного существования. Ступили под темные своды торжественной залы, где нет ни правых, ни виноватых. Погибли. Но не исчезли в черноте абсолютного небытия, потому что своей гибелью способствовали рождению нового Юрки Зайцева, значит, в конечном итоге, погибли во благо вечноживого Советского государства. Смерть наполнила смыслом их жизни. Более того, в качестве откупа убитому отчиму, он, Юрка Зайцев, сделал так, чтобы имя Семена Аркадьевича Конотопа осталось красными буквами вписанным в историю родного края. Некролог за подписью друзей-наркомвнутдельцев был опубликован аж в "Северном рабочем"! В газете "Колхозное междуречье" напечатали большую, во весь разворот, статью о боевом пути славного чекиста. И, наконец, неделю назад пришло известие, что одному из колхозов Мологского района, к созданию которого наган отчима имел самое непосредственное отношение, дано название "Конотопский". Как бы Юрка хотел, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь также позаботился о его, Юркиной, посмертной славе!